Диастола (Diastole)

      Детей с нулями на запястьях встретишь нечасто. Дружба почти с пеленок, когда двум людям судьба предсказала друг друга, но потом сама же и оборвала их связь трагедией. Эти застывшие нули могут перечеркнуть всю дальнейшую жизнь. Детскую любовь, рожденную из симпатии и привязанности, самую искреннюю и светлую, встретишь не часто.       Майкрофт родился сразу с цифрами. Шесть лет, двадцать один день, одиннадцать часов и пятьдесят две минуты вели отсчет до того момента, как на свет появился Шерлок.       В тот день из-за стены доносились стоны и крики его матери, преисполненные болью. Никто не спал, попеременно прислушиваясь к беспокойному дыханию миссис Холмс и своим колотящимся сердцам. Майкрофт чувствовал, как к нему противным комком подкатывает отвращение; ноги слабеют, благо, рядом стояло кресло. Крики прекратились, но их тут же заменил пронзительный плач, и пульс Майкрофта подскочил настолько, что биение ощущалось во всем теле.       Пятнадцать часов страданий и трудов матери — и краснолицый кричащий младенец уже обращает на мир свой взгляд — такой же недовольный всем вокруг, каким он и будет впоследствии.       Через четверть часа Майкрофта впустили в комнату, где на подушках лежала его мать и переводила дух от только что отпустивших судорог. Каштановые волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; ее румяные губы радостно улыбались, когда ей наконец подали сморщенного малыша в пеленках. Майкрофт сел с ней рядом (запах кислоты и утомления еще не покинул пространство вокруг нее) и с позволения начал осторожно гладить влажную голову брата, едва покрытую нежными черными волосами. Тогда Майкрофт поклялся никогда не причинять ему вреда.       * * *       Но не вредить и оберегать от вреда — две совершенно разные перспективы. В одиннадцать лет Майкрофта повели в клинику, но не из-за запястья, а из-за болей в сердце и частой одышки.       После того, как на грудь надели присоски и сказали дышать спокойно, аппарат начал свою работу, и линия ЭКГ на экране, сопровождаемая писком в такт, размеренно поднималась и опускалась. Вначале показатели были в норме, но тут же линия, как бы запнувшись, взлетела двумя резкими остроконечными волнами и вернулась к прежнему ритму.       В соседнем кабинете послышались взрыв и грохот. Когда они прибежали узнать, что случилось, их взору предстали большие перепуганные глаза Шерлока, сидевшего на верхней полке шкафа и державшегося за края, чтобы не упасть; на полу лежали разбитые детали машины ЭЭГ.       Миссис Холмс, ошеломленная и оторопевшая, застыла в дверях, так что быстрее всех из ступора вышел Майкрофт и он же, встав на стул, достал со шкафа младшего брата-прохвоста. Он воздержался от ехидных реплик и слов вообще, молча снял оставшиеся электроды с Шерлока и поменял рубашку, тщательно застегнув все пуговицы. Майкрофт, не изменив спокойного, но словно с долей упрека лица, взял озиравшегося по сторонам Шерлока за руку, и они вышли из кабинета, словно и не было этого неудобного инцидента. С тех пор он никогда не снимал свой браслет, находясь в поле зрения матери, и порой ему приходилось терпеть ее виноватый взгляд.             * * *       Не сосчитать всех раз, когда он желал сброса; столько же раз он задавался вопросом, каково это — иметь партнера, родственную душу, человека, который не оттолкнет при любом удобном случае. Иметь кого-то, кто не прибавит к уже имеющейся боли в сердце новый поток; кто знает, каким иногда слепым может быть его брат, несмотря на проницательность и остроту ума.       Бурное детство Шерлока с его сварливостью, ранним крушением веры в человека и острыми переживаниями не могло пойти ни в какое сравнение с Шерлоком в восемнадцать, двадцать, двадцать три года, когда его бурлящий фонтаном гнев, сходясь на пике, выплескивался наружу и бил через мельчайшие трещины его неумело выстроенной ограды. Те, кто находился с ним рядом, на себе ощущали эту мощную неуправляемую силу, на своей обожженной коже. Раньше это был Майкрофт, но не теперь.             * * *       Боль возвращается. Яростно, беспощадно. Разрывая края, перекрывая дыхание. Он сидит на встрече с будущим премьер-министром. В последний раз он чувствовал это шесть лет назад — шесть лет, один месяц, три дня, восемь часов и двадцать с чем-то минут назад, — но это чувство для него как давно знакомый друг. Нужно немедленно идти. Он встает, вяло извиняется и, покидая круг изумленных лиц, спешит к своему автомобилю и едет к квартире Шерлока.       В течение девятнадцати минут пути Майкрофт напряженно думал, сведя брови на переносице, и пришел к выводу, что, вероятнее всего, это будет кокаин. Только ступив на порог квартиры, он ощутил, как сердце начинает сдавливать страхом, отчаянием, непоправимостью.       На линолиуме багровая лужа, размазанным следом ведущая на кухню. Там еле дышит Шерлок. Рыдания, подступившие к горлу, почти отступают. Если дело касается крови, он сможет справиться с этим. Кровь составляет сущность их самих.       Хирурги залатали Шерлока, переливание крови Майкрофта сыграло в этом не последнюю роль. Интересно, его кровь причинит младшему такие же проблемы? И, если на то пошло, неужели ему действительно начертано пожизненное одиночество? Какие только мысли не шли в голову, когда он сидел в палате возле спящего после операции брата. Но он ничего не скажет Шерлоку и тихо уйдет.       Он обещал себе запереть Шерлока в реабилитационной клинике, если тот не сойдет с грязного пути. Вместо этого Майкрофт оплачивает его счета, покупает одежду и заботится о том, чтобы его холодильник не пустовал; Шерлок берет, и берет, и берет, поглощает последнее из крови Майкрофта. Он так... чертовски умен, а все равно инстинктивно убеждает себя в том, что ему нельзя жить иначе чем так, как он жил. Но Майкрофт делает все возможное, чтобы побудить брата к государственной службе. Не на благо короны монарха, нет; просто это бы дало бóльшую возможность для незаметного наблюдения и контроля.       Но потом Шерлок встречает инспектора Лестрейда рядом с мертвым телом и надолго теряется из виду.             * * *       Грэг Лестрейд не часто брал обеденные перерывы, и во время ланча, когда остальной штаб был в столовой Скотланд-Ярда или бродил поблизости на свежем воздухе, он продолжал сгорать под лампами искусственного освещения в своем кабинете.       Майкрофт думает об этом неодобрительно: инспектору следовало бы относиться к своему физическому состоянию, отбросив пренебрежение и трудоголизм, и хоть изредка принимать витамин D. Его личность буквально окутана серым цветом — серый костюм, седые волосы, серо-землистое лицо, — и рассеянность, с которой он держит свой сэндвич, беспокоит Майкрофта. Наблюдая за Грэгом издалека, он думает о том, как ему хотелось в этот момент привести инспектора в чувства, чтобы исчезли затхлый вид и пустота в глазах, сжать его ладони и попросить ради всего святого избавить от этой ужасной имитации человеческой пищи. Но это мысли.       В действительности же Майкрофт пытается подкупить его.       Чего греха таить, это срабатывало в прошлом; редкий человек, повстречавший Шерлока, так проникался его непосредственной личностью и симпатизировал ему, что предпочитал бы проводить время с ним, чем с банковским чеком на солидную сумму (а второе, бесспорно, было более приятной перспективой). Грэг Лестрейд, однако, только моргает и, нахмурив брови, медленно говорит:       — Я инспектор Скотланд-Ярда, и, должно быть, вы это знаете, — будто бы он все еще отчасти сомневается, известен ли Майкрофту этот факт.       Майкрофт продолжает настаивать, Грэг снова отказывается, и дело не только в том, что он порядочный человек, — Лестрейд также отличается некоторым упрямством и достаточной проницательностью, чтобы понять, что за фасадом слов скрыты иные, невидимые глазу причины, побудившие его на эти встречу и разговор.       