Сэндтон.com

26 мая 2013 года. Чувство беспокойства и тревоги уже давно сопровождалось для Джона Донована физической болью. Самой настоящей болью в желудке. Он и его мать обошли кучу клиник, он проглотил, наверное, килограмм таблеток и литр гадких суспензий, но это не помогало. Врачи говорили, что дело в диете, что нужно ограничить себя во всем остром, жирном, слишком соленом, напичканном химикатами и, вообще, питаться только легкими супами из свежесобранных овощей, выращенных на экологически чистой ферме где-нибудь в горах. Их семье пришлось тратить немалые деньги на поддержание необходимого рациона, но ничего не помогало. Сам Джон, так и не уловив какой-либо, хотя бы чуть заметной, зависимости между периодами его боли и соблюдением диеты, потерял всякую надежду и мотивацию. В особо паршивые дни он после школы заходил в какой-нибудь захудалый фастфуд-кафе и объедался жареной картошкой и бургером с газировкой. Да, ему говорили, что для эффекта нужно было соблюдать диету годами, но он этому больше не верил. А поэтому, вместо того, чтобы ждать маловероятного иллюзорного выздоровления, ограничивая себя в простых радостях вроде пиццы за просмотром фильма или вот такого вредного, но чертовски вкусного обеда, он выбирал то, что было здесь, у него в руках. И боль вовсе не приходила к нему после таких срывов, если только он не слишком злился на себя за то, что свел все усилия своей матери на нет, позволив себе съесть эту гадость. Чаще всего он чувствовал облегчение, и боли не было. Только когда ему исполнилось пятнадцать, одна из врачей неуверенно, видимо, уже отчаявшись найти объяснение, и ощущая себя неловко перед Синтией Донован за то, что не могла найти причины болям ее сына, предположила, что дело в стрессе. Она посоветовала ему перестать нервничать, почаще отдыхать, а родителям не ссориться при нем и проводить с ним время за семейными прогулками и активным отдыхом. Как ни странно, этот сомнительный совет работал лучше всех. Работал, пока все не пошло к черту после того, как выяснилось, что отец Джона уже несколько лет изменял его матери. С того самого дня боль не отпускала его ни на один день. Она была тупой и угнетающей, но такой привычной, что он уже перестал кому-либо жаловаться и даже не думал пропускать из-за нее занятия, потому что если он оставался дома и сосредотачивался на своих страданиях, бывало только хуже. Школа прекрасно отвлекала его, помогая забыть о боли на время, но определенный момент он все равно снова ловил себя на мысли, что чуть ниже солнечного сплетения что-то давит и тянет. Парень лишь изредка признавался матери, что все еще болен, и при этом врал, что это проявляется достаточно редко. Через некоторое время после развода Клеменса и Синтии Донован, Джону вместе с матерью пришлось переехать в другой город, где у нее была возможность работать по специальности спустя пять лет, в течение которых она по настоянию родителей была домохозяйкой. Таким образом, кроме распада семьи, парню на голову свалился еще и переезд с полной сменой обстановки и общества. Может быть, если бы они с не распавшейся семьей просто решили переехать в этот захудалый город, он и смог бы найти друзей и влиться в здешнее общество, но удрученное состояние и апатия привели его к тому, что он казался ребятам хмурым и высокомерным. Даже изначальный интерес к нему, как к новенькому и как приехавшему из большого города, не помог завести знакомства. Период ажиотажа, в течение которого люди добавляли его в список друзей в Сети и задавали глупые вопросы на переменах, прошел достаточно быстро, а по его окончании Джон Донован остался наедине с болью, тоской, намного меньшей чем раньше комнатой, обклеенной цветочными обоями, детективами, спасающими от удручающей реальности, и групповым проектом, который было не с кем выполнять. Если бы в момент, когда Джон в первый раз подходил к жутковатому дому, ища который он чуть было не отчаялся, когда решил, что проселочная дорога, состоящая из двух полос голой земли, приведет не к чьему жилищу, а скорее к какой-нибудь будке охотника, который палит из ружья по всем, кто приближается к нему, его бы спросили, считает ли он, что, решив сделать проект с Коннором, он опускается ниже своего социального уровня, он бы дал положительный ответ. Разумеется, если бы не предпочел соврать. В то же время, на вопрос о том, жалел ли он, что решил объединиться с ним для проекта, он бы ответил отрицательно. Предыдущим вечером Джон, ужиная вместе с матерью, услышал от нее очень странные истории про Коннора, но они вовсе не напугали его. Может, если бы он услышал эти истории до вчерашнего визита в дом Фридманов, рассказ о сборе животного дерьма и насторожил бы его, но теперь это заставило его лишь еще больше заинтересоваться странным блондином. Поэтому, когда утром этого дня он поднялся с застеленной постели в одежде, окруженный книгами, журналами и с ноутбуком у ног, он был полон энтузиазма и энергии, уже имея в голове пару идей для проекта. За завтраком ему снова пришлось выслушать предостережения по поводу напарника по проекту от матери, а когда он выходил из дома – выдержать беспокойный и тревожный ее взгляд, но это не убавило его решительности. Шагая по мокрому от дождя тротуару в очередной пасмурный день в этом унылом городе, он поймал себя на мысли, что не чувствовал боли в животе со вчерашнего дня. Отбросив мысль об этом, он снова стал обдумывать проект, пытаясь представить, как отреагировал бы Коннор на его задумки. Чуть не пройдя нужную остановку, он вовремя опомнился, когда хлопок автоматических дверей автобуса привлек его внимание. В общественном транспорте города Сэндтон было еще более тоскливо, чем на его улицах. По какой-то причине каждый раз, когда Джон решал им воспользоваться, восемьдесят процентов пассажиров составляли угрюмые старушки и не менее угрюмые пожилые женщины, которых старушками назвать еще нельзя было. Но в этот раз они вовсе его не беспокоили. Он прошел в самый конец автобуса, пытаясь не задеть чьи-либо конечности или трости для ходьбы и присел на свободное сиденье, когда заметил знакомое лицо прямо напротив него. Это светлое лицо с небольшими глазами и пухлыми губами обрамляли светлые волнистые волосы, которые, насколько помнил Джон, обычно было собраны на затылке. На девушке была явно большая ей в плечах клетчатая куртка и широкие светлые джинсы. Не зная, помнила ли она его, Джон не осмелился поздороваться и отвел взгляд в сторону, когда услышал низковатый для школьницы голос: - Ты ведь новенький из школы, - это прозвучало больше как утверждение, чем как вопрос. - Да, Джон, - произнес он, подняв взгляд к ее лицу, так быстро, словно только и ждал, когда она что-то скажет. – А ты Розалинда. Роуз ответила лишь едва заметным движением бровей. - Ты делаешь с кем-то проект? – спросил он, прежде чем осознать, что вопрос был глупым. – По истории, - вынужденно добавил он. - Делаю, - она снова нахмурила брови, и Донован почувствовал себя полным идиотом. - С Мелиндой? - Да, с ней и с Кэрол, - произнесла она со вздохом, словно пытаясь показать, что не рада этому разговору. - На какую тему? – Джон надеялся, что, получив ответ, сможет сказать хоть что-то умное и реабилитировать себя в ее глазах. - О рабстве, - коротко ответила она и перевела взгляд на окно. "О рабстве? Слишком общая тема. Что я могу сказать? "Рабство - это хреново"? Или "Эй, интересный факт, фактически рабство было отменено только в прошлом году, потому что в Миссисипи забыли ратифицировать тринадцатую оговорку"?" - А я вот еду делать проект с Коннором, - проговорил наконец он, и внимание Роуз сразу же вернулось к нему. - Серьезно, с Фридманом? - Да, я думаю, получится неплохо, - нарочито скромно заметил он и улыбнулся. - Это очень... - неуверенно произнесла Розалинда. - Ты молодец, что делаешь проект с ним. - «Молодец»? – переспросил он, непонимающе прищурив глаза. – Почему? - Ну, другой бы… - автобус остановился, и девушка снова отвлеклась, выглядывая в окно. - Другой бы… посчитал, что слишком крут для этого. Мне пора, это моя остановка, - она протараторила последние слова и выскочила из автобуса, не позволив Доновану хоть что-то сказать в ответ. Путь от ближайшей остановки через лес до дома Фридманов на этот раз показался Джону не таким уж длинным и пугающим. В прошлый раз ему казалось, что ситуация напоминала начало классического триллера про глупых студентов, решивших посетить хижину в лесу, теперь же она лишь казалась одним из эпизодов типичного сериала о школьниках. За время поездки на автобусе тучи, нависшие над городом, слегка рассеялись, и когда парень шагал среди деревьев по обеим сторонам от него, солнце даже совершило попытку пробиться лучами к земле, но в результате Джон лишь в течение половины минуты мог разглядеть слабую расплывчатую тень, бегущую перед ним по дороге. Да, дом все еще выглядел мрачно, но в сериале о школьниках ведь обязательно есть странный парень, верно? А где должен жить странный парень? В странном доме. Снова оказавшись на деревянном пороге, Джон решительно постучал в дверь и стал ожидать реакции, оглядываясь вокруг и рассматривая то, что, должно быть, можно было назвать двором этого дома, хотя никакого забора, его огораживающего, здесь не было. Те две узкие полоски голой земли, по которым парень проследовал пешком от трассы, вели прямо к двери гаража, железной и окрашенной зеленой, чуть облупившейся краской. Очевидно, она не открывалась автоматически, как большинство современных дверей гаражей, на ней был огромный железный засов с петлей, на которую можно было повесить замок, наверняка такой же гигантский и железный, как и сам засов. Джон мог даже рассмотреть гладкие блестящие полосы, которые стер этот замок на поверхности двери под петлей. Большой старинный вяз рос на расстоянии не больше трех метров от дома, касаясь своими широкими ветвями крыши дома. К одной из этих толстых изогнутых ветвей были прикреплены потертые, но крепкие на вид веревки, держащие небольшое сиденье – пыльное и с сухими листьями и птичьими экскрементами на поверхности. Судя по всему, давно уже никто не раскачивался на этих качелях. Перед глазами Донована предстал образ Коннора лет на десять младше, с детской припухлостью на лице, сжимающего маленькими пухлыми руками еще не такие ободранные веревки, смотрящего на свои ботинки, летающие в воздухе на размытом от движения фоне. Были ли его глаза такими же грустными в то время? Был ли он так отстранен и замкнут?.. Звук открывающейся двери отвлек Джона. - О, здравствуй, - поприветствовал он Коннора. - Проходи, - бросил тот, поворачиваясь к гостю спиной и уходя вглубь дома. Джон поспешил за ним, аккуратно прикрыв за собой дверь. Зайдя с улицы, он сразу заметил слегка затхлый запах, который бывает на чердаках, куда почти никто не заходит. В доме было темно, слабый свет падал лишь сквозь плотные шторы, очерчивая силуэты громоздкой мебели. В комнате слева от входа он рассмотрел большой диван, накрытый пестрым пледом, и торшер неподалеку от него, гостиная - решил Джон; с правой стороны в дверном проеме виднелся лишь угол светлого настенного шкафа. Хранились ли там книги, посуда, рабочие инструменты или те высушенные фекалии лесных животных, о которых рассказывала ему этим утром мать, оставалось только предполагать. – В моей комнате ничего не трогай и не задавай лишних вопросов по поводу ее содержимого, - словно читая инструкцию по сборке шкафа, говорил Фридман, затем чуть повернул голову вбок, словно не осмеливаясь обернуться полностью и посмотреть на собеседника, и добавил: - Пожалуйста. - Эм-м, договорились, - неуверенно произнес Джон, уже следуя за Коннором по лестнице на второй этаж. Он осмотрел обои по левой стороне от себя – выцветшие в едва заметную полоску. «Дом выглядит так, будто они въехали сюда после того, как предыдущая девяностолетняя хозяйка умерла, и ничего не стали менять. Именно так», - подумал Джон. Уже в течение, наверное, пятнадцати минут Джон молча сидел за компьютером, с бешеной скоростью молотя по клавиатуре, в то время, как Коннор по плану должен был копаться в огромной старой книге об истории США. Они провели за работой уже не менее двух часов, и Джон успел привыкнуть к обстановке, хотя все еще порой засматривался на засушенных жуков за стеклом, расположенных на полках по бокам от экрана компьютера. Только войдя в комнату, он сначала почувствовал себя в лаборатории сумасшедшего ученого из мультфильма, затем понял, что это больше похоже на заброшенную школу искусств, хоть и немного странноватую. В дальнем углу были нагромождены вещи, накрытые простыней, и Джон подумал, что скорее всего сделал это Коннор перед его визитом. Все стены были обклеены рисунками – с красивыми пейзажами, реалистичными и детализированными монстрами, человеческими частями тела в продольном разрезе, изображениями мышечной системы человека и некоторых животных, футуристичными городами. Рабочий стол его компьютера был почти пустым, с уже заранее созданной на нем папке для файлов по проекту. В браузере, которым велел ему пользоваться Коннор, не было ни одной закладки, не связанной с проектом, и старые запросы не выскакивали в строке поисковика, когда Донован начинал набирать фразу. Парень сосредоточенно смотрел в экран, ловко передвигая мышку и крутя указательным пальцем маленькое колесо в ней, делал пометки в своем блокноте. В один момент, когда его взгляд был прикован к собственным записям, периферийное зрение уловило движение на экране. Подняв глаза, он обнаружил всплывшее окно чата с логотипом “Sandton” в заголовке. Не то, чтобы Джон специально сделал это, но, бросив взгляд на экран, он прочел сообщение от кого-то, названного «Дж. Фридман»: «ты здесь?». Парень мог бы увидеть и предыдущие сообщения, но отвел взгляд, почувствовав стыд и… страх? Да, возможно, он боялся, что это могло вывести Коннора из себя. Он вторгся в его жизнь и без разрешения прочел его сообщение, его личное сообщение. Но что он мог поделать? Это была вовсе не его вина. Желудок неприятно кольнуло. - Коннор? – обратился он, и тот моментально обернулся, посмотрев на Джона. – Тут тебе… сообщение пришло. До того хмурый, но спокойный взгляд Коннора перерос сначала в растерянный, затем в жесткий и сердитый. Он поднялся из-за стола, за которым сидел, и рванул к компьютеру так быстро, что Джон едва успел отъехать на кресле в сторону, чтобы не быть сбитым. Фридман подскочил к компьютерному столу и закрыл всплывшее окно, предварительно сделав пару кликов в меню "Настройки". Когда он разогнулся и посмотрел на Джона, его желудок сжался и снова причинил ему боль. Взгляд Коннора был испуганным, но страх этот был не слепым, а осознанным, как страх в глазах оленя, учуявшего подозрительный запах, принесенный порывом ветра. Его взгляд исследовал лицо Джона, перебегал от одного глаза к другому, затем к его сжатому в узкую полосу рту, к рукам, ухватившимся за ручки кресла, к его двинувшемуся кадыку, когда он нервно сглотнул скопившуюся слюну. - Коннор, слушай, я не хотел читать. Да я ничего и не прочел, только фразу «ты здесь», ничего больше, - проговорил он спокойно и убедительно. После его слов ничего не менялось еще минуту: Коннор молча смотрел на него, словно пытаясь найти что-то в его лице. - Я сам виноват, - проговорил он, наконец, ровным голосом, смягчив взгляд. - Я вышел из сети. Больше сообщения тебя не побеспокоят. Развернувшись, он снова уселся за свою парту. Джон пододвинул кресло к столу и продолжил работу, но теперь часто ловя себя на раздумьях о только что произошедшем. Единственным Дж. Фридманом, которого знал Джон, был Джесси Фридман. «Этот худой хипстер, приложение к Перри», - вспомнил он. - «Черт, у них одна фамилия, значит, они родственники? Почему я этого раньше не заметил? Я как-то не видел родственных отношений между ними, да и на вид они не очень похожи. Надо расспросить кого-то. Джей Фридман… Это может быть и женщина. Джессика, Джулия…» - Я думаю, нам пора объединить все, что мы накопали. Ты готов? – услышал он и был вынужден прервать свои рассуждения. - Да, секундочку, - он пару раз кликнул мышкой, сохранив документ и повернулся к напарнику. - Эй, - обратился Джон к Коннору, когда тот провожал его к двери спустя полтора часа. - Встретимся завтра, так? Коннор шел чуть спереди и говорил, не поворачивая головы. - Думаю, да, - ответил он. - Сроки поджимают. - Сразу после уроков, может? – предложил брюнет, смотря на его светловолосой затылок. – Можно зайти куда-нибудь, поесть сначала. Пауза, последовавшая за его словами, продлилась так долго, что он уже подумал повторить свой вопрос, когда Коннор чуть обернул голову и заговорил: - Я предпочитаю есть дома, - это прозвучало твердо и безоговорочно. - Ладно, я потерплю, - смущенно ответил Джон. – Так значит, после уроков, верно? - Да, - снова Доновану пришлось переждать паузу, прежде чем получить ответ. К этому времени они уже оказались у выхода, и Коннор открыл входную дверь. - Ну, увидимся в школе? – то, что парень хотел произнести как утверждение, прозвучало как-то вопросительно, что смутило и его самого, и Коннора, который нахмурил брови и даже глянул ему в глаза, видимо, пытаясь понять, был ли это вопрос. Джон стоял уже на пороге, освещаемый вышедшим из-за туч солнцем, а Фридман оставался в тени, словно вампир, стоя прямо за линией света, упавшей на деревянный пол прихожей. - Увидимся, - ответил он и со скрипом закрыл дверь. Освещенный синеватым светом экрана компьютера Джон потер уставшие глаза, приподняв большие очки. Белки его уже чуть покраснели, и время от времени глаза пронзала неприятная боль от разрывающихся мелких капилляров. Посветив экраном телефона, она осмотрел захламленный стол и нашел маленький флакон с глазными каплями, снял очки и привычным движением, оттянув верхнее веко сначала одного глаза, затем другого, смочил колющим соленым раствором сухие глазные яблоки. Недолго посидев, закинув назад голову, он снова надел очки и глянул на экран. Социальная сеть "Сэндтон" стала выглядеть чуть лучше и приятнее глазу с того момента, когда Донован в ней зарегистрировался. Цвет с гадкого болотного сменился на светло-бежевый с пастельно-голубыми акцентами. Появился раздел "Веселая статистика", надоедливая реклама и рубрика "Лучший комментарий", где публиковалось остроумное или мудрое с точки зрения администрации сайта высказывание кого-то из пользователей. Сейчас там висела фраза: "Строить в нашем городе торговый центр все равно что посадить тигра в клетку с муравьями и надеяться, что он сможет ими прокормиться" и подпись: "Стэн Фаррелл". Вернувшись к мысли, с которой садился за компьютер, Джон ввел слова в поисковую строку. По запросу «Фридман» выдавало девять результатов. На букву «джей» начинались имена трех людей: Джесси Фридмана, Дженны Фридман и Джордана Фридман. Списки друзей на этом сайте были недоступны, если только ты сам не был в их числе, поэтому он не мог знать, кто из этих людей был сетевым другом Коннора, и был ли вообще кто-либо. «Я мог бы попробовать добавить в друзья Джесси, - рассуждал Джон. – Но нет, я не хочу, чтобы этот недоумок возомнил, что я жажду его общества. Зато я могу добавить… какой я идиот». Снова открыв страницу поиска, он ввел фамилию «Фридман», но на этот раз искал Коннора. Такой страницы не существовало. Он стер запрос и ввел новый: «Коннор». Три результата. Он открыл каждую страницу по очереди, пытаясь понять, мог ли бы это быть его напарник под чужой фамилией. «Тридцать семь лет. Орфографическая ошибка, еще одна. Участник чата «Бар Корнерстоун». Вряд ли. Пятнадцать лет. Не то, - Джон сосредоточенно смотрел на экран. – Семнадцать лет? Интересно. Коннор Этуэлл. В сети. Статус: «Не иди туда, куда я не смогу за тобой последовать». Фраза из "Властелина колец". Эм-м, предположим, что это возможно. Открытые чаты, в которых принимает участие: «Баскетбольная команда старшей школы Шейдфилд», «Оболтусы», «Все, кроме Хидди». Джон остановился и открыл «Оболтусов». Вы присоединились к открытому чату «Оболтусы» История показана не была, зато стали появляться новые сообщения. Он стал следить за перепиской, но мало что понимал. Сообщений от Коннора Этуэлла не появлялось. «Кто-нибудь отсюда будет тридцать первого у Мартинса?» - написал некий С. Дж. Минтон. Несколько людей ответили, прежде чем Джон увидел знакомое имя. «Я иду», - появилось сообщение от М. Стэнли. Джон нажал на ссылку с именем и попал на страницу Мелинды. Не успев осознать, что он отвлекался от первоначальной цели, парень стал просматривать список ее чатов, надеясь найти среди них тот, в котором участвовала Роуз. Затем он просто открыл все чаты в разных вкладках и стал переключаться между ними с сумасшедшей скоростью, сканируя взглядом появившиеся сообщения, надеясь заметить знакомое имя. Вновь и вновь приходящие сообщения провоцировали гадкий звук звонка на ресепшене отеля, и Джон отключил колонки. «Какого черта я делаю? Я знаю, где найти ее на Фейсбуке. Но здесь я могу прочесть ее переписки в реальном времени, - парень остановился и прижал руки к глазам, которые продолжали болеть, затем почувствовал нарастающую боль в области живота. – Нет, я искал Коннора. Зачем? Чтобы понять, с кем он переписывается. Зачем? Затем, что мне это интересно. Почему? – он покачал головой. – Понятия не имею». Включив настольную лампу, он оставил одну из рук на глазах, чтобы свет не ударил по ним слишком резко. Через минуту он убрал руку, но оставил глаза прищуренными и лишь затем раскрыл их. Было неприятно снова открывать их, потому что, когда они были закрыты и в темноте, Джон чувствовал приятную боль. Теперь боль стала гадкой. Он снова покопался на захламленном столе, затем открыл верхний ящик с одной стороны, с другой, и нашел, наконец, упаковку обезболивающего. Ему нельзя было использовать ее слишком часто, но в этот день он чувствовал, что заслужил вечер без страданий. Положив ее на язык, парень отправился в ванную, пока оболочка не успела раствориться, и, наклонившись над раковиной, глотнул воды прямо из-под крана. Таблетка проскользнула в горло, но застряла на полпути. Парень снова сделал глоток. Неприятный комок исчез, и Джон вышел из ванной, выключив за собой свет, по дороге сбросил с себя домашнюю одежду, убрал вещи с кровати и улегся под одеяло, предварительно положив очки на тумбочку. Глаза щипало, таблетка еще не прекратила боль в желудке, но через несколько минут ему удалось провалиться в беспокойный сон. 27 мая 2013 года. Яркие лучи пробились в класс через большие окна, и Джон сразу же почувствовал, как начала нагреваться левая часть его лица. Учитель говорил монотонно, медленно ходя по классу вдоль черной доски, которую Донован, живя в Чикаго, считал давно забытым пережитком прошлого. Парень закрыл глаза и теперь видел только бесконечный коралловый цвет, что напомнило ему тот день, лет десять назад, когда он, его отец и мать отправились на пикник в парк, и как он лежал головой на мягких бедрах матери, покрытых тканью ее цветочного платья. Тогда он впервые заметил этот цвет, когда блаженно закрыл глаза, и спросил отца, почему все стало красным. Джон вспомнил, как отец, Клеменс Донован, посмеялся и ответил: "Такого цвета ты изнутри, приятель". Волосы его матери, в то время длинные, волнистые, пушистые, развеивались легким ветром перед его лицом, он чувствовал их запах - яблочный. Они блестели и переливались на свету на фоне ярко-голубого безоблачного неба. В тот день Синтия Донован была в пестром платье, округлых солнцезащитных очках и в широкополой шляпе. Джон помнил, и как ее бледное лицо словно светилось на солнце, и как она, улыбаясь, поглаживала его запутанные волосы и говорила: "Иди поиграй с другими детьми, Джонни, не нужно сидеть все время с нами", - ее голос звучал так ласково, и ему тогда показалось, что она не имела в виду то, что говорила, что на самом деле она как раз хотела, чтобы он пробыл с ней и его отцом весь день. Он вспомнил, как они с Клеменсом перебрасывались мячом, и как его отец, смеясь, подхватил его подмышки и притащил к месту, где они обосновались, когда Синтия позвала их есть. Это было так давно и было настолько другим, что Джону казалось, будто это произошло в прошлой жизни или, может, где-нибудь в другой Вселенной, а он увидел это всего лишь во сне. В животе кольнуло, и Джон открыл глаза. Солнце еще не ушло за тучи, и он понял, что теперь тепло от него становилось немного чрезмерным, обжигающим. - Может, прикроем жалюзи? - предложила сидящая прямо перед ним Роуз. Он посмотрел на ее затылок - с большим небрежным пучком волос, которые блестели так же ярко, как волосы его матери в тот день. "Могу поспорить, они такие же пушистые и ароматные, если их распустить", - подумал он, когда кто-то потянул за веревочку, и от света остались только полоски. Одна из этих полосок падала слева на лицо Роуз, окрашивая ее ухо в коралловый цвет, поэтому она, недовольно вздохнув, подвинула стул чуть в сторону так, чтобы оказаться в тени. Сквозь поток мыслей в голову Джона пробился звон, сначала он звучал где-то далеко на фоне, но когда девушка, сидящая перед ним, встала из-за парты и стала собирать вещи в рюкзак, стал очевидным. - Я тебя и не заметила, - парень поднял глаза и наткнулся на взгляд карих глаз. - Привет, Джон. За время, пока он осознал произошедшее и открыл рот, чтобы ответить, Розалинда уже отвернулась и шагала к выходу, забросив сумку на одно плечо. - Привет, Роуз... - тихо проговорил он и сразу же услышал сдавленный смешок. Обернувшись, он обнаружил незнакомую ему девушку с редкими волосами, убранными за уши, смотрящую на него хитрыми насмешливыми глазами. - "Привет, Роуз", - передразнила она его глупыми голосом и захихикала, уходя, но продолжая смотреть на него через плечо. Голова ее была словно втянута в плечи, спина ссутулена, она шла, слегка подпрыгивая на каждом шагу, в дурацких брюках на ногах-спичках, расширяющихся книзу, и в ярко-зеленом свитере, несмотря на наступившее тепло. "Не школа, а психушка, твою мать", - подумал он, но затем сразу почувствовал вину за эту мысль. "Она может быть действительно больной чем-то", - мысленно ругал он себя, выходя из класса. Несмотря на длинный перерыв, Джон сразу же отправился в следующий кабинет, не остановившись даже, чтобы купить себе батончик для перекуса, как он иногда делал. По дороге он читал очередную книгу в карманном формате, чтобы казаться занятым, а не просто не имеющим кого-то, с кем можно было болтать по дороге. Оторвав взгляд от страницы, чтобы не врезаться в кого-нибудь при входе в класс, он сразу заметил Коннора, сидящего в дальнем углу и черкающего что-то в тетради. Засомневавшись, стоит ли ему поздороваться с ним или даже попробовать поговорить, Донован замедлил шаг. Услышав недовольное фырканье за спиной, он обернулся и увидел Мелинду Стэнли, которой он загораживал путь. Злобно взглянув на него большими зелеными глазами с темными кругами под ними, она протиснулась между ним и передней партой, заставив его спешно отойти в сторону. Парень проводил ее взглядом, заметив собранные в растрепанную косу волосы, которые она обычно распускала и выпрямляла до идеальной гладкости. - Тяжелое утро, Мэл? - произнес он с усмешкой в глазах. Ответив неприличным жестом, девушка села за парту и положила голову на руки, накинув капюшон на затылок. - Так и есть, - смеясь, проговорила вошедшая вслед за подругой Розалинда. Ее походка была такой свободной и небрежной, длинные рукава толстовки как-то по-особенному свисали с ее острых плеч, и Джона окатила волна глупой мальчишеской радости от того, что она заговорила с ним уже второй раз за день. Сдерживая улыбку, он прошел к задним рядам одноместных парт и сел за ту, что стояла рядом с местом Коннора. Окрыленный радостью, Джон непринужденно толкнул светловолосого парня в плечо, и, улыбаясь, заговорил: - Как ты, парень? - Фридман поднял голову и исследующим взглядом окинул собеседника, избежав при этом зрительного контакта. - Не так хорошо, как ты, очевидно, - произнес он, и Донован услышал нотку осуждения в его словах. Парень уже вновь уставился в свою тетрадь и старательно водил по ней ручкой. - Да, у меня все неплохо, - словно не заметив этого странного тона, ответил Джон. - Что у тебя там? Блондин снова поднял голову лишь после долгой паузы. Новенький кивнул в сторону тетради Коннора. Тот взял ее, и был уже готов повернуть ее к Джону, когда они услышали низкий голос. - Ого, Фридман, ты нашел себе дружка? - издевательски произнес Скотт Перри, озорно щуря глаза и кривя губы в однобокой улыбке. - Поздравляю, видимо, даже таким уродцам, как ты, судьба приберегает родственную душу! Рука Коннора припечатала тетрадь обратно к парте, пальцы вжались в твердую поверхность так сильно, что их кончики побелели. Джон обратил внимание на идущего позади Скотта худого парня - Джесси. Он следовал за другом, опустив свои большие щенячьи глаза, и неловко ухмыляясь. - Ты не хочешь заткнуться, Перри? - заступилась за новенького Розалинда, с вызовом взглянув на парня. Джон одновременно почувствовал благодарность к ней за то, что она отвлекла Скотта и избавила его от необходимости ввязываться в конфликт, который мог вылиться в тяжелые травмы для него, и стыд за то, что она видела его в такой унизительной ситуации. Все приподнятое настроение, переполнявшее его пару минут назад, сошло на нет. Он ощутил зарождающуюся боль в желудке, которая, он знал, должна была стать сводящей с ума через несколько часов, в течение которых он стал бы прокручивать этот момент в голове и ненавидеть себя, эту школу и этот город. - Нет, детка, не сегодня, - ответил Перри, подмигнув девушке. Джесси глупо захихикал, и Роуз презрительно покачала головой, глядя на него. Джон повернулся лицом к доске, недовольно поджав губы, чувствуя себя самым жалким созданием в мире. Каждое его движение казалось ему теперь нелепым и подтверждающим его никчемность. Он посмотрел на Скотта, сидящего через ряд справа от него, довольно улыбающегося, пышущего самолюбованием, и понял, что уже давно так никого не ненавидел. "Хотя до первого места в моем черном списке этому недоумку еще далеко" Пока учительница проводила перекличку и начинала рассказывать что-то о новой глупой книге, которую она потом наверняка собиралась заставить их прочесть, Джон вспоминал старую школу. Такая ситуация бы никогда не произошла с ним в Чикаго, ведь у него были друзья, и они пользовались уважением за свой ум, за то, что могли помочь остальным с заданиями. Здесь же ему казалось, что его ум только мешал завести друзей, может, если бы он был таким же неандертальцем, как Перри, он бы мог вписаться в это почти первобытное общество. Может, тогда люди бы не сторонились его, думая, что, поднимая руку, чтобы ответить на уроке или поправить учителя, он "выпендривался", "выставлялся" и "умничал". "В Чикаго в такой ситуации я был бы лишь в позиции стороннего наблюдателя", - думал он. - "Что ж, возможно, это полезно - оказаться по другую сторону. Теперь я знаю, какого это". Неприятное напряжение в глазах, оставшееся еще с прошлого вечера, переросло в нервный тик. Приподняв очки, Джон потер опущенные веки теплыми пальцами. - Эй, новенький, не плачь, я ведь просто пошутил, - услышал он шепот, опустил очки обратно на глаза и с трудом сфокусировал взгляд на смеющемся лице Скотта. Его глаз было почти не видно, нос сморщился, а белые зубы, казалось, занимали половину лица. - Я не имею ничего против вашей любви. Донован никогда не видел ничего, что выводило бы его из себя больше, чем это лицо. Словно потеряв контроль над своим телом, секунду спустя, он обнаружил себя вскочившим из-за парты так резко, что стул с грохотом упал на пол. Улыбка моментально сошла с лица Скотта, и он, словно отвечая на вызов, тоже вскочил и приблизился к парню вплотную, опустив голову, чтобы смотреть сопернику в глаза, и напряженно изогнув руки так, что напоминал петуха. Как будто издалека Джон слышал крики учителя и девочек, чьи-то смешки, перешептывания и комментарии. Неожиданно лицо Перри расплылось в широкой надменной улыбке. - Еще не жалеешь, что поднял свою задницу, очкарик? - произнес он. В ответ парень толкнул его с силой, которой никогда не ощущал в себе. Не ожидая таких резких действий, Скотт не оказал почти никакого сопротивления и просто отлетел назад, свалившись на свою парту и соскользнув с нее на пол. Джесси вскочил и смотрел на происходящее глазами, казавшимися еще большими, чем обычно, в нерешительности, сомневаясь, стоит ли ему попытаться разнять их или остаться в стороне. Время от этого момента, до того, как Скотт поднялся на ноги, смотря на Джона полными ярости глазами, продлился для Донована вечность, за которую он успел пожалеть о том, что ввязался в это, напоминая себе, что никогда в жизни по-настоящему не дрался, затем решить, что лучше быть избитым до полусмерти, чем молча проглатывать все дерьмо, что бросает в него этот тупой баскетболист. Сильный, тупой баскетболист, тренирующийся почти каждый день. Он успел также представить, что сказал бы на новость об этом его отец: "Молодчина, парень! Я знаю, твоя мать хочет, чтобы ты рос, как комнатный цветок, но это неправильно. Она этого не понимает, Джон, не понимает"; и о том, что сказала бы его мать: "Ты не можешь драться, Джонни, тебе не хватает тех проблем со здоровьем, которые у тебя уже есть? Любой вопрос можно решить мирно, поверь мне"; и что он бы ей ответил: "Да, мама, я видел, как ты это делаешь. Как решаешь все вопросы, притворяясь, что их не существует. Ты не ввязываешься в драку, верно. Так же, как ты не боролась за нашу семью, зато все разрешилось мирно, так, мама?" Пронзительная боль в лице вернула его в реальность, он почувствовал, как его тело, бесконтрольное, падает назад. Когда Донован снова приобрел способность соображать, он поднял голову, ожидая увидеть снова набрасывающегося на него Перри, но того даже не было видно за толпой, окружившей его. - Немедленно к мистеру Кларку, Перри! - орал учитель, мистер Оберст, расплывчатое лицо которого в следующий момент выделилось из толпы. - И ты тоже, Донован! - Ему нужно к врачу! - возразил кто-то. - Ладно, сначала к врачу, но потом к директору, слышишь меня, Донован? Думаешь, если школа государственная, то здесь можно творить все, что взбредет в голову? - Нет, сэр, - произнес он со смехом в голосе, держась рукой за правую скулу, из которой шла кровь. Вся эта ситуация вдруг стала смехотворной. Он лежал на полу класса, избитый, а учитель обвинял его в неуважении к школе. - Поднимайся, что разлегся, - добавил мистер Оберст. - Действительно, - услышал он свой голос сквозь гудение в голове. - Что это я разлегся. Рассмеявшись, он с трудом встал на ноги, чувствуя боль в заду и локте. - Я потерял очки, - понял он, осознав, что видит все слишком расплывчато. Кто-то сунул их ему в руку и он сразу же почувствовал, что стекло было разбито. Поднеся их ближе к лицу, он осмотрел их, оценивая ущерб. - Не стоит тебе их надевать, - прозвучал женский голос. - Так, Донован, иди к врачу, а все остальные - за парты! Давайте-давайте, концерт окончен! У нас урок, черт возьми! - гулкий голос учителя словно бил каждым словом Джона по голове. - Сэр, я не знаю, где здесь врач, - произнес он, и волны собственного голоса заставляли его череп гудеть еще больше, а мозг время от времени словно отключался на секунду, но возвращался в рабочий режим прежде, чем тело замечало это. - Ну так найди его, черт возьми, кто-нибудь, скажите ему номер кабинета! - Он ни черта не видит без очков, - повернувшись на голос, он с трудом рассмотрел очертания Розалинды и ее пучка волос. - Да проводи ты его уже, ради Бога, - ткнул учитель в ближайшего к нему парня. - Только дай мне провести урок, Донован! Выбранный студент недовольно закинул голову назад, шумно выдохнув, и подошел к Джону. - За ручку тебя необязательно держать, я надеюсь? - съязвил он и зашагал к двери, не оглядываясь. - Ты можешь просто объяснить мне, где это, парень, - пояснил Джон, следуя за силуэтом темнокожего парня в полосатой футболке. - Я не настолько слепой. - Легче показать, - буркнул тот после момента раздумий. Что-то странное творилось в голове Донована: он постоянно сбивался с мысли, глаза видели все не только расплывчато, но и в странном движении, а он слышал так, словно заткнул чем-то уши - свой голос громче, чем обычно, а чужие - тише, чем обычно. - По-моему, у меня сотрясение... - пробормотал он скорее для себя, чем кому-то еще. - Ну что ж, ты его заслужил, умник, - прокомментировал парень, но прозвучало это не злобно, поэтому Джон спокойно воспринял его слова, да и в любом случае у него не было сил на еще одно выяснение отношений. - Надо думать, с кем связываешься. - В том-то и дело, обычно я все продумываю, а сейчас что-то произошло... - ответил он, затем прошипел, вытирая кровь со скулы, - меня никто раньше так не доставал, понимаешь? - Привыкай, здесь ты не очень популярен. Они прошли остаток пути в молчании, пока Джон пытался ровно идти за силуэтом сопровождающего и не наткнуться на кого-нибудь. Остановившись у кабинета, парень, наконец, развернулся к нему лицом, не спеша возвращаться в класс. - Слушай, не то, чтобы мне было не наплевать, но просто предупреждаю, - Донован с трудом воспринимал его слова, но вслушивался изо всех сил. - Тебя побьют. Может, он сделает это один, потому что он определенно способен на это, и сделал бы это сейчас, если бы его не оттащили, а может - всей баскетбольной командой. Хотя вряд ли, на тебя хватит и его одного. Так что поберегись, не ходи один, купи газовый баллончик или вроде того... - он хлопнул Джона по плечу. - Надеюсь, у тебя хорошая медицинская страховка. Секунда, в течение которой Донован болезненно моргнул, и парень уже ушел. Протянув руку, которая частично покрылась бордовым цветом от крови, забившейся под ногти и в мелкие складочки на коже, он постучал в деревянную дверь школьной медсестры. - Вам сегодня нужно отлежаться, - спокойно произнесла женщина за тридцать с необъятным бюстом, словно готовым разорвать изнутри белый халат в области груди. - Никакого телевизора, чтения, у вас может даже разболеться голова от яркого света. Если будут нарушения сна, боли, обратитесь к врачу... - Постойте, никакого чтения? - перебил ее Джон, только теперь осознав смысл этих слов. - Да, только покой. Сейчас вас отвезут домой, не вздумайте куда-то ходить. - А что, если я все-таки... гипотетически схожу куда-то? Глаза, обрамленные склеенными обильно окрашенными тушью сверху и снизу ресницами, уставились на него с усталостью и недовольством, а ярко-красные губы поджались, сморщившись. - Молодой человек, я непонятно объясняю? Или у вас настолько сильная травма, что вы меня не понимаете? - Нет, я все понимаю, - сдался он. - Можно я просто схожу в туалет? Медсестра шумно вздохнула, затем взмахнула рукой. - Идите, только возвращайтесь. Мне нужно, чтобы вас доставили домой. Иначе вы потеряете сознание где-нибудь на трассе, вас переедет грузовик, а виновата в этом буду я. - Я понимаю, - ответил он и поднялся со стула. Голова больше не кружилась, а мозг работал как обычно. Джон чувствовал себя совершенно нормально, не считая раны на щеке и чуть разбитого локтя. Выйдя из кабинета, он зашагал по коридору в сторону класса литературы, думая о том, что сказал ему парень, что провожал его к медсестре. Поэтому, когда он услышал шаги за углом, его ноги автоматически замедлили шаг, а сердце сжалось в ожидании. Из-за угла появилась полная девушка с длинными волосами, недоуменно смотрящая на него в ответ на его наверняка странный взгляд. Спокойно выдохнув, он продолжил путь. Еще издалека он заметил, что дверь в класс была как всегда открыта. Помня расположение парт, он знал, что мог увидеть Коннора, чья парта находилась у окна так, чтобы не быть замеченным ни учителем, ни Скоттом или Джесси, сидящими в ряду у внутренней стены. Так и вышло. Джон остановился в неуверенности, затем помахал рукой, надеясь на периферийное зрение напарника по проекту, но он как всегда сгорбился над партой и смотрел в тетрадь, усердно черкая в ней ручкой. После очередного помахивания, Донован заметил недоуменный взгляд девушки, сидящей перед Коннором, и стал жестикулировать ей, указывая на Скотта. Та быстро сообразила и, повернувшись, что-то сказала Фридману и указала на дверь. Джон жестом позвал его в коридор. Голубоглазый взгляд был хмурым, но решительным. Он поднял руку и попросился выйти из кабинета. Неловко прошагав между парт, он вышел из двери, бросил еще один не терпящий возражений взгляд на Донована и пошел по коридору, пока не зашел за угол. - В общем, я был у медсестры, - заговорил Джон прежде, чем Фридман остановился и посмотрел в его сторону, - она сказала у меня сотрясение. - И? - Коннор обернулся и окатил его требовательностью своего взгляда. - Мне нельзя читать, смотреть в экран, да и вообще напрягаться... - стал объяснять он. - Ну что ж, - тихий голос Коннора прервал его, и заставил замолчать и прислушаться: - тебе стоило подумать об этом прежде, чем строить из себя героя, Джон. Он мог избить тебя и сильнее, тогда ты не был бы способен помочь мне с проектом дольше, чем один день. Ты думаешь, что ты в сраном сериале о подростках, и, раз ты новенький, то обязательно должен быть бунтарем, рушащим устои провинциальной школы? Мало того, что это было безответственно, но это было также и тупо. Очень тупо, потому что ваши силы явно неравны. Тебе просто повезло, что не досталось больше. Хотя, может тогда ты бы хоть чему-то научился. Пауза, последовавшая за этим, показалась Джону достаточно длинной, чтобы решить, что собеседник ждет от него ответа. Но только он успел открыть рот, как Коннор заговорил снова: - Мне не нужен напарник. Я могу сделать все сам, - объявил приговор он. - Я впишу твою фамилию и пришлю тебе материалы для презентации, чтобы Финески засчитал работу, можешь отдыхать. Обойдя