Lunar Path

Я погасил свет в комнате, намеренно оставив окна незанавешенными. Неровный свет от огней вечернего города едва освещает комнату, но к чему мне излишняя яркость? Я повторяю этот ритуал слишком часто, сводя интервал к минимуму. Действия просты и отработаны до автоматизма – отвернуться от окна и пройти пять с половиной шагов до дивана. Согнуть колени и сесть, разворачиваясь на восемьдесят четыре градуса и доставая спрятанный за диванными подушками пакетик, наполненный белым порошком. И в который раз с ненавистью посмотреть на эту дрянь и запоздало подумать: «Как же я докатился такого?» И правда, как? Когда все это началось? Неделю, месяц, год назад? Или же это тянется за мной из моей прошлой жизни – той, в которой я был счастлив? Но у меня нет времени на рефлексию и пространные рассуждения – организм настойчиво требует дозу, бунтуя в моем мозгу пенящейся кровью, настойчиво стуча сердцем о ребра. И я дрожащими от нетерпения руками высыпаю на гладкую поверхность стола горстку кокаина, разделяя порошок медиатором на четыре ровные полоски. Повертев в руках маленький пластмассовый уголок, я с неожиданным раздражением отбросил его в сторону. Не из этой жизни, нет… Еще с минуту я смотрел на ровные дорожки кокаина перед собой на столе. Такие странные, эти дорожки… В неровном свете окна они сияют странным белым светом, притягивая взгляд, как мертвое тело. С ленивым удивлением я отметил, что эти дорожки напоминают мне могилы. Да, такие маленькие белые курганы, явно принадлежащие четырем людям… Когда – то очень важным для меня людям. Кажется, я даже любил их. Что это, временное наваждение от подступающей ломки или навязчивый шепот моей прошлой жизни? Так забавно получается – я только что устроил у себя дома персональное кладбище собственных надежд и мечтаний… И мне остается только смотреть на эти безмолвные белые дорожки и сворачивать маленький листок в узкую трубочку, наклоняясь к столешнице. Всего один резкий вдох – и кокаин привычно обдирает слизистую носа. Все так правильно, Тошимаса… Если меня еще как – то зовут. Я откинулся на спинку дивана, запрокидывая голову и устремляя бессмысленный взгляд в потолок, замирая в ожидании долгожданного забытья. Не думать, не чувствовать, не существовать… Пустота уже знакомыми удушливыми объятиями обхватывает мое сознания, утягивая в безвоздушное черное ничто. Взгляд сосредоточился на микроскопически крохотной белой точке на потолке, так похожей на крупицу кокаина. От неожиданно обострившегося зрения у меня заболела голова, но я продолжал наблюдать за точкой, которая росла, разрезая пространство вокруг меня яркими белыми лентами, сияющими мертвой белизной. Слишком ярко – я лишь не мгновение прикрою глаза… Неожиданно белое свечение исчезло. Я оказался в странном, незнакомом мне месте. Это что, черный песок под моими ногами? А рядом… Река с черной водой? Подняв глаза, я увидел над рекой огромную серебряную луну. Она была так близко, словно просто висела над рекой в этом бесконечном черном пространстве, отбрасывая на черную воду едва колеблющуюся лунную дорожку. Так пусто, так тихо… Так красиво. Я сел на прохладный песок и чуть поднял голову, любуясь открывшейся передо мной картиной, вслушиваясь в едва слышный плеск черных волн. Не думать, не чувствовать… Не существовать. И лишь спустя вечность я услышал нечто странное. Незнакомый мне звук зацепил окружавшую меня тишину и разорвал её на тонкие полоски. Я удивленно завертел головой, стараясь отыскать источник звука. Опустив взгляд вниз, я заметил, что в песок что – то зарыто. Что – небольшое, темно – красное… Что – то живое. Протянув руку, я разгреб черный песок и достал из – под него небольшое человеческое сердце. Стряхнув с него песок и прилипшие обрывки перикарда, перепачканные свернувшейся кровью, я невольно залюбовался этим комочком человеческой плоти. Оно было такое хорошее, такое аккуратное и здоровое, так красиво и ровно билось, словно все еще находилось в своем родной доме из костей и мышечной ткани. Я прислушался к ритму. Странно… Такой знакомый, такой родной. Мое собственное сердце больно сжалось и пропустило пару ударов от пронзившей меня жалости. Мне до боли стало жаль