На щеках Грэга появляется слабый румянец; наглость ему к лицу.       — Должен предупредить, мой брат временами бывает довольно невыносимым, — говорит Майкрофт уходя, он спиной чувствует, какой фурор сейчас произведут его слова.       — Ваш брат, — едва заметно шевелятся губы Лестрейда; изумление длится меньше ожидаемого, Грэг хватает его за кисть, пытается удержать, потому что не может отпустить его восвояси вот так, не задав хоть пару важных вопросов. Пересохшие губы пытаются изложить мысли, но и те слишком запутались. Майкрофт говорит какие-то вежливые глупости и, поставив шах и мат словами о жене инспектора и сбросе, покидает парк.             * * *       Конфиденциальность, учитывая его статус, имеет первостепенное значение. Часы, крепко застегнутый ремешок — итальянская кожа, — швейцарская работа, золотое покрытие с ювелирной полировкой — и никто не задает ненужных вопросов. Мало кто угадает правду: его нумерологический тип очень редкий. Большинство предположит, что мистера Холмса дома ждет супруга или он хранит в душе нежную скорбь вдовца; личности, особо склонные к романтике и трагизму, могут увидеть в нем человека, потерявшего свою родственную душу еще до встречи с ней.       На самом деле все проще и одновременно сложней. Родственные узы. Тугая, сотканная кровью спираль обязательств и ответственности; пристанище защиты и утешения. Братья и сестры, связанные цифрами на запястьях, — большая редкость; Майкрофт провел всю жизнь, скрывая это, проявляя обыкновенность, скромность, безобидность, и так вжился в эту манеру поведения, что иногда забывал смотреть на свои числа.       Поэтому во время утреннего бритья он, случайно кинув взгляд на отражение своей руки, чуть не порезался. Шок и прострация легли на онемевшее лицо: цифры на запястье побледнели, голубизна потеряла несколько тонов и стала совсем слабой, словно в венах почти не осталось крови. Это не должно было стать откровением; в конце концов, он уже давно, год за годом, беспомощно и тоскливо чувствовал, что утробная связь распадается, Шерлок, вероятно, ощущал, пусть и не осознавая, то же.       Зыбкая дрожь в руках больно кольнула по сердцу, но Майкрофт быстро вернул контроль разуму. В его работе забота не преимущество; нежность, любовь приводят лишь к слабости.             * * *       — Инспектор.       Лестрейд вскидывает подбородок, глядя через плечо; он уже перестал удивляться нежданным визитам Майкрофта на места преступлений (разумеется, он всегда приходил после Шерлока) и начал получать от этого некое смиренное удовольствие. Он в спешке закончил беседу с одним из молодых подчиненных и, как бы освободившись от всех возможных предметов отвлечения, повернулся к своему визитеру.       — Грэг, — первым делом сказал Лестрейд и встретил непонимание Майкрофта. — Если удобнее, то Лестрейд, но не называйте меня "инспектор".       — Тогда — Грэг, — неспешно ответил Майкрофт, совсем разоруженный широкой улыбкой Лестрейда.       — Я измотан, и здесь не помогут даже ваши превосходные шоколадные батончики. — Он шагнул навстречу Майкрофту. — Может, выпьем кофе? — улыбнувшись краешком губ, добавил он и, словно зазывая мистера Холмса с собой, тут же сделал несколько медленных шагов в неизвестном направлении. Майкрофт выгнул спину, моргнул и, встрепенувшись, с неожиданной для самого себя живостью последовал за инспектором.       За углом Грэг нашел знакомого мужчину в колпаке и фартуке, приветливо стоявшего за небольшой крытой тележкой с навесом; тот, конечно, был порой редкостным торгашом, но уже не первый год стоял на этой улице и был добротным источником дешевого кофе и еды для перекуса на ходу.       