Этим вечером ты будешь мой.

Вечер принес долгожданную прохладу. Я чувствовал дыхание ветра, и весь мир, казалось, обнимал меня теплыми лучами, пением соловья, первыми звездами. Право же, в такие вечера хочется любить и быть любимым. Меня зовут Джим. До шпалы не дотягиваю, а хоббита уже перерос. Мне семнадцать. И, как большинство подростков, мое тело худощавое и вечно жаждет пищи. Волосы цвета шоколада, как говорит маман, а сама кожа светлая. Глаза же блеклые, почти незаметные, что всегда казалось мне существенным недостатком. Домой пришел рано: темнело, но часы показали всего девять. Дома, как обычно никого нет, и только исписанный чернилами лист одиноко прикреплен на холодильник кругляшом магнита. Читаю. И офигеваю. То ли отец решил прикольнуться, то ли моя жизнь стремительно меняется. "Сын, сегодня приедет твой брат. Да, у тебя есть брат. Он старше тебя на три года. Помнишь, я рассказывал, что до свадьбы с твоей мамой был женат. Так вот, от нее у меня остался сын. Я и сам немного удивился. Удачи. P.S/ Ночная смена, так что приду только завтра." Звонок в дверь заставил вздрогнуть. Пока я читал, успело немного стемнеть. Письмо в руках, а в голове сумбур. Я подошел к двери, осторожно спросил, кто там. - Кир. Тебя должны были предупредить, что я приду. Я открыл дверь и попятился. На меня смотрели холодным огнем синие глаза. Почти на голову выше меня, шире в плечах и с довольно-таки наглой рожей. Удлиненные черные волосы прикрывают брови, а в ушах пирсинг. Свободная одежда: байка и джинсы, - и чемодан в руке. - Малявка. Учти, этим вечером ты будешь мой. Я офигел. И не успел ответить какую-либо колкость. Кир притянул меня за подбородок и жестко, грубо поцеловал. Его глаза смеялись надо мной. Я вытер губы рукавом, зло прищурился и проговорил, добавив в голос как можно больше стали: - Урод. - Знаю, малявка. Знаю. - Ты надолго здесь? - Нет. Только сегодня. Мать умерла, и я приехал отдать отцу то, что она оставила ему. Я облегченно вздохнул: это всего на один вечер. Пропустил его в зал, а сам пошел на кухню. И только сейчас заметил, что руки дрожат. Тело горит огнем, и до жути страшно. Живот скрутило болью. Неприятно. Я принес ему на подносе кофе и сахар. Он выпил его одним глотком. И смотрел на меня, словно изучая. От этого взгляда боль усилилась. В его глазах я видел такой холод, что непроизвольно поежился. - Почему ты сделал это? - решился спросить я. - Мне плохо. - И ты всегда так поступаешь, когда тебе плохо? - Нет. Так плохо впервые. Поэтому поступаю плохо. Утешь меня, малявка, - проговорил он почти шепотом, и от этого голоса внутри все сжалось. Он подошел ко мне, наклонился и еще раз поцеловал. Требовательно раздвинул языком мои губы, завоевывая сантиметр за сантиметром. Я пытался оттолкнуть его, но хватка оказалась железной. В голове продолжал звучать его голос. Почему я? Почему он решил утешиться именно мной? Я даже его и не знаю! Его рука скользнула мне под свитер. Такая же холодная, как взгляд. Я начал вырываться, а он одной большой рукой сжал мои запястья, другой ласкал мои соски. - Одними губами мне не согреться, - прохрипел он. - Отпусти! Отпусти меня! Он только хмыкнул на это, стянул с меня штаны вместе с трусами и взял в рот мой член. В глазах потемнело, внутри пробежался огонь. Все тело охватила дрожь. Я перестал вырываться, тело само собой изогнулось. Страх перерос в удовольствие. Я и представить не мог, что почувствую такое из-за извращенца, решившего поиздеваться надо мной. Может, я мазохист? Холодные губы на горячей от возбуждения плоти. Шершавый язык... Внутри пробежалась приятная истома. Я чуть не закричал от удовольствия. И только тогда понял, что меня заставили кончить губы парня. Черт! Черт! Черт! Он ехидно улыбнулся, сглатывая, большим пальцем вытер губы. И от этой его улыбки по телу пробежала дрожь. Страх вернулся. - Не надо... - прошептал я. - Слушай, Джим, - проговорил Кир, и его глаза сузились. - Ты получил удовольствие, так что теперь твоя очередь. и не думай отвертеться. - Я скажу отцу! - Врешь. Ты ведь трус и слабак. И с отцом откровениями не делишься, - я удивленно и несколько испуганно посмотрел на него. - Я буду трахать тебя до тех пор, пока не успокоюсь. И ты ничего не сможешь сделать. Он расстегнул ширинку, приспустил трусы. Из кармана достал небольшую прозрачную бутыль. Капнул себе на руку, а потом я почувствовал, как холодная рука держит меня за ягодицу, а внутрь проталкивается палец. - Как узко. Это хорошо. Я застонал от боли, не в силах ничего сказать, без возможности вырваться. Палец входил и выходил, а потом Кир добавил еще один. И тут внезапная вспышка наслаждения с болью прокатилась волной по телу. Я готов был сам насаживаться на эти пальцы, но не делал этого только потому, что не хотел быть перед ним униженным. Кир достал пальцы, заменив их чем-то горячим. А потом было больно. Очень больно. Боль смешивалась с наслаждением, и я понимал, насколько мазохист. Я плюнул на гордость и двигал бедрами, чтобы почувствовать его глубже. Горячо, больно, невероятно. Перед глазами плясали точки. Холодные руки блуждали по моему телу, а потом одна из них стала ласкать мой член. Я сходил с ума от удовольствия и унижения. Такого мне еще испытывать не доводилось. Он кончил в меня, а потом я тоже кончил. Я чувствовал, как Кир вышел из меня, как вместе с ним вышла часть горячей спермы. Внутри все горело. - Какой ты жалкий, - проговорил Кир. Я ничего не мог с собой поделать, мне хотелось еще. Стыд, унижение, удовольствие, страх - все смешалось. И от этого я кайфовал. - Завтра я забуду обо всем, - тихо сказал я, но он услышал. - Завтра ты уедешь со мной. Теперь ты - мой утешитель.