В двадцати шагах

Херня с тюрьмами в том, что многие разлетающиеся по всем блокам шумы просто нет возможности приглушить. Нет, конечно, попробовать всегда можно, попытка – не пытка, не так ли? Но уж кто-кто, а Мерл знает: что бы ты ни делал, есть такие звуки, которые не проигнорируешь. Такие звуки, которые по-настоящему играют на нервах. Например, как ебут его младшего братишку, нагнув и обрабатывая так, будто ничего больше в мире не имеет значения. Мерл слышит их. Слышит влажные шлепки кожи о кожу, слышит сдавленные вздохи своего брата, который явно хочет кричать. Слышит глухие выдохи, срывающиеся с губ мужчины, который когда-то приковал Мерла к трубе в Атланте. Он отчаянно пытается отогнать разворачивающуюся перед внутренним взором картину, но ничего не выходит. Он буквально видит, как выглядит Дэрил, когда его берут, видит его раскрасневшееся от возбуждения лицо и расширенные зрачки. Внутри закипает ярость, и он сильнее сжимает челюсти, когда издаваемые Дэрилом звуки становятся громче, отчаяннее, и сбивчивые вздохи превращаются в стоны. Несмотря на весь переполняющий Мерла гнев, кровь устремляется вниз, и член напрягается в штанах. И ничего не остаётся, кроме как прислониться лбом к прутьям своей клетки и слушать. Слушать, как Дэрил пытается сдержаться, пытается вести себя тихо, будто бы знает, что его брат совсем недалеко. От этой мысли Мерла всего буквально прошивает гневом. Он знает, что это. Это – способ ёбаного копа заявить свои права. Он показывает ему, чего сумел добиться. Кидает в лицо тот факт, что сумел отвадить от Мерла его собственного младшего брата, сумел отобрать его преданность и забрать её себе. Господи, если бы он только мог остаться с Риком наедине буквально на пять минут… Он облизывает губы и думает о том, как можно убить этого копа. Разные способы, разные сценарии, но все они заканчиваются одним: кровью Рика, размазанной по рукам Мерла, въевшейся в его пальцы. Дэрилом, которому Мерл, удерживая того на месте, показывает, что осталось от его ёбаного бесстрашного лидера. Гортанный стон прерывает его мысли, и он чувствует, как по лбу вниз стекает пот, оставляя на коже влажный след. Мерл думает о том, как Дэрил раньше смотрел на него, как слушался всех его приказов, как, блять, подчинялся ему, несмотря ни на что, и отстранённо удивляется тому, что совсем упустил момент, когда это изменилось. Может, это произошло ещё тогда, когда они впервые наткнулись в карьере на ту жалкую группку выживших? Дэрил. Его брат. Его, чёрт подери! Ещё задолго до того, как они сбежали из своего сраного так называемого дома, задолго до того, как они встретили этих людей. Сама мысль о том, что Дэрил сейчас стоит раком перед этим копом, принимает в себя его член, тяжело дышит, да просто-напросто задыхается, как дешёвый педик в порнушке, сводит с ума. Мерл крепко сжимает пальцы на одном из прутьев клетки. На сердце у него тяжесть. Звуки становятся ещё громче, и отчётливей всего до ушей Мерла доносятся именно стоны Дэрила. Он буквально видит всё это, видит крепко зажмуренные глаза Дэрила, его раскрытые в попытке поймать глоток воздуха губы, его выгнутую шею. По всему телу Мерла пробегает дрожь, и он чувствует тупые уколы гнева, представляя Дэрила извивающимся на члене этого копа. Сколько же, интересно, раз Рик уже успел присунуть его братишке? Сколько раз вжимал своим телом в стену? Сколько раз раскрывал для себя, толкаясь внутрь снова и снова? Сколько раз Дэрил наклонялся для него? Делал ли это по собственному желанию? Открывал ли рот, заглатывая в него член Рика? Мерл теперь и сам тяжело дышит, собственный член совсем затвердел и ощутимо трётся изнутри о ткань шорт. До слуха доносятся слова, которые Рик бормочет Дэрилу на ухо, слова не такие уж и развратные, но всё равно заставляющие Дэрила прерывисто выдыхать. Он слушает, всё ещё беспомощно слушает, как Дэрил кончает, как следом за этим раздаётся низкий рык. Приглушённые стоны врываются в камеру Мерла, мучают, отправляя нездоровый импульс прямиком в член. Ещё одна капля пота стекает прямо в глаза, жжёт их, жалит, когда Дэрил шепчет имя Рика. При попытке разжать зубы челюсть начинает ныть, а в груди у Мерла – крепкий узел бессильного гнева. Мерл убьёт чёртового копа, даже если это будет последним, что он сделает в своей жизни. Хотя бы за то, что точно знает, что вся эта сцена была поставлена для него одного, специально, чтобы показать, на чьей теперь Дэрил стороне. Его губы растягиваются в леденящей душу улыбке, когда он улавливает возобновившийся звук скольжения кожи по коже, и Дэрил отчаянно пытается не застонать снова. И, слушая их, находящихся в каких-то жалких двадцати шагах от него, он думает о том, какое удовольствие получит, когда перережет этому копу глотку.