И вот в их руках два бумажных стаканчика со смолистой жидкостью; Грэг настоял расплатиться самому, и Майкрофту из вежливости пришлось отпить кофе, так странно стягивающий желудок. Он всеми силами старался не морщить рот.       Они стояли у стены какого-то магазина напротив оцепленного полицией участка и обсуждали дело. Грэг оперся плечами о стену; Майкрофт степенно держал ручку зонта, даже в такой момент его не покидало напряжение. На самом деле, у него было мало оснований приходить на место преступления: дело было простым, с точки зрения Шерлока, — он справился быстро, и проблем, кроме само собой разумеющихся, с ним у Скотланд-Ярда не возникло. Но Майкрофт все-таки стоит здесь и смотрит на инспектора Лестрейда, замечая небольшую посеребрённую щетину на его щеках и то, как в уголках его глаз собираются морщинки, когда он щурится. Инспектору следовало бы носить очки.       — Это был длинный день для вас, — подытожил Майкрофт, когда Грэг закончил изложение дела. Он сощурил глаза, вглядываясь в пустоту, и беспокойно потёр ладонью наручные часы. Нет, часы тут не при чем, Майкрофт осознал это со странной, тревожной вспышкой в голове. Запястье.       — Ваша жена уже заметила? — спросил Майкрофт, понимая дерзость своих слов, на что Грэг сжал губы, затем проговорил:       — От вас, Холмсов, ничего не скроешь.       — Я не... — начал было придумывать ложь Майкрофт, но почувствовал стыд, когда Грэг глянул на него искоса. — Это было бестактно с моей стороны. Прошу прощения.       Грэг вздохнул и допил свой кофе.       — Нет, все в порядке. Все... хорошо. Это уже третий сброс, — тихо сказал он и посмотрел на Майкрофта, который сохранял выражение лица в тонах сдержанного сочувствия, внутри же его перекосило от одного глотка той сомнительной жидкости. И как Лестрейд умудряется такое пить изо дня в день?       — Должно быть, это трудно, — сказал он. Грэг безрадостно засмеялся.       — Да. Чертовски... — Он тут же сжал губы и со смачным хлопком ударил себя по рту за чуть не сказанную нецензурную реплику. — Так вы женаты? — резко спросил он, и его взгляд пусть коротко, но явно упал на запястье Холмса. От такого проявления любопытства по шее Майкрофта распространился горячий прилив крови.       — Нет, — ответил он довольно скоро; Грэг поднял бровь. — Спасибо за кофе, — сказал он, отходя от стены, чересчур поспешно и нервно, чтобы это звучало просто и обыденно. Он неосознанно продолжал держать стаканчик в руке, пока не опустился на заднее сидение своей машины, и, заметив его, безучастно положил в подстаканник.             * * *       Похищение — слишком резкое и грубое слово, это, скорее, просто разговор с целью прощупать почву и продемонстрировать собственные власть и компетенцию. Этот доктор держится молодцом, хотя, как видно, он мало заботится обстоятельствами его... добровольно-принудительного увоза. Да, ему удалось привлечь Шерлока, но Майкрофт имел все основания сомневаться в будущей продолжительности такого партнерства, он был готов не обращать на него много внимания как на очередную игрушку-эксперимент братца, до тех пор как... Как доктор Ватсон не сжал кулак, тесно прижимая руку к телу. Майкрофт всеми силами старался не округлить глаза.       Боже...       Если этот болезненно раздражительный, враждебно саркастичный, в вечном состоянии войны солдат — доктор — солдат, стоящий перед ним, обнулился для Шерлока, он может быть как раз тем человеком, в котором нуждается его брат. Или, что вероятнее, эта парочка станет просто невыносима, и, с сегодняшнего дня и до скончания времен, будут только они вдвоем против всего мира. Майкрофт отпускает доктора Ватсона, а сам какое-то время продолжает стоять в заброшенном здании, раздумывая.             * * *       Доктор Ватсон — Джон — снова здесь, на месте преступления, разговор братьев довольно скоротечен, но этого достаточно для того, чтобы Майкрофт долго и многозначительно держал взгляд на запястье Шерлока, для того, чтобы уши Шерлока порозовели, а он сам огрызнулся при упоминании Мамули, для того, чтобы Майкрофт удержался от ответной грубости: Шерлок не знает, никогда не знал, а теперь ему этого не нужно.       