Месть

Поступать пришлось в институт с военкой. Мама насмотревшись,начитавшись,наслушавшись ужасов армии спасала меня, свое дитя, от них. Ну, мягко говоря, вожделенный гуманитарий мне не светил. Потихоньку пописывая в блоге, я был зачислен в политехнический университет. Внешность мою можно описать одним из прозвищ, коими щедро осыпали в школе. Мэнсон в обмороке... Чёрные волосы по плечи и очень бледная кожа. Зелёные глаза, чётко очерченные губы – смотрюсь неплохо… на фотках. Потому как рост 163 см и то, когда весь вытянусь, а в расслабленном состоянии и того меньше, вес медики куриным называют. Чёрные волосы мне не родные, но люблю больше своих! Несчастный случай ещё в шестом классе поменял мой облик навсегда - намылил мамин тоник вместо шампуня, пока отмывал свое шикарное тельце, адское зелье оставалось на волосах. Смывая, удивился тёмной воде – это когда ж я так испачкался? И беспечно вышел из ванной! Фен, вниз головой сушим, чтоб быстрее высохло, и чтоб объёмнее смотрелись. Мимо топает Папик: - Итить твою! Ты что натворил? Галка, иди, любуйся! У нас новый закидон. Выныриваю из волос, смотрю в зеркало – круто! Вместо рыжеватой соломки чёрный шёлк! Папик потребовал отмыть. Не удалось. После пятого мытья и сушки мы с мамой устали, а завтра всем с утреца по школам, работам. Папа достал триммер и сказал, что проблема решаема. - Папа, нет! Мало того, что я маленький, ты хочешь, чтоб я ещё и лысым был! – я забился в угол. Папа сдался, а мама стала следить, чтоб тоник у меня всегда был, поскольку рыжие корни нам не нужны. В школе быстро привыкли и забыли про рыжего меня. В старших классах все ребята начали раздаваться и вширь и в рост. Украшали себя татуировками. А на моем теле места та тушкам не было. Мама права – брутально не получится – получится жалкое, душераздирающее зрелище. При моей комплекции уместным будет только номерочек на запястье. А хотелось быть брутальным, но глядя в зеркало, приходилось признать очевидное – брутальные в моем облике только мысли. И я выбрал пирсинг. Уши, бровь, переносица, ноздря, уголок нижней губы постепенно покрывались металлом. Папа только закатывал глаза и театрально складывал руки в молитвенном жесте. А мама даже радовалась – не унесёт ветром её мальчика. Я мог бы стать фото моделью - там рост не главное. Я мог бы стать танкистом, там он преимущество. Я даже космонавтом мог бы стать... Но мама сказала: - В политех. Ты умный, мы тобой ещё гордится будем! А кто меня кормить будет до старости? Мама с папой? А детей нарожаю? Им ваша гордость по фиг. Много им физик-технолог заработает. Мама была непреклонна. АРМИЯ угрожает! Говорят, если насилия нельзя избежать, расслабься и попробуй получить удовольствие. Я расслабился и пошёл на свою первую пару. Ой-ой-ой, как я плохо расслабился - первый день прошёл туго. Аудитории после ремонта положено отмывать. Кому? Троим бюджетникам – умным и бедным. Две недели мыли полы и окна. У нас типа льготы. Это контрактиков в колхоз загнали… В колхоз… в Крым собирать виноград! Чувствую себя избранным! Это они там, в бархатный сезон на берегу моря виноград собирают. Я крут – я никуда не поехал, я аудитории драю! Дальше лучше! Вводное занятие: никому до меня дела нет, никто меня не знает – на практике все перезнакомились –, а я оказался за бортом жизни, зато универ чистый моими стараниями. Мама косметикой воспользоваться не дала, сказала: - Утром с вечерним макияжем неприлично, - протянула руку, - утяжелители снимай. Я смотрела прогноз погоды – сегодня ветра не будет! Послушно раскручиваю штанги на лице, складываю в ладошку маме. Закусываю колечко в губе, надеясь сберечь. Я без него никак – оно моё первенькое. - И колечко, Марк, отдавай. Я вздохнул, сложил бровки домиком, давя на жалость, но отдал. В знак протеста надел кислотную футболку с узкими чёрными джинсами – и совсем не выделяюсь из толпы. Весь такой бледный, загадочный и облегчённый. Последний ряд в амфитеатре - я одинокий, как орел на скале - волосами занавесился, рассматриваю тайком одногруппников. Артур и Артём явно лидеры - девчонки виснут, ребята уважают. Красивые, смешливые на меня поглядывают. Втыкаю, выть