Уроки субординации

- Мистер, эй! Вам туда нельзя! Стойте! - Пошла нахуй! Пинкман влетел в кабинет Фринга, вытолкал вбежавшую было следом администраторшу и захлопнул перед самым ее носом дверь, которая тут же мелко задрожала под слабыми ударами испуганной работницы. Фринг, не моргнув и глазом в ответ на эффектное и шумное появление Джесси, молча встал из-за стола, оправил пиджак и подошел к незваному посетителю вплотную. На секунду, под этим холодным, равнодушным взглядом, Джесси стушевался и даже шагнул в сторону от двери. Густаво открыл дверь, и на него почти налетела торопливо лопочущая на испанском девушка. - Мария, - успокоил ее Густаво, пуская в ход свою фирменную полуулыбку, - все в порядке. Молодой человек, не сомневаюсь, с крайне важным разговором. Ты можешь возвратиться на рабочее место. Девушка снова бросила обеспокоенный взгляд на подозрительного парня, ворвавшегося в кабинет всеми уважаемого мистера Фринга, но спорить с начальством не решилась и молча ушла. - Итак, господин Пинкман, чем обязан? Фринг снова занял свое место за рабочим столом, приглашающе махнув рукой в сторону стула напротив. Как всегда, безукоризненная вежливость и тотальное спокойствие. Хозяин Los Polos Hermanos, а заодно и всего метамфетаминового бизнеса Альбукерке, сочетал в себе непробиваемую оболочку обходительного джентльмена и расчетливую холодность змеи, под завязку начиненную смертельным ядом. К Джесси вновь вернулась злость, растерянная было под ледяным оценивающим взглядом у двери. - Я задолбался! Меня достал этот маразматичный пердун с манией величия! Пусть найдет себе другую шлюшку! Только и слышу: Джесси, три тщательней! Джесси, подай это! Джесси, ты идиот! Джесси, без меня ты бы сто раз уже сдох! Весь гребаный день ноет! Я согласен работать один, согласен варить, но пусть мистер Уайт выйдет из игры. Подчеркиваю – просто выйдет, а не умрет! Это мой ответ на ваше вчерашнее предложение. Пинкман был довольно несдержан и говорил громко. Настолько, что их могли услышать в зале. Фрингу не нравился тон мальчишки, но злость выразилась лишь чуть нахмуренными бровями и убийственно вежливым тоном. - Джесси, тебе не кажется, что обсуждать подобное на работе, где полно людей, не лучший вариант? Мы поговорим об этом позже, без посторонних. - Когда? - Джесси и сам понял, что был слишком задирист, и сбавил обороты. - Сегодня вечером ты приедешь ко мне домой. Поверь, этот жест является для меня показателем высшего доверия. Джесси заткнулся, пока в голове вихрем крутились мысли. Этот психопат приглашает его к себе в нору? Что он задумал? ! - Х.. хорошо… - неуверенно пробормотал Пинкман, - но мои условия вы уже слышали. Так что зачем мне приходить к вам? - Я повторюсь, если до тебя не дошло. Это жест вежливости и моего расположения. Майк заедет за тобой в восемь вечера. *** - Эмм… Милый домик, – буркнул Джесси, едва переступив порог. – Неужели глава наркобизнеса тащится от обывательских штук типа домика в пригороде, милых соседей-старичков и палисадников? - Проходи, ужин как раз готов, - Фринг полностью проигнорировал вопрос. Опять это пробирающая до косточек обходительная улыбочка и глаза мертвой акулы, которая все же успела откусить от тебя пару самых лакомых кусков. Джесси если и был удивлен видом жилища, то не сильно. Все-таки конспирация для мистера Фринга была приоритетной. Благообразный, достойный житель города, меценат, покровитель, добрейший души человек. С уютным образцовым домиком, фотографиями детишек на камине и безукоризненной репутацией в целом. И таким скелетами в шкафу, что ни у каждого прожженного головореза наберется. Не волк в шкуре овечки, а огромная акула в том же прикиде. И теперь, методично прожевывая, мистер Фринг в привычной своей манере разыгрывал добродушие. - Ешьте, мистер Пинкман. - Угу, - Джесси принялся за жаркое, не ощущая вкуса. Не до этого было. Злость, раздражение, страх лишили запаха и вкуса прованские травы и прожаренное мясо. Уж не станет ли в скором времени задница Джесси такой же подпаленной? - Вкусно? - спросил Фринг, когда с едой было покончено, и Джесси чуть не подавился от неожиданности. - Типа того. Ага, – старательно откашлявшись (Густаво сморщился, когда капли соуса полетели на белоснежную скатерть), ответил Пинкман и наконец, отложил ложку. - Это все конечно очень круто, но мои условия вам известны. Отправляем Уайта на покой, повторяю – не