Майкрофт в смятении провожает новоиспеченных родственных душ взглядом, когда они вместе покидают завывающую сиренами улицу, и только когда Антея окликает его: "Сэр?" и ее голос звучит неуверенно — Антея сомневается редко, — до Майкрофта доходит, что все это время ручка его зонта, зацепив манжету, открывала его запястье. Он кладет руки по швам и не смотрит на них вплоть до прибытия домой. Хотя он и так знает.       01:02:10:16:24:37.             * * *       Время на запястье может сообщить только конечную дату; чтобы определить значение цифр, требуется изучить широкий и тонкий до мелочей спектр человеческого поведения.       Шерлок и Джон, еще до знакомства, десятилетиями хранили верность друг другу, запечатанную в крови, терпение и ожидание ковали цепи, которые их теперь связали. У них все произошло странно, но естественно. Грэг, этот обладатель серийных сбросов, продукт влияния массового телевидения, никогда не бросает безропотной надежды, подходя к концам сроков. Он никому не признавался, но Майкрофт и без того догадался о крекинге, который, видимо, произошел в период его последнего сброса: Грэг несколько недель потирал пальцами зудящее запястье. И он по-прежнему касается его, время от времени, машинально, в отличие от Майкрофта, который не берет в голову свои цифры, или Шерлока, который самовольно удаляет их из жесткого диска своей памяти, — Грэг другой, он пропускает через себя каждую тикающую секунду. Майкрофт не до конца разобрал, что движет Лестрейдом: надежда или опасение.             * * *       Колено Грэга задевает под столом, и Майкрофт, словно окостенев, держит ногу неподвижно, ощущая теплое давление на голени, пока Грэг не сдвигает ногу, скрестив лодыжки; Майкрофт сознательно поджимает ноги под стул. На другом конце столика крепкие широкие руки Грэга обхватывают горячую кружку, Майкрофт потягивает эспрессо, чтобы замаскировать нервозность.       После недавнего отпуска инспектор приобрел бронзовый загар и очень контрастировал с лондонским пасмурным климатом, а его волосы выглядели опыленными новым слоем серебра.       Это только кофе; двое знакомых буднично ведут беседу за чашечкой крепкого ароматного напитка и, похоже, слегка тесным столиком. Грэг согласился сразу, ему и в голову не пришло выведывать причины и цели этой встречи. Осознание своей силы прокатилось сладостью и теплом во рту Майкрофта.       Правда: это только кофе. И, пожалуй, некоторое проявление товарищеских отношений, если Майкрофт не будет против такой формулировки.       Грэг откидывается на спинку стула, подгибая локоть, довольный и непринужденный, и его протянутая нога не касается соседа по столику, а карие глаза блещут веселостью. Майкрофт бросает какую-то стороннюю реплику, и Грэг смеется во весь голос, запрокинув голову; улыбка Майкрофта, как бы тот ни старался, выглядит натянутой. Грэг кладёт ладонь на стол, придавая этому жесту особенный смысл, смотрит Майкрофту в глаза.       Бледная линия, оставшаяся от долгого ношения кольца, исчезла с безымянного пальца, и Майкрофт совершенно неожиданно понимает, что Грэг не раз бессознательно касался своего запястья все то время, которое они провели за столиком. Он в паре шагов от обнуления — Майкрофт быстро это выводит и старается игнорировать провалившийся в животе отвратительный тянущий груз. Грэг тут же говорит что-то о футболе, Майкрофт бормочет в знак согласия и думает, через какой промежуток времени Грэг снова окольцует себя.       Шерлок и Джон, этот неразлучный дуэт, вечно наживающий себе неприятности, отправились на экскурсию по вольным просторам в Дартмуре. Ей богу, бойскауты, только прилежности и законопослушания на уровень меньше. Майкрофт планировал тайно отправить вслед за ними Антею, через день или два, чтобы та незаметно, аккуратно и красиво улаживала всю суматоху, но другая идея поразила его голову, и он прервал своего собеседника, чтобы таинственно спросить:       — Вы когда-нибудь были в Дартмуре?       