охота. Мама, я хотел на филфак, я хочу писать, я не хочу считать! Наконец-то закончились пары; вижу, как сдружившиеся ребята обсуждают план по отмечанию первого дня учёбы. Хочется, чтобы позвали. Ну, не самому же просится (мальчики, как вас зовут?). Хватаю сумку и, независимо так, обхожу одногруппников, выхожу из аудитории. Вокруг бурлит жизнь – я тут единственный чел в одиночестве! Ладно, всему свое время. Вдохнул солнечный день в себя, выгоняя хандру. Сзади весёлая суета и меня хватают под руки, поднимают, несут... Я вспомнил детство, поджал ноги, повис: - Куда ты? А отметить? Ты что не с нами? Верчу головой – те самые Артур с Артёмом. Конечно, я соглашаюсь, меня несут к остальной компании! Ребята налёту знакомятся. Мы куда-то опаздываем? Мы действительно опаздывали. Неслись к электричке, что привезёт нас к кому-то на дачу. Успели. С Артуром так меня и не отпустили - охранниками держали под руки. Я на ребят рассмотрел: Артём очень высокий, атлетически сложен, русые вьющиеся волосы падают на лоб, тёмные, смеющиеся глаза, серьга в ухе. Артур просто высокий, худощавый, светлые волосы, но глаза! Это что-то особенное – огромные, как у инопланетянина, прозрачно голубые и взгляд неземной - рассредоточенный - вроде на тебя смотрит, а вроде и нет. Шумно вывалились из электрички. В магазине на станции купили пива, вина, сосисок, чипсов, сыра. Потянулись к обещанной даче. Шли мимо особняков, стилизованных под замки различных эпох. Я уже представлял себя в боксёрах в голубом бассейне Шли долго. Чтоб не устать накачивались пивом. - Оксанка, этот? Или этот? А может этот? О-о-о, какой домик! Оксанка весело отмахивалась и тащила нас дальше. Долгожданное "Пришли!" Вполне себе симпатичный домик, не трех этажный особняк конечно, но нам много не надо – кусок холодной говядины и чистый подворотничок поданный лакеем! Прилипли к ограде, заглядываем во двор, ждём Оксанку, которая подходит к калитке огибает её и идёт дальше вдоль забора. Переглядываемся, следуем за ней. Может вход со двора? - Вот! Хибарка или сарайчик, притулившаяся к акации в центре пустыря. - Что вот? - Дача – мы пришли! Мы молодцы, что пить начали ещё на станции! Алкоголь лучший косметолог хоть для женщины, хоть для убогой дачи! Не совсем мы – они пить начали. У меня на алкоголь плохая реакция – не принимает организм ничего крепче кваса. Своей дури видать хватает, вот алкоголь и не нужен. Стоим, смотрим на ДАЧУ, надеемся, что Оксанка шутит. Нафига – это скромное строение на отшибе крутого дачного посёлка и есть наше место отдыха. Ржач, нет, не ржач... Кажется, так звучит гомерический хохот! А Оксанка - супер, она ещё ненормальнее моей мамы! Подружимся. Погода была прекрасная. Последние дни бабьего лета, за неухоженным садом озеро, на берегу развели костёр, пили, жарили сосиски. Вот только Артур меня начал напрягать, уже изрядно пьяный, он тщательно следил, чтоб мои кеды были только возле его друга. Я недоумевал, бросил пару вопросительных взглядов на хмелеющего Артёма. Тот только смешок удерживал и запивал свою радость прямо из бутылки портвейном. В обществе парня мне было приятно, и я сдался – сижу рядом, не рыпаюсь. Опустились сумерки, из бездонных недр сарайчика или дачи извлекли потрепанную, видавшую виды гитару. Артур кое-как настроил и запел, глядя на меня почему-то: - Помнишь, девочка, гуляли мы в саду… Мне в плечо закашлялся его друг. Сволочь, он что-то понимает в происходящем и веселится. Чувствую подвох во всем - сзади что-то происходит. Напрягся. Чужие пальцы слегка касаются спины, спускаются ниже и обводят контур заднего кармана на брюках. Оборачиваюсь, всматриваюсь в помутневшие от алкоголя глаза... О-о-о, какой приятный сюрприз! Мой пьяный друг со мной одного цвета ягода! Увидев в моих глазах одобрение, потянулся губами, а руки уже со всех сторон мою тазовую кость ощупывают, изучают молнию на штанах. Стоп-стоп! Так дело не пойдёт – этот фильм для взрослых. Пойдем-ка, обсудим без свидетелей. Поднимаюсь – он за мной, под одобрительным взглядом Артура. Петляю зайцем. Одна мысль: главное, чтоб до кустов не догнал! Прямо при всех же разложит, а я застенчивый. Парень на ходу