вечный покой, а вполне благообразно-пенсионный, а я варю вам самый лучший мет. По рукам? Я все смо…. Фринг тоже отложил столовые приборы, чинно вытер губы салфеткой и прервал речь Джесси. - Заткнись, щенок. Джесси удивленно уставился на Фринга, замолчав на полуслове. Удостоверившись, что его слушают, Густаво продолжил цедить слова, словно змея. - Заткнись и теперь слушай меня. У тебя нет никакого права что либо просить, и тем более, ставить условия. Яйца не той закалки. Я решу вашу судьбу, как сам того пожелаю. И не смотря на то, что ты сейчас со мной за одним столом – это не доверие, это знак того, что ты слишком мал и жалок, чтобы навредить. Пинкман сжал кулаки, но не отвечал, сверля Фринга злым взглядом исподлобья. Густаво откупорил бутылку и налил вина в оба бокала. – К тому же, вы с Уайтом слишком переоцениваете свою значимость. Рубиновая жидкость заплескалась в бокале, навевая не слишком приятные ассоциации. - Повар великолепен, только когда искренне влюблен в свое дело, - произнес Фринг, покачивая в руке бокал и вглядываясь сквозь алую влагу на свет. – Выпьем за творцов, которых не заменят никакие любители. Пинкман демонстративно отодвинул бокал, зло уставившись на Густаво. Это кого он обозвал любителем?! Да, мистер Уайт был богом метамфетамина, но и Джесси давно уже перестал быть просто любителем и дегустатором. Да, пока подмастерье, но учился- то он у лучших. Доза мета, принятая для храбрости перед поездкой за выторговыванием собственной жизни и жизни Уайта, сыграла с Пинкманом плохую шутку. Непрошибаемость и грубость Фринга была встречена волной ярости. - Я варю отличный голубой мет, мудак! Так какого хера тебе еще надо?! - Уж точно не твоего, - заметил Густаво, брезгливо опустив уголки губ. - Что, есть с чем сравнивать? Немало повидал перед собственным лицом, пока добирался до кормушки покруче? – практически прошипел Джесси, подаваясь вперед и прожигая Густаво ненавидящим взглядом. Ярость, подкрепленная дозой и перенапряжением последних месяцев, вылилась в полную бесконтрольность над собственным языком. Чувство самосохранения вопило, чтоб Пинкман немедленно запихал свои слова себе же в глотку, и начал вымаливать прощение. Тогда, может, Джесси только оторвут грязный язык. Лицо Густаво чуть дрогнуло в ответ на вполне недвусмысленный намек. Пинкман злорадно оскалился. – Я прав? Джесси едва уловил ту секунду, когда подскочивший Фринг резко дернул его за руку, вынуждая встать, но тут же повалиться мордой в стол. Плечо пронзила резкая боль, когда обе руки завели за спину, вынуждая Джесси беспомощно елозить по скатерти лицом, одновременно выпячивая зад. - Ты совсем не умеешь следить за словами, да? – почти ласково прошептал Фринг на ухо, заставляя шею покрываться мурашками, а волосы на загривке встать дыбом. Перегнув Джесси через стол, среди разметавшейся посуды, он прижимал его вплотную, навалившись всем телом. – За такие слова ведь и убить не долго. На что ты пытаешься меня спровоцировать, ммм? «Ммм…» было произнесено вместе с легким касанием чуть колючего подбородка Фринга о скулу Джесси. Пинкман дернулся, но у внешне худощавого Густаво оказалась поистине железная хватка. Почувствовав полную беспомощность, Джесси попытался лягнуть Фринга, но тот вжался еще ближе, пресекая любое сопротивление. - Ты правда… на секунду решил, что сможешь хамить мне безнаказанно? – наигранный удивлено-растерянный тон, хватка становится жестче – и Джесси сдавленно охает от боли в практически вывернутых руках. – Правда считаешь, что если ты толковый поваренок на моей кухне, это помешает наказать тебя? Дыхание Фринга было почти ровным, тон внимателен и ласков, но от него Джесси холодеет изнутри от ужаса. Густаво, еще чуть подвинув зажатое в руке запястье Джесси, и удовлетворенный услышанным стоном, продолжает : - В кое чем ты прав. Я действительно не убью тебя пока. Но с чего ты решил, что смерть – самое ужасное, что можно сделать? Есть вещи много хуже. И то, что я сейчас выпорю тебя за наглость, не является даже наказанием в полной мере. Всего лишь легкое предостережение в наиболее усвояемой для тебя форме. Джесси даже не сразу понял, о какой форме предостережения идет речь. А уж когда сообразил… Пинкман заерзал, пытаясь вырваться, однако Фринг по прежнему держал крепко, усмехаясь одними губами. Джесси был в ярости, что какой-то психопат собирается его ТАК унизить. Выпороть, как