это маленькое сердечко, столь безжалостно вырванное из груди своего хозяина и втоптанное в песок, словно какой – то мусор. Сердце забилось чуть быстрее, как будто почувствовало тепло чужих рук. Я осторожно провел кончиком пальца по толстому обрубку аорты, стирая запекшуюся кровь, сжимая содрогающийся комочек в ладонях. В порыве необъяснимой нежности, я прижал сердце к своим губам, ощущая непривычный вкус человеческой плоти. Сердечко забилось чуть ровнее, словно успокоилось, и тогда я тихо заплакал от сжигающей меня изнутри боли и жалости. Я шептал этому маленькому комочку мышц слова утешения, стирал вытекающую из артерий темно – бурую кровь и плакал, плакал и плакал… Краем глаза я заметил какое – то движение справа от меня. Свет? Это свет от лампы? Повернув к нему голову, я уперся взглядом в знакомую стену моей гостиной. От неожиданности я чуть не закричал, но удивление мигом сменилось раздражением. Откуда здесь чертов свет? Я же погасил все... Болезненно зажмурившись, я с силой растер виски, раздраженно выдыхая. -Тоши, хватит. Открой глаза,- раздался откуда – то сверху тихий равнодушный голос. Я чуть – чуть разомкнул веки, недовольно глядя на склонившегося надо мной мужчину. Кто он? Как он оказался в моей квартире? Что ему нужно? Поток вопросов беспорядочным роем бился о стенки черепной коробки, вызывая головную боль. Я протер глаза, снова посмотрев на мужчину. Интересно, почему его лицо кажется мне знакомым? Почему я узнал эти теплые карамельные глаза, эти пухлые соблазнительные губы? Откуда взялось на моих руках забытое ощущение гладкости его кожи, шелка волос? Но самое важное… -Почему я знаю тебя?- сипло спросил я, с трудом разлепив губы. Мужчина тяжело вздохнул и, обойдя диван, присел рядом со мной. Протянув руку к моему лицу, он осторожно коснулся пальцами моего лба, стирая с него холодную испарину и отводя упавшие на лицо тяжелые влажные пряди волос. Я не отстранился, наслаждаясь прикосновениями прохладных пальцев к своей разгоряченной коже. Опустив руку и проведя пальцем вдоль линии ключиц, мужчина все тем же равнодушным голосом спросил: -Ты совсем меня не помнишь? Нет, не помню… Зачем мне что – то помнить? Я уже никто… Пустая оболочка с выжженными кокаином внутренностями, существующая лишь благодаря увядшему росточку разума в моем воспаленном глазу. Зачем мне помнить, если мне достаточно просто знать его? Я отрицательно покачал головой, смущенно отводя взгляд в сторону. Мужчина снова вздохнул, беря меня за руку и прижимая её к своей груди. -А если так?- дрогнувшим голосом спросил он. Я непонимающе посмотрел на свою руку, слабо качнув головой. Но вдруг я что – то почувствовал под своей ладонью… Тихий, ровный стук маленького сердечка, закопанного в черный песок. И в этот момент я вспомнил все. Звук его смеха, вкус его поцелуев, обжигающую нежность его любви… Я вспомнил о том, что все знали его как холодного, замкнутого и равнодушному ко всему человека, и лишь мне выпала роскошь знать его ласковым, страстным и любящим. Я вспомнил всю нашу прошлую жизнь… Нет, не так. Он моя прошлая жизнь. Он мой Шинья. -Шинья…- хрипло прошептал я, сжимая руку на груди. Шинья легко улыбнулся, хотя в его в глазах не было ни капли тепла. Он снова провел рукой по моей шее вверх, едва коснувшись кожи на щеке и вплетая пальцы в мои волосы, сжимая их в кулак. Я невольно застонал от боли в затылке, поджимая губы и прикрывая глаза. -Шинья… Больно,- вырвалось у меня против воли. Он снова улыбнулся, еще крепче сжимая мои волосы и медленно оттягивая мою голову назад. Я прогибался в спине в попытке уйти от боли и едва слышно стонал, цепляясь за его плечи. Но Шинья продолжал тянуть меня за волосы, ласково улыбаясь при этом. -Больно?- тихим запоздалым эхом пропел он,- нет, Тотчи, это еще не больно… С этими словами Шинья резко ударил меня лицом об стол. И еще раз. И еще… Он методично впечатывал мое лицо в стол, разбивая мои губы и нос, превращая их в кровавое месиво. Шинья не менял ни силы, ни интервала между ударами, размазывая по столешнице мою кровь и остатки кокаина. Я не сопротивлялся ему, просто не чувствуя боли. Меня смущали лишь глухой стук от удара и ощущение того, как мешаются в моