Живая

Сацуки, сколько она себя помнит, никогда не ощущала себя живой. Скорее выжившей. В детстве она часто сокрушалась по поводу того, что ей выпала такая судьба – ведь это так несправедливо: кто-то был рожден в деревянном домике у солнечного моря, во имя любви и радости, а кто-то – во имя эксперимента. Сацуки не понимала, кто виноват в том, что она – проигравший в этой лотерее судеб. Она ненавидела каждую минуту своего прошлого, которое определяло ее несчастное будущее. Она ненавидела каждую мелкую случайность, которая сделала ее жизнь такой, какая она есть. Почему среди тысячи возможных жизней ей выпала только одна, в которой она – выжившая, а не живая? - Вот здесь мы и будем жить, - говорит Рюко, стоя посреди пустого помещения. Солнечный свет льется в высокие окна от потолка до пола, сияя и звеня в весеннем воздухе. Рюко сама светится, словно солнце. - Жить? – Сацуки хмурит брови, глядя вниз, под ноги – дощатый пол приятно скрипит под ее шагами. - Ну да. Я подумала, что нам обеим не помешало бы найти новый дом. А раз мы обе ищем новый дом – то почему бы не жить в нем вместе? – Рюко немного стесняется, но улыбается искренне. Сацуки не может устоять – она так любит улыбаться, а ей так редко доводилось это делать. - Мне здесь нравится. А еще мне нравится это слово – «жить». Мы будем жить. - Ага, - Рюко берет Сацуки за руки и улыбается еще шире. – Жить, ведь мы это заслужили. Сацуки не может улыбаться так широко – непривычно, но где-то в глубине души она вдруг понимает, что, наверное, ее жизнь тоже хороша. И ее прошлое. Ведь если бы не все те случайности, которые создавали ее прошлое, не было бы этого настоящего. А оно невероятно нравится Сацуки. Сацуки никогда не ощущала себя беззаботной. Она всегда была сосредоточена и серьезна. У нее просто не было времени и возможности быть беззаботной. Планы, строгий график: учеба, физические занятия, обед ровно в полдень – ни минутой позже, снова учеба, свободное время (около часа), занятия музыкой и рисованием, снова уроки, снова физическая подготовка, ровно в десять – в постель. Даже когда Сацуки покинула дом, она все равно выполняла эти привычные действия – механически, да и из здравого смысла. Распорядок помогал ей поддерживать себя в форме, ведь это, при ее планах, было крайне необходимо. Но иногда ей так хотелось быть беззаботной – вопреки всем доводам рассудка, не думая о последствиях, просто быть беззаботной, как весенней ветер или летний дождь, который случается в солнечные дни. - Может, пойдем уже спать? – спрашивает Сацуки, легонько пиная ногой Рюко, которая лежит рядом на полу. - Не хочу. Мне лень. Для этого нужно подняться и дойти до кровати. Будем спать здесь. - Спать на полу – крайне… беззаботно. Можно запросто подхватить простуду. Сацуки горестно вздыхает, поднимаясь на ноги и пытается навести хоть маломальский порядок в комнате – вокруг их с Рюко импровизированного гнезда из одеял и подушек, которое они устроили на полу, лежат горы мусора – коробки от печенья, банки от чипсов, пустые бутылки от колы и упаковки от леденцов. - Как ты вообще смогла приучить меня к такому беспорядку? Так не пойдет, не пойдет! Нужно ложиться спать хотя бы до полуночи – иначе никаких сил не будет. Нарушить режим легко, а вот привести в порядок… - назидательным тоном говорит Сацуки, пытаясь подобрать еще одну коробку от конфет. Вдруг Рюко подскакивает на ноги, хватает девушку за руку, отчего та роняет весь собранный хлам. - Не будь занудой! Знаешь, что мы сейчас сделаем? - Пойдем спать? – в голосе Сацуки звучит робкая надежда. - Нет. Сейчас мы возьмем нашу веспу, сядем на нее и отправимся прямо вперед, навстречу рассвету. Будем всю ночь заблуждаться, а когда наступит утро – попытаемся добраться домой. И знаешь, как мы это будем делать? - Нет, - честно признается Сацуки, вздыхая. - Крайне беззаботно. Потому что я королева беззаботности! – Рюко гордо бьет себя кулаком в грудь и довольно улыбается. Сацуки хихикает, думая о том, что беззаботность – не самый большой порок на свете. А иногда – и очень большое достоинство. Сацуки никогда не чувствовала себя счастливой. Иногда она ощущала покой, удовлетворение, иногда – радость. Но ни одно чувство, которое рождалось в ее сердце, она не могла назвать счастьем. Для нее счастье всегда было чем-то большим, чем просто ощущение сытости, безопасности и довольства. Сацуки много читала, и в каждой