растерянного парня с пластырем на скуле, Коннор пошел по коридору обратно в класс. - Я хотел предложить свалить куда-то прямо сейчас, пока за мной не приехали, чтобы отвезти меня домой, - бросил Джон ему в спину, и это заставило светловолосого парня остановиться на секунду. - Не нужно таких жертв, - произнес он приглушенно и снова двинулся. С шорохом перелистнув очередную страницу, Джон вдруг осознал, что в комнате уже давно потемнело. Он просидел за книгой несколько часов, после того, как его привезли домой из школы, в течение которых солнце ушло за тучи, скопившиеся у горизонта, окрасив их в красноватый оттенок. Все словно стало монохромным, как и страница его книги. Потянувшись к столу, парень почувствовал боль в отекшей за это время спине и шее и нажал на переключатель лампы, которая в следующий момент обдала его ярким светом. Джон прищурился и поспешил повернуть ее так, чтобы луч падал в сторону, а его освещало лишь слегка, снова сел, опершись о спинку кровати и продолжил чтение. Послышался скрип, и в комнату вошла Синтия Донован. Когда-то длинные волосы были коротко острижены и обрамляли ее пухлое румяное лицо. - Джон, что это такое? Тебе нельзя читать! - возмутилась она. - Ты не постучалась, мам, - заметил он монотонным голосом, не отрывая взгляда от книги. - Будь добр, посмотри на меня, Джон. Закатив глаза, парень повернулся на кровати, поставив ноги на пол и посмотрел в блестящие глаза матери. - Положи книгу на стол и найди свой телефон, - Джон ответил ей непонимающим взглядом. - Тебе отец не может дозвониться. Но потом сразу же спать! - Ладно, - буркнул он, водя руками по поверхности кровати, пытаясь нащупать холодный корпус телефона. Когда он встал и стал копошиться в карманах одежды, которую надевал в тот день в школу, его мать, поправив сдвинувшиеся занавески на окне, вышла из комнаты. Телефон оказался в заднем кармане джинсов. Разблокировав устройство, Джон обнаружил три пропущенных звонка от неизвестного номера и сел на кровать, сосредоточенно смотря на экран. Палец, на секунду зависнув над поверхностью, ткнул зеленую кнопку. Пошли длинные гудки, затем шум. - Чем занят был, чемпион? - послышался низкий задорный голос. Перед взглядом парня возникло лицо его отца - покрытое легкой щетиной, с нависшими веками, густые черные брови, глубокие носогубные складки и чуть длинноватая шевелюра, аккуратной волной зачесанная назад, в которой уже стали появляться седые пряди. Желудок словно стянуло узлом, и он вдруг стал тяжелым, как кирпич. - Читал, - коротко ответил он. - Тебе что-то нужно? - Ничего, - недоуменно проговорил Клеменс Донован, - просто поговорить с сыном... - И что же заставило тебя вдруг захотеть поговорить с сыном после всего этого времени? - протараторил Джон, перебив отца. Воцарилась тишина, и лишь мерный шум исходил из динамика телефона. - Я думал, что тебе нужно время адаптироваться, а если бы я названивал тебе каждые пять минут... - Четыре месяца прошло, - эта фраза показалась самому Джону какой-то жалобной, несмотря на то, что он пытался сделать голос как можно более твердым и уверенным, - не несколько дней, не несколько недель. - К тому же я был ужасно занят, Джон. Ты уже не ребенок и должен это понимать, - голос из трубки стал ровным и настойчивым. - Я переехал в новую квартиру, у меня проблемы с работой, нет машины. Я питаюсь в забегаловках и почти никуда кроме работы не выхожу. Вся моя жизнь была связана с вами двоими, но теперь все исчезло, и я знаю, что я виноват, но и твоя мать... - И что, не было ни одной минутки, чтобы мне позвонить? - в очередной раз прервав отца, чтобы не слушать, как он обвиняет мать во всех грехах, спросил Джон, снова чувствуя себя ребенком, капризно требующим внимания. Повисла пауза, затем послышался неожиданный довольный смешок. - Ты действительно скучал по мне, так, приятель? - по голосу слышалось, что мистер Донован улыбался. Некоторое время Джон не знал, что ответить. До этого он нервно теребил рукой покрывало, а теперь положил ее на живот, пытаясь успокоить взбунтовавшийся против него внутренний орган. - Первое время - да, потом только злился. Я даже не знал, куда звонить, твой номер был недоступен. - Я знаю, Джонни, у меня был тяжелый период, - произнес Клеменс с тяжелым вздохом, который показался сыну наигранным. "Тяжелый период? Что ж, этого бы не случилось, если бы ты не изменял маме. Ты разрушил нашу семью, и даже не попытался побороться за нее. Ты страдаешь? Ты заслужил все это. Ты заслужил даже больших страданий", - проносилось у него в голове. - "Ты лгал мне, маме, и я тебе больше не верю. Не верю в то, что ты сожалеешь, не верю, что ты когда-либо любил маму, что мы тебе дороги. Я с самого детства чувствовал, что ты лжец, но боялся это признавать. Теперь я способен на это". - Приедешь ко мне на каникулы? - послышался тихий голос из трубки, и он был совершенно другим. Ранимым, полным сомнения и надежды. Одна фраза, и Джон уже не мог понять, как мог так ненавидеть этого человека полминуты назад. - Не знаю, - произнес он. - Не оставлять же маму одну. В ответ последовал грустный смешок. - Да, понимаю, - хрипло произнес настоящий Клеменс, которого после недолгой паузы сменил фальшивый: - Ну не унывай там, чемпион! Мне пора идти. - Ладно, - буркнул парень. - Передавай привет матери! Поговорим через пару дней, да? - Хорошо. - Отлично! Джон сбросил звонок до того, как услышал короткие гудки из динамика, затем отложил нагревшийся телефон в сторону, разделся и лег на кровать, укрывшись одеялом. "Давай, засыпай. Засыпай, пусть этот день закончится. Пусть он закончится. Интересно, тот парень был прав? Меня правда изобьют? Может, тогда отец приедет в Сэндтон? Конечно, нет. Тебе уже не десять лет, чтобы верить во все дерьмо, что он тебе говорит. Хватит думать, спи. Спи, Джон. Джон. Первая буква - джей. Джей Фридман. Джесси Фридман? Дженна Фридман? Кто такая Дженна Фридман? Мать Коннора? Мама говорила, что его мать умерла. Заткнись и спи".