Они обмениваются рукопожатиями, когда Грэг поднимается из-за стола и с сожалением говорит, что ему пора. Майкрофт опускается на стул только с хлопком двери, потом заказывает новую чашку эспрессо. Кровь быстро течет в венах, и с первым глотком он буквально слышит звук утробной пульсации своего тела, и кофеин тут явно не при чем. Он кладет чашку на блюдце и, приподняв запястье, задумчиво оглядывает его без необходимости смотреть.       Черт.             * * *       Мориарти сразу показал, что из него не вытрясешь нужной информации. Какие методы и ухищрения ни используй — он только продолжит смотреть на своего мучителя с улыбкой обожания и немой просьбой продолжать, затаенной в безумных глазах. Хотя это не основная цель. Главное, что Мориарти подпитывается и подпитывается, не патокой и райским молоком, но информацией, которая удержит его в рамках душевного голода, отчаяния и страстного желания большего — желания заполучить Шерлока целиком.       Майкрофт думает, это больше походит на реабилитацию диких животных: открывается клетка, и зверь ступает в родную природу.       Уже забавно хотя бы представить такое: Мориарти, самопровозглашенный король преступного мира Лондона, выходит весь мокрый из реки после плавания, или носится в поисках орехов, или клянчит у проходящих туристов кусок хлеба.       Как бы то ни было, сеть Мориарти захватывает все больше и больше людей, а Сент-Джеймс парк — известный в их кругах пункт контактирования.       Солнце печет затылок, и Майкрофт удерживает себя от того, чтобы в нетерпении сжать ручку зонта. Без подготовленной легенды он может доверять лишь собственным глазам, чтобы в толпе отыскать тех самых людей, для которых сегодняшний день имеет особое значение.       Прищурив взгляд на подозрительном типе, Майкрофт отдаёт приказ нескольким своим агентам, ошивающимся поблизости, сесть на хвост этого мужчины. Сразу после того, как Майкрофт заканчивает с распоряжениями, до его слуха со спины доносится знакомый полный радости голос, зовущий его по имени. Майкрофт ужасно хочет, но не может это проигнорировать. Грэг, не дождавшись отклика, подбегает к Майкрофту сзади и касается его плеча. Пока его лица не видно, Майкрофт слегка закатывает глаза, медленно вздыхает и только потом поворачивается. Ясная широкая улыбка, вздымающаяся после небольшой пробежки грудь, блестящие от выступившего пота виски — Грэг выглядит полным надежды и колеблющимся одновременно. Когда он последний раз был таким? Майкрофт чувствует давление вскипевшей крови, смешивающееся с внезапно одолевшей инертностью и тоской, и делает шаг назад.       "Грэга нельзя втягивать в текущую операцию", — строго говорит себе он. Ради успешного исхода миссии и, так уж и быть, безопасности некоторых граждан. Все эти и прочие заученные пошлые высказывания о долге и честолюбии Майкрофт несколько раз прокручивает в голове, чтобы не сорваться и не изменить решения. Он не должен позволять волне удовольствия, — нежности, — которая появляется каждый раз, когда он видит Грэга, застилать глаза. Пусть даже тот глядит на него с искренним желанием поговорить, пусть его щеки порозовели и пусть это будет жестоко — Майкрофт должен дать ему понять, что пока их встречи невозможны.       Он бросает острый взгляд на свои наручные часы в притворном нетерпении, Грэг принимает это, наклоняет голову и прощается. Майкрофт не смотрит ему вслед: сейчас он нужен здесь, для дела, но чувствует каждый новый разделяющий их шаг в мягком и покорном биении сердца.             * * *       — Это может убить Джона, — сухо говорит Майкрофт, размышляя, чувствует ли Джон тревожный пульс всякий раз, когда его детектив плетет махинации. Хотя они редко ходят куда-то порознь, поэтому, вероятно, нет.       — Мориарти все равно подберется к нему, — говорит Шерлок с деланным равнодушием, но Майкрофт замечает молниеносное нервное мерцание в глазах брата.       — Это не тот случай, когда можно пренебрежительно лгать, — предупреждает Майкрофт и думает: "Иногда не следует говорить всю правду целиком". — Эта ложь более коварна и жестока.       — Ну... у меня был хороший учитель, не так ли? — Майкрофт на какое-то мгновение цепенеет, и Шерлок, закусив губу, отворачивается, празднуя победу.       — Жалко беднягу Лестрейда. Он во всем этом будет винить только себя, — в голосе Шерлока сквозит злобное наслаждение от каждого выговоренного слова, и речь идёт не о том, чтобы убедить Майкрофта.       — Он хороший человек, — отвечает Майкрофт, но не может придать интонации желаемого безразличия.       Шерлок фыркает:       — Ты дурак.       Он раздувает ноздри, забрасывая голову назад, и отпивает портвейна, который принесла Антея.       — Ты поможешь мне, — заявляет Шерлок. Ответ озвучивать не приходится. Нули Майкрофта уже давно не принадлежат Шерлоку, но они братья и делят одну кровь.       Через два дня все новостные сводки пестрели заголовками о суициде фальшивого гения. Шерлок в это время летел первым рейсом в Швейцарию.             * * *       С каждым новым сообщением перед глазами Майкрофта отчетливее стоит Грэг, каким он был на похоронах: снова окутанный серым дымом, лихорадочно сжимающий и разжимающий ладони, — и опять чувствует испепеляющий поток жара в груди. Ему было бы разумней удалить их, но сообщения до сих пор остаются в памяти редко используемого телефона. Во время поездок и переговоров он чаще всего использует другие телефонные аппараты и меняет их как перчатки, но редким, самым важным и проверенным, личностям он дает свой настоящий личный номер, остальные же могут попытать счастье и попробовать связаться с ним через секретарей и ассистентов.       Лучше бы Грэг злился... Лучше бы бранил бессердечный мир и Майкрофта, которые свели невиновного в могилу и заставляют по-новой переживать потерю и обнажают боль. Но он привык во всем винить себя. Майкрофт начинает понимать, что значит иметь постоянные сбросы, как Грэг, и отдавать всего себя снова, и снова, и снова, до иссыхания, пока кто-то новый, нуждающийся в сильном человеке, не сменит отжившую свой короткий срок любовь.       Майкрофт не рассматривает вариант даже поговорить с Грэгом. Пусть он каждый день будет напоминать себе, что его нули больше не для Шерлока, но воображение порой — отдаленно и размыто — рисует весь ужас предсмертных агоний брата. Ему не хватит сил притворяться каждый мельчайший момент, проверять себя на стойкость, скрывать боль своей пролитой крови и одновременно смотреть в доброе, заботливое лицо Грэга. Вместо этого он встает на путь стоицизма и проводит дни в кругу людей, которые давно знают, что им не позволено переступать черту субординации.       Он решил посетить Джона впервые за два года, в годовщину фиктивного падения Шерлока. Еще не получив от Ватсона кулаком по носу, он обругал себя за то, что не учел все возможные обстоятельства, ведь Грэг, конечно же, будет там, чтобы поддержать друга, и, конечно же, он побежит за Майкрофтом вниз по лестнице и, не принимая возражений, осмотрит кровоточащий нос, и, конечно же, Грэг будет обнулен. Бесстыдный, порочный ряд нулей, выстроенный тонкой линией; их блеск заслонял слабые следы сброса. Пульс Майкрофта неистово стучит теплой кровью в носу, челюсти, за радужкой глаз и на кончиках ушей, туго сворачивает горло и спускается вниз, к ключицам, и он неуклюжей походкой спешит выйти к прозрачному влажному воздуху Бейкер-стрит.             * * *       У него нет причин верить (или ожидать), что Грэг хранит к нему хоть какие-то нежные чувства. Как бы тот ни волновался, не стоит забывать, что единственная нить, связывающая их, мертва.       