пытается мне что-нибудь поцеловать. Брачные игры носорога с тушканчиком какие-то! Увожу его по дальше от свидетелей. Все. Озабоченный самец сделал рывок и спеленал меня своими ручищами. Надеюсь, мы достаточно отбежали... - Стой, Марк, не беги от меня. Хочу, хочу. Жаркие требовательные губы, руки исследуют спину, спускаются ниже. - Да не от тебя бежал. Стесняюсь при всех быть трахнутым, а ты очень решительно настроен, как я посмотрю, – перевожу дыхание между поцелуями. Услышав заветное слово, парень начал терзать молнию на моих брюках. Помогаю – ему меня без штанов оставить раз плюнуть – порвёт же нафиг, а в чем мне потом через весь город домой ехать? Я расстегнул – дальше он сам. Поднял меня одной рукой, второй, как с младенца, стащил штаны вместе с трусами. Нежно погладил, сжавшиеся на ветру яго дички. Меня мяли, переворачивали, похлопывали, жевали, слюнявили и снова месили. Я безвольным пупсиком повис в медвежьих лапах, таял воском на солнце. Он коснулся между половинками, по-хозяйски ощупал: - Можно? Я б запретил, но у меня секса не было полгода - трахаться хочется сильнее, чем жить. Мелкий попец мой целиком помещается у него в одной ладони. Ногами обвиваюсь и трусь, как похотливый щенок. Засовывает мне в рот пальцы. Послушно слюнявлю. Вот это лапищи! Перехватывает меня смоченной в слюне ладонью и проникает одним пальцем. И держит, и растягивает меня узенького одной рукой, а второй одновременно воюет со своими штанами где-то далеко внизу. Здравствуй, кружок очумелые ручки! Как только кончим, обязательно выясню его технические характеристики! Господи, я один-то палец с трудом принимал, он ещё второй добавляет, потом третий – боль усиливает возбуждение. Трусь, насаживаюсь, всхлипываю ему в макушку. Он вылизывает шею, кусает соски - выгибаюсь в сладкой судороге. Осознаю, что сижу на трахающей меня ладони, метра полтора до земли, ещё и акробатические упражнения проделываю (мелькает мысль «держись крепче, придурок – костей не соберёшь»). Победный рык! Мой тигр справился со своими штанами. Вынимает из меня пальцы, двумя руками берет меня аккуратненько за половинки, раздвигает их в стороны и опускает вниз – натягивает, проникает. Я заскулил, заметался, задёргался. Больно! Возбуждение уходит. Он закрыл мне рот поцелуем, замер, дал привыкнуть, просунул пальцы между нами начал подрачивать меня заскучавшего. Мой скромненький член ожил и приподнялся заинтересованно. - Прости, малыш. Не могу больше, потом поцелую вову. С этими словами, детские игры закончились – меня начали трахать по-взрослому. - Смазочку бы, – запоздало стону уже скорее от удовольствия, чем от боли. Мой медвежонок нашёл заветный бугорочек. Ходить, наверное, неделю не смогу. Плевать! Насаживаюсь, ёрзаю, целую и таю в мнущих меня руках. Кончаю бурно, чувствую, как сознание уходит, обмякаю. Мой хороший не задерживается, пару раз мною себя резко порадовал и заорал Тарзаном! Отнёс то, что от меня осталось к озеру. Прополоскал, сложил аккуратной кучкой на травке, а сам плескался минут десять в ледяной воде – не май месяц на улице. Вышел в лунном свете, поигрывая мышцами, капли искрятся. Красота! Заботливо ощупывает в поисках повреждений: - Как ты, маленький, жив? Я тебя не сильно помял? - Жив, не массированными остались только пяточки… - Сейчас-сейчас... Где там они обездоленные? Сижу на огромных коленочках, жмурюсь, только что не мурлычу. Пальцы гладят, чешут, мнут мои пяточки. Капризничаю: - Обещал поцеловать вову? - Сейчас-сейчас! Переворачивает меня попой к верху, лицом к себе в пах и начинается рим минг, о котором я только читал. Лёгкие проникающие касания языком в истерзанную дырочку становятся все настойчивее. От наслаждения совершенно ничего не соображаю. Упираюсь ладошками в коленки, пытаюсь надсадиться на язык по глубже. Я снова готов принять его. В лицо упирается огромный член, требующий внимания, послушно открываю рот. Картина маслом: я вниз головой, его язык в моей жо, и мною снова трахаются. Минетом происходящее назвать сложно. Приходит самодовольная мысль, что я не такой и мелкий, раз во мне все это добро помещается и спереди, и сзади. И снова крик Тарзана! Чуть не