И возвращается ветер...

Миновало еще четыре дня – всё в Окделл-Хоуле шло своим привычным порядком. На пятый день дозорные, слезши с наблюдательной сосны, доложили, что туман, доселе целый круг прятавший Надор от чужих глаз, рассеялся. Будто и не бывало. Если в трубу старого тана Джеральда, которая, говорят, еще от его двоюродного прапрадеда, тана Джеймса, пришельца аж из самого Вальдесберга, осталась, поглядеть – то видно до самой Черты. Значит, и впрямь всё стало так, как говорили Леворукий и Абвении. А если так, то теперь надорцы могут за Черту выходить. Неплохо. Впрочем, чего надорцы там, за Чертой, не видели? А талигцам открылась дорога в Лес. Всем, то есть, без разбору. И кто теперь по этой дороге поедет, и что станет в Лесу делать – одному кошачьему повелителю ведомо. Так сказал, ругнувшись, Лесной герцог, и велел удвоить приграничные патрули. Значит, думал Рамиро, можно будет, выбравшись на опушку леса, рассмотреть как следует, что в Коннерштале творится. Там ли еще отряд? А может, удастся поговорить с кем-нибудь из патрульных-легионеров на Каданском тракте. Кто командует – дор Пабло? И что стало с Брехой? В крепость соваться вряд ли разумно, неизвестно, кто там ошивается, чего доброго, и сам угодишь в западню, и друзей подставишь… Но напроситься в патруль в любом случае не помешает. *** Выехали утром: трое братцев Окделлов, Рамиро и увязавшаяся за ними Бесс – и к полудню без особых приключений добрались почти до самой Черты. Вроде всё как обычно. Вот только болото вдоль границы Леса взяло да и высохло. Идут себе спокойным шагом три лося и две низкорослых лошадки – и хоть бы что под копытом хлюпнуло! И светло как-то стало в лесу возле Каданского тракта. И пахнет хорошо и свежо. И ежевика с малиной почти не цепляются за штаны и куртки. Добрались до опушки. Лосей и коней поодаль к деревьям привязали, а сами к тракту поближе подкрались, в кустах придорожных засели прямо напротив крепости – и смотрят. Трубу прадедову друг другу потихоньку передают. Все вроде бы в Коннерштале идет своим чередом, как полагается. Вот местный мужичок въезжает в ворота – на телеге мешок: похоже, картоху служивым привез продавать. Вот ему навстречу патруль легким галопом выскочил на тракт. Трое. Ганс Циммер. Лукас. И дор Пабло. Живы-здоровы, вроде бы всё у них в порядке, лица серьезные, но не хмурые. А вот… С неба – низкий мерный приближающийся рокот. От Коннеркатца прямо по Каданскому два винтокрыла идут! Да не легонькие двухместки для генеральских прогулок! Садятся. Прямо рядом с выгоном. Лошади шарахнулись, заметались, заржали испуганно, одна, серая, через ограду сиганула – чуть не напоролась на кол. Из казармы повыбегали люди – и в зеленых, и в черно-белых перевязях. А из винтокрылов вылезли: один в кавалерийской форме, другой в летной, шлем с очками снял, держит за ремень, третий – в черной, морской. Все стройные и черноволосые. И второй летчик – с длинной черной косой. Кого это сюда принесло? Неужели… кошки полосатые, ближе бы подобраться – чтобы лица разглядеть! Отправились все в крепость. Значит, надо оставаться на месте и ждать, чем дело кончится. Та-ак… А кто тут у нас под брюхом у боевой машины копошится? Один…. Два… Четверо! Двое побольше, двое поменьше. Два мальчика и две девочки. Огляделись, посовещались – и бегом в кусты. Аккурат туда, где надорцы затаились. *** «Нет, это уже ни на что не похоже! – думал Карлос, направляя коня по Каданскому тракту на север, к перекрестку со Старым Торкским. – Эти милые малыши меня в гроб вгонят. У святого Рокэ было одно проклятие, а у меня целых четыре, Леворукий знает, за какие грехи!». Накануне утром, когда они все – Хорхе, Алонсо и