Луковка

Кассандра осторожно крадётся вдоль стены. Ей семь лет, у неё синяк под глазом. Лицо и руки перепачканы сажей и грязью, как и новая стеганая курточка, а крепкие суконные штаны разодраны на коленях в клочья. Ей во что бы это ни стало надо найти замкового целителя, не встретив по пути кого-либо, кто станет свидетелем её позора. Вот только старый Седрик может оказаться где угодно, а в его спальне, обеих библиотеках и часовне Кассандра уже была. Одна надежда — что старик решил поискать тишины в любимой беседке. Кассандра знает, что в сад можно тайком спуститься по винтовой лесенке с террасы, путь на которую лежит через личные покои родителей и гостей. И вот Кассандра крадётся по коридору "взрослых" покоев, медленно нажимает на ручки, прижимается ухом к замочным скважинам, прислушивается — какая из незапертых комнат пустует. Ей повезло — за одной из дверей не слышно ни звука. Она налегает на ручку, беззвучно отворяет дверь, проскальзывает внутрь и так же беззвучно закрывает. В комнате темно — едва тлеющий огонь в камине не в силах разогнать вечерний сумрак. Кассандра идёт на цыпочках, осторожно, чтобы не зацепиться за ковёр или не задеть мебель. Вдруг за спиной раздался раздирающие душу скрип, грохот, неведомая сила подхватывает её за ворот. Пол в одно мгновение уходит из-под ног и Кассандра визжит от испуга. — А я-то думал, — раздаётся незнакомый рокочущий голос, — что это за призраки войны ко мне подкрадываются, воняя гарью? А тут всего лишь маленький немытый воришка. Кассандру разворачивает в воздухе — огромный человек с седой косматой гривой держит её на вытянутой руке, как пойманного кота. Кресло и столик, раньше заслонявшие камин, теперь лежат опрокинутыми на ковёр. — Я не воришка! — вопит она во всё горло. — Немедленно поставь меня на землю, ты! Я папе нажалуюсь! Он тебя выпорет! Огромный человек смеется, долго и со вкусом. Кассандру мотает при каждом звуке, а швы курточки врезаются в подмышки. — Пусти! Пусти...те! Мне больно! Человек ставит её на пол, но ворот не отпускает. Спрашивает, посмеиваясь: — Что же ты тут делаешь, о мастер скрытности? — К целителю иду! Она огрызается, но в носу уже щиплет от бессилия и где-то в горле копятся слёзы. — И зачем же, дитя? — с прежней шутливостью спрашивает человек. — Ты выглядишь и пахнешь так, словно тебя дракон пожевал и выплюнул. И тут Кассандру прорывает. Она жалуется на всё — на брата, не воспринимающего её серьёзно, на отца, который запрещает ей учиться охоте, на мальчишек, подбивших её забраться в питомник к драколингам и заперевших внутри, что драколинги не давали ей вкарабкаться по загородке и кусались, что она ещё не умеет прыгать с высоты и разбила коленки, что целитель ленив и постоянно прячется с книжками, а отец непременно её выпорет, когда узнает... Человек молча слушает, качая головой. Смотрит внимательно и строго, отчего Кассандре хочется зареветь в голос. Вдруг он отворачивается, пинком поднимает кресло, придвигая обратно к камину. — Садись, дитя. Кассандра слушается, вытирает рукавом слезы и сопли. А человек ворошит носком сапога разбросанные по ковру подносы и тарелки, подбирает что-то небольшое, насаживает на нож и кладет на каминную решетку. — Давай сюда ноги, — говорит человек, усаживаясь на пол перед креслом и хлопая себя по колену. — Ставь прямо сюда. Я, конечно, не целитель, но тоже кое-что умею. Он достает из кармана мятый платок, и, поплевав, осторожно касается ссадины, снимая грязь. Кассандра дергается, но терпит. — Это, — человек достает с решетки нож, снимает с него нечто сморщенное и коричневое и показывает Кассандре, — печёный лук. Лук и от простуды защитит, и пищеварению поможет, воспаление снимет, даже если шл... Кх-кхем, впрочем, тебе это знать пока рано... Так вот, запечёный лук — самое верное средство при разбитых коленках. Печёшь его до вот такого состояния, разминаешь чуть-чуть, вот так, смотри... И прикладываешь к ссадине. Через три дня даже шрама не будет, обещаю. А синяк... У тебя в копилке найдётся медяк? Кассандра молча кивает. — Хорошо. Приложи его к синяку, тоже дня через три пройдёт. Человек рвёт платок надвое, легко, точно бумажный лист, прикладывает рыхлые луковые лепешки к ссадинам, и плотно привязывает. — Теперь ступай, дитя. — Мне теперь не надо идти к целителю? — робко спрашивает Кассандра. — Нет, теперь тебе надо хорошенько умыться и переодеться. И держись от магов подальше. Да, — бросает он в ей в спину, — насчет отца не беспокойся, я распоряжусь, чтобы тебе не мешали тренироваться. С тех пор прошло много лет. Ей больше нет нужды красться, её походка степенна и полна достоинства. Кассандре Пентагаст тридцать семь лет и она всеми путями избегает возвращения в Наварру. Ей не хочется видеть своего короля марионеткой под полным влиянием венатори.