дешевую шлюшку. - Ты… ты охуел?! Попробуй только, урод! Тронешь меня, и я тебе глотку перегрызу! Найди себе другую сучку и шлепай ее, пока не обкончаешься! Распластанный на столе, прижатый так, что тяжело дышать, с заведенными за спину руками, с табунами мурашек, бегущими по спине от каждого горячего выдоха в район шеи, с волнами почти животного страха… Были забыты и чертов мистер Уайт, и все запросы на место повара, остался только страх, крепко ухвативший за яйца, и чужая рука, расстегивающая ремень Джесси. -Слезь с меня, ублюдок! Не трогай! Фринг связал руки Джесси его же ремнем, давая больший простор для собственных движений. Джесси почти вырвался, но Фринг жестко приложил его головой о столешницу, так, что в глазах помутнело. - Я накажу тебя, Джесси. И чтоб ты запомнил, как не стоит себя вести со старшими, я подкреплю урок физически. Как показала практика, так информация усваивается лучше. Сквозь дурной туман щелкнул ремень Фринга, вытаскиваемого из шлевок. Настоящий ковбойский, широкий ремень из натуральной плотной кожи. С металлическими клепками и массивной пряжкой. Джесси живо представил, что сейчас случится с его задницей. Представил, и яйца поджались от предвкушения. Мог ли знать Фринг, что подобная ситуация является самой скрытой тайной Пинкмана? И в тоже время - самой оберегаемой ото всех, самой страшной для ее носителя тайной? Которая до доски должна была остаться таковой. - Нет! Отпусти! – Джесси тяжело дышал, прерываясь на выкрики, и сильнее ерзал по столу. Фринг слегка приспустил его широкие джинсы , обнажая худые ягодицы. Пинкман натурально взвыл. - Странная мода нынче, - сухо заметил Густаво. - Эти широкие брюки, практически спадающие с задниц… Просвети меня, это что - такое завуалированное приглашение в среде наркоманов? - Пошел нахуй! Сука! Мразь! Развяжи меня!!! Да я выебу тебя за такое! - Ага, вот и я думаю, что пора приступать, – спокойно ответил Фринг…. И со свистящим звуком опустил сложенный вдвое ремень на обнаженную кожу. Шлеп! Джесси втянул воздух сквозь зубы, еле сдержав стон. Кожу обожгло, и поперек левой ягодицы расцвела розовая полоса. Не дав времени на передышку или очередную угрозу в свой адрес, Фринг снова коротко замахнулся и опустил ремень уже на другую половину задницы. Сдавленное оханье, шипение, и Джесси попытался дернуться в сторону. Еще удар. И еще. Пинкман сжал зубами скатерть, заляпанную красным вином, ощутив на мгновенье терпкий привкус винограда. Это удержало от позорного стона еще на один удар, пришедшейся на этот раз почти в район поясницы. - Отпусти меня! Сук…ааа-х! - на выдохе пришелся еще один удар, легший на еще свежий красноватый след. Джесси застонал, вжимаясь губами в скатерть. Задницу нестерпимо саднило, всё горело, и боль в вывернутых плечах сейчас казалась несущественной. Еще удар, еще одна полоска на пунцовеющей коже. Фринг охаживал его задницу, методично кладя удары, одной рукой надавливая на поясницу и связанные руки. Джесси почти онемевшими пальцами вцепился в ладонь Густаво, впиваясь ногтями сильнее в ответ на каждый звонкий удар. Отвечал как мог – ногтями, стонами, шипением в красную влажную скатерть, бессильной руганью и даже немужественными всхлипами. Но только не прикушенной в экстазе губой, не дрожащими от нетерпения коленями, не ослепляющими вспышками удовольствия! Нет! И не призывным выгибанием поясницы и подставлением задницы под каждый замах и удар… нет! НЕТ!!! Джесси потом убедит себя, что ТАКОГО он точно не делал. Обжигающая боль, охватывающая задницу и заставляющая судорожно сжиматься анус, никак не могла быть приятной до белесых вспышек под прикрытыми веками. Унизительная поза не могла казаться самой удобной и правильной. Джесси не плавился от каждого удара и не потирался вставшим, сочащимся смазкой членом о край стола. Стонал от боли и унижения, но никак не от возбуждения и ощущения подчинения более сильному сопернику. Полная, обжигающая разум беспомощность не была чем-то желанным. Пелена болезненного удовольствия абсолютно точно не застилала ему глаза, заставляя балансировать на самом краю боли и чего-то еще - смутного, сильного, неправильного, спрятанного где-то глубоко внутри, но такого отзывчивого на каждый удар. Пинкман потом обязательно убедит себя во всем этом. А пока…. Удар. Вспышка. Еще. - Еще! Последнее Джесси выкрикнул, пока его тело выкручивало в оглушительном оргазме.