захлебнулся спермой, меня опять перевернули и быстренько отсосали. Да что там сосать? «Тик-так» рядом с «чупа-чупсом XXL». Я пискнул и кончил. - Все одеваемся, а то нас искать будут. Собрал вещички, расправил кислотный шарфик с моей шеи обратно в футболочку, натянул на меня трусики, джинсики. Поставил на землю. - Погоди, ласковый мой. Я ща, быстренько оденусь, пойдём к нашим. Чумной покачнулся, собрался упасть. Был пойман и аккуратненько прислонён к яблоньке. - Держись. Стою, держусь. Парень быстро оделся, взял меня - слабенького, разомлевшего - на ручки и понёс к костру. А там ребята рассказывали страшили одна страшнее другой, в которых главным фигурантом был демон, вопящий в ночи. - Тёмик, а открой мне тайну золотого ключика. Что на Артура нашло? - Марк, тайны никакой нет.Артура не устраивает моя ориентация. Он уверен - стоит мне встретить "мою" девушку, и я выброшу из головы ересь про собственную голубизну. Корчит из себя сурового гомофоба и, при каждом удобном случае, пытается под меня деваху подложить. В Крыму он меня совсем достал своей опекой. Я уже был готов его трахнуть. - Ага, понятно. А зачем он нас сводил? - Только не ругайся, Марк.Я ему сказал, что девочка с последнего ряда очень сексуальна. - Девочка!!!!!!!!!!!!!!! Вот что-то такое я подозревал. - Понимаешь, Артур очень плохо видит - очки носить не хочет, а линзы потерял. Заказал новые, но готовы они будут только через неделю. А ты такой милашка, ну, я и ляпнул. Хотел пошутить, а все так замечательно получилось. Прости… Ясненько откуда неземной взгляд. - Ты мне должен! - Все, что захочешь, сладкий. - Я хочу один поцелуй. - Все мои поцелуи твои. - Ты не понял. Я один раз поцелую этого слепого гомофоба. Растерянный потухший взгляд, обида: - Зачем? Когда? – обреченным шёпотом. Я был непреклонен: - Один его поцелуй на рассвете, и ты прощён. - Ты меня бросаешь? Тебе было плохо? Я сделал больно? Прости… - Нет, я вам обоим мстю и мсть моя страшна! А после я весь твой, все равно на пары тебе меня нести придётся, я вряд ли дойду сам до станции. Я подсел к Артуру.Он подвинулся на подстилочке и поднял полу пледа, в котором кутался. Я прижался к тёплому боку – сидим, втыкаем на костёр. Обдумываю, как по лучше обставить задуманное. - Маркуша, ты такая классная! Помоги ему? Он вбил себе в голову, что гей, а ты ему понравилась! Я вас слышал, - горько усмехнулся, - ему с тобой было хорошо. Не бросай его. Изображаю смущение: - Я лишнего выпила и он тоже. Ситуация вышла из-под контроля, я не уверена, что было правильно. Вы мне оба нравитесь, и пока я ничего не обещала Артёме.- Просто попробуй. Не гони его сразу. Задумчиво тру колючий подбородок, щеки. Отлично, я готов к мести! - Артур, я тебе нравлюсь? Ты меня совсем не знаешь. - Очень нравишься! Не нужно знать человека, чтобы влюбиться. Если б не он, я бы тобой занялся. Счастлив за друга. С трудом сдерживаю улыбку на его заявление. Практически признание. - Поцелуй меня! Один твой поцелуй, и я буду паинькой с твоим другом! - Шантажируешь? – усмехается тот. Я киваю головой в подтверждение. - Здесь? Или отойдём? Тяну в уже знакомые заросли, чувствую тяжёлый взгляд на спине. Ой, Марк, плакала твоя попа - не видать ей смазки. По пути готовлюсь, вспоминаю секс, организм реагирует правильно. Останавливаемся под деревцем, Артур нежно берет меня за плечи и тянется для дружеского чмока. Обвиваю его шею руками крепко (а то ещё вырвется раньше времени), губами впиваюсь. Язык внутрь, углубить поцелуй... Отвечает, прижимается всем телом. Опа! Небритыми щеками еложу по его лицу, в чужое бедро упирается мой стояк. - Блядь! – крик в предрассветной тишине, способный поднять мёртвого. Вырывается из моих объятий, в глазах ужас. - Не блядь, а пидар! – шепчу на ушко и несусь к своему защитнику. Знаю, шёл за нами, подслушивал, все видел и все понял. Кинулся мой герой наперерез Артуру, хохоча во всю мощь своих лёгких, спрятал меня за собой. Обречённо кивнул, расцепил руки, потёр виски и встал. - Ты куда? Я растерял уверенность, захотелось стереть эту скорбь всего еврейского народа с лица моего любовника. - Дрова поищу – костёр тухнет. И растворился в темноте.