Это, разумеется, лучший расклад. Сантименты.             * * *       Но, то ли по многообразию человеческой натуры, которая как бамбук может гнуться в совершенно разные стороны, то ли по иным обстоятельствам, он продолжал наблюдение за инспектором, не забывая, что на того до сих пор точит зуб один из бандитов. Резонная причина, но Майкрофт чувствовал, будто оправдывается перед самим собой.       В жизни Грэга все по-старому: дом холостяцкая обитель, дни, погруженные в работу, ночи в одиночестве или с Джоном на Бейкер-стрит после походов по барам. Он по-прежнему оставался волен только самому себе: безымянный палец не сковывали позолоченные узы нового брака. Телефон Майкрофта, уже не гудящий беспрестанно сигналами о новых смс, а бесполезно покоящийся в запертом ящике комода, единственный раз за последние недели пискнул, уведомляя в входящем сообщении. Джон не признается в этом, но он сожалеет. Я тоже. Мы можем поговорить? Пожалуйста.       Они определенно не могут поговорить — Майкрофт не может, при таком нагромождении секретной информации, которую он может ненароком сболтнуть, и одновременной тягой все, абсолютно все рассказать. Это словно ударивший в голову импульс, заклинающий рассказать Грэгу о своем единственном желании — стереть серость с лица инспектора, который чахнет сильнее с каждым днем. Множество вещей находятся в круге его возможностей, но не эта, не сейчас.             * * *       Майкрофт мог бы взять под собственный контроль возвращение Шерлока и все организовать, но дорогой братец решил диктовать свои правила и делал все сам: сам устранил караулящего Бейкер-стрит снайпера; сам, к несчастью, попался в это время на глаза журналисту, который узнал "детектива в охотничьей шляпе" и получил материал для своего, похоже, лучшего и самого громкого репортажа; разумеется, самому пришлось и выдерживать натиск ругавшегося в пух и прах Джона, слишком разгневанного, чтобы быть счастливым.       Майкрофт стоит бесстрастным секундантом в этой словесной дуэли, как вдруг дверь внизу скрипит и прибывает Грэг, бесцельно и недоверчиво оглядывая холл. Майкрофт почти забыл, каким выразительным на эмоции может быть лицо Грэга с его морщинками, тонкой мимикой и глазами.       Один из них задолжал объяснение; Майкрофт чувствует плывущее по венам раскаяние и обязательство, когда они подходят к навесу, чтобы укрыться от начавшегося дождя.       ― Я должен тебе кое-что сказать, ― вобрав воздух в легкие, начинает он, готовый выложить суть всего плана с самого начала (по крайней мере, то, что можно раскрыть на данный момент), как Грэг прерывает его, говоря с некоторой забавой:       ― Ты знал все это время.       ― Я... Да, ― путается на мгновение Майкрофт, затем добавляет: ― Ты не мог быть проинформирован, ― что звучит слишком резко и недостаточно правдиво в качестве объяснения.       ― Ты мог стать преградой, ― продолжает он, будто и не было той постоянной нерешительности, крепко захватившей часть его сознания, будто удары сердца не будили его слишком много ночей, болезненно скручивая нутро, когда единственным лекарством от отчаяния могло быть подтверждение в том, что Грэг Лестрейд по-прежнему в безопасности. Подбородок наклоняется, Майкрофт встречает его взгляд, ― непоколебимый, уверенный и нежданно все простивший, ― и кровь бурлит в нужде признаться. Неужели это и значит быть Грэгом ― любить так часто и просто, столь многое прощать?       ― Я понял, ― говорит Майкрофт, и слова вылетают запутанными и мучительно правдивыми, и отчаянно знакомыми, льются и льются, пока Грэг, видя, как трудно даются эти слова, не обхватывает его запястье, останавливая объяснения. Его пальцы скользят под ремешок часов, где настойчиво пульсируют вены, ожидая конечной точки невозврата, и этот последний шаг в новое они делают уже вместе.