Мариса, Альбрехт, Пабло Морено и прочий гарнизон Коннершталя – сидели в столовой за длинным дощатым выскобленным столом без скатерти, на грубо, но крепко сколоченных скамьях, потемневших от времени, отполированных солдатскими задами, и уплетали из железных мисок ячменную кашу,– высокие гости поспели как раз к завтраку, – вдруг за окном ба-бах! Что за кошатина, кто стрелял, в кого попал? Часовой на вышке у ворот. Стрелял в воздух – потому как криком до начальства не доораться, но не палить же в ребенка! Какого ребенка?!! А вот этого. Принцесса?!! Откуда вы тут взялись?! И где остальные?!! Что?!! Какие еще лесные люди? Какого герцога?!!! А малышка-дриксенка похлопала на будущего свекра невинными глазками – и протянула ему кусок бересты. И нацарапано на нем было: «Карлос, малыши у нас тут, все в порядке, им интересно. А мне интересно, как дела в Талиге. Приходи, поговорим, кое с кем познакомлю! Рамиро». Рамиро жив?!! Жив, жив, кивнула принцесса, и скоро женится на дочке Лесного герцога. Коты бесхвостые пестро-рыжие! Ведь был принц Оллар в полной уверенности, что все четверо детей спят в комендантской спальне, а утром улетят спецбортом в Альвеару! Вот в какую еще корзинку сажать этих закатных котят?!! Что ж, пойдем. Все вместе, и Альбрехта и дора Пабло с десятком легионеров позовем с собой для надежности. Неизвестно, с кем Мирито наследника престола собрался знакомить. Ну, где это? Показывай. Шли медленно, оглядываясь, прислушиваясь, пистолеты в кобурах проверяя – легко ли выходят. Мало ли. Может быть, и впрямь Рамиро. А может, и люди того же эра Рейнхарда. Или выходцы – они же водятся в Надоре. Не водятся, помотала косичками Гудрун. Теперь уже не водятся: онкель Рамиро их всех упокоил, когда обручился с эрэа Элизабет. Перейдя тракт, остановилась. Задумалась. Оглядела лесную опушку, припоминая, куда идти дальше. Потом тряхнула косичками и решительно направилась к едва заметному просвету в кустах шиповника. Сунулась туда, крикнула: «Это я! Мы идем!». «Буэно!» – ответил ей… «Миро! – воскликнул Хорхе. – Мирито, живой!» Долго сидели на поляне возле костра, говорили, смеялись, наперебой обменивались новостями. Порешили, что Миро с невестой и будущими шуринами передаст Лесному герцогу просьбу молодых Алва о знакомстве и дружбе – если уж талигцам путь в Лес открыт, а надорцев в чаще ничто не удерживает, то разумно будет сразу постараться наладить отношения, для начала хотя бы неофициальные, а там поглядим… На третий день младший из братьев Окделлов, Алан, виконт Лар – хорош виконт, в шкуры одетый, видел бы его Серж Валме! Впрочем, звал же святой Рокэ королем предводителя козопасов… Так вот, на третий день виконт Лар доставил послание от герцога Окделла, слава котикам, хоть не берестяное, а на тонко выделанной шкуре чернилами старательно выписанное: тан Эгмонт приглашал встретиться завтра в полдень у ног Ричарда-Освободителя. С одной стороны, это было весьма неплохо: союзники Талигу вообще и Карлосу в частности лишними не будут, а братцы Окделлы при всей их первобытной простоте и неотесанности производят неплохое впечатление – во всяком случае, разведчики и пограничники из них должны выйти отменные, судя по тому, как бесшумно они пробираются сквозь заросли и как умеют маскироваться. Если в Надоре все такие… Но вот что преподнести в честь знакомства герцогу Эгмонту? Ведь не одеяла солдатские и не тушняка ящик лесному владыке дарить! Смешно. При том что надорская кухня, как рассказывал Рамиро, это мясо с мясом в мясном соусе. Мариса спасла положение: вспомнила про свой НЗ – чеканную флягу с выдержанной тюрегвизе. И вот теперь Карлос ехал вслед за Аланом, а позади рысили братья, Альбрехт, легионеры – и дети, четыре шустрых неугомонных котенка, Леворукий их дери. Рысили, потому что в один голос пообещали, что все равно удерут следом: «Интересно же! А дор Рикардо хороший! И дор Рехинальдо тоже!». И оставлять их без присмотра себе бы дороже обошлось… …Их ждали. У подножия скалы, похожей на сидящего гиганта, на расстеленной лосиной шкуре уже разложены были порезанный ломтями грубый ржаной хлеб, овсяные лепешки, копченое мясо, кожаные фляги, как потом выяснилось, с пивом и ячменным самогоном – уиской. И тюрегвизе оказалась кстати, и пришлась Лесному герцогу и его родичам весьма по вкусу – хоть и досталось каждому по глотку. И разговор под нее пошел как нельзя лучше – про то, как теперь надорцам и талигцам ведаться промеж собой. Про возможные поставки строевого леса – рубкой, пробасил тан Эгмонт, они сами займутся, а то чужих только пусти – и леса не останется в Надоре. Про охоту – сказали, можно, коли в меру, не для забавы или выгоды, а только для пропитания. Про историю – тут слово за слово пришли к выводу, что неплохо бы дать Алвам почитать Книгу Ричарда, просто чтобы взглянуть на дело с другой стороны. Поехали в Окделл-Хоул – отказываться Карлос не стал, чтобы не обидеть новых союзников. И сидели все рядом возле очага в пещере, и читали, с трудом разбирая выцветшие строки на хрупкой бумаге, и спорили, и удивлялись: всё, оказывается, было так, да не совсем так, как в учебниках написано. И порешили, что хоть предки и много чего на своем веку успели наворотить, как осенняя буря в лесу – но «мы – не они, мы – нормальные разумные люди и жить будем по-разумному». А Карлос думал, что хорошо бы Арлио Сэ и Иерро Гайяра сюда приволочь... Четыре дня гостили братья Алва в Окделл-Хоуле – хозяином тан Эгмонт оказался щедрым и хлебосольным. Молодым Воронам после дворца и казармы непривычно и даже слегка тревожно было поначалу в пещере, где весь день гомонили, пели, смеялись, бегали, затевали шуточные состязания и потасовки, где не было никаких церемоний и ничего не стояло по ранжиру – но при этом и жизнь шла своим порядком, и дело у всех в руках спорилось. Хорошо было в Окделл-Хоуле. Там Карлосу наконец-то стало по-настоящему тепло. И Гонсало с Гудрун, и двойняшкам, судя по всему, тоже. Потом их чуть ли не всем кланом провожали до самого Коннершталя. С регулярниками заодно познакомились, договорились при случае в гости наведываться, новостями обмениваться: кто по лесу шастает и по тракту ездит. Винтокрылы надорцев сильно впечатлили – Марица Лесного герцога даже прокатила, немного, пару кругов над крепостью, берегла керосин. Погрузились, взлетели – Рамиро махал новым родственникам из кабины, обещал, что скоро вернется, высматривал сверху в толпе свою Исабелиту – но так и не высмотрел. Элизабет и Алан нашлись в машине у Хорхе, когда уже сели в Альвеаре: не бросать же ей нареченного, раз клятва дана, и должен же кто-то в Вороновом гнезде за сестренкой присматривать! Гонсало идею подал, Алваро взобраться помогал, Гудрун с Долорес Мирабеллу отвлекали – все четверо в деле, кто бы сомневался! Нет Рамиро, конечно, был рад, как святой Рокэ, когда путь из Дыры наверх узрел, только думал, что прежде чем невесту во дворец везти, неплохо бы ызарга, то есть спрута, на чистую воду вывести. «Ничего, тио Рамиро, – заявил Гонсалито, – если боишься, мы с Исабель спрячемся, там, в башенке, папито знает!». Всё игры ему. Но игры играми, а Райнштайнер, когда встречал их на аэродроме, сказал между прочим, что вице-супрем арестован и сидит в Нуэва-Багерлее. По обвинению в государственной измене. Доказательства – письма и записи, которые хранились в тетради покойного кесаря, что Гонсало раздобыл.