книге слова, которыми автор описывал счастье, были для нее самыми завораживающими и непонятными. Как слепец, которые слушает о красоте заката и догорающего дня, отражающегося в морской глади, Сацуки читала о счастье, которое испытывают книжные люди. И больше всего на свете она мечтала однажды ощутить счастье – это невыразимое чувство, которое вырывается из груди самой прекрасной музыкой. - Сюрприз! – верещит Рюко, и в тот же момент на Сацуки налетает что-то большое, теплое и тяжелое. Рюко хихикает где-то рядом, из чего Сацуки делает вывод – это не она. Существо, повалив девушку на пол, принимается усердно облизывать ее щеки мокрым языком, и Сацуки вдруг с удивлением понимает – это собака. Большой золотистый лабрадор тыкается холодным мокрым носом в лицо девушки, отчего она невольно начинает смеяться вслух. - Эта зверюга привязалась ко мне на улице, и не отставала аж до самого дома. Когда я спросила, хочет ли он жить у нас, он закивал. В общем, надеюсь, тебе он понравится, потому что ты ему уже нравишься. Сацуки ничего не отвечает – она только треплет пса по голове, гладит его теплую и мягкую шерсть, ощущая, что ей хочется смеяться и плакать одновременно. Животное благодарно облизывает ладошки девушки, и она не выдерживает – снова заливается звонким смехом. Пес на секунду замирает, а затем принимается ластиться к рукам с двойным усердием, виляя хвостом и радостно глядя на весь этот огромный мир вокруг. - Мне он очень, очень нравится! – сообщает Сацуки, в ответ на что Рюко лишь радостно улыбается. Сацуки вдруг понимает, что некоторые мечты все же сбываются, и, глядя как пес весело мотает большими ушами, пока Рюко достает из пакета молоко и пончики, Сацуки робко осознает, что сейчас она – самая счастливая во всей вселенной. Сацуки всегда была напряжена. Она не позволяла себе расслабиться – да и не могла этого сделать. Когда ты вынашиваешь тяжелый, как сотня космосов, план, то голова просто отказывается расслабляться. Каждая мышца лица должна быть напряжена, чтобы никто не смог раскрыть твою ложь и тайну. Каждая мышца тела должна быть готова принять удар и отразить его. Сацуки всегда ощущала себя комком оголенных нервов, закованным в сталь. Она чувствовала все невероятно остро, на пределе, но всякая эмоция, выражаемая ею, билась о холодные стенки стальной оболочки ее сердца, на выходе превращаясь в невероятно напряженные, тяжелые, сдержанные и решительные действия и слова. Сацуки пыталась заставить свое тело расслабится хоть на мгновение, но даже если ее мышцы обмякали – мозг по-прежнему отказывался это сделать. Так она и жила, словно сжатая пружина. - Ай-ай-ай! – восклицает Рюко, давя на газ. – Держись, конечно, но не сломай мне ребра! Они несутся по вечерней трассе вдоль морского побережья. Закатное солнце разливает свое медовое сияние повсюду, окрашивая весь мир в мягкие персиковые тона. - Прости, - перекрикивая шум машин, произносит Сацуки. – Я не специально. - Ничего, - отвечает Рюко вперед. Ветер рассеивает ее слова, но Сацуки все равно слышит их. – До сих пор не можешь позволить себе дать отдохнуть, железная леди? - Я не нарочно, - грустно вздыхает Сацуки, как можно более мягко держась за спину Рюко. – Я просто никак не могу поверить, что все закончилось. - Не, ничего не закончилось! – хихикает Рюко. – Пока мы живы, ничего не закончилось. Никто не знает, что будет завтра. Может, все только началось. Кто его... - Тогда тем более нельзя расслабляться, - серьезно говорит Сацуки. - Эй, неправда. Мы каждую минуту в опасности, знаешь? Вот вообще-то мне нельзя болтать, когда я за рулем, а тебе надо надевать шлем. А еще сейчас в нас может врезаться грузовик с маршмеллоу и мы умрем, задохнувшись зефиром. Всякое может быть. - Не самая худшая смерть. - Я не о том. Просто жизнь – это вообще одно большое приключение, в котором каждый день нас ожидают какие-то потенциальные опасности. Но мы все равно не должны думать о них каждую секунду. Ну же, расслабься. Сацуки ловит щекой тонкий оранжевый лучик и закрывает глаза. Пахучий ветер обдает лицо приятной свежестью. Море шумит так близко, что его бархатные волны, кажется, накрывают с головой. Чайки перекликаются над золотистой водной гладью, и все вокруг наполнено запахом тепла. Сацуки расслабляет кончики пальцев, обнимает Рюко и улыбается. Сацуки, сколько она себя помнит, никогда не ощущала себя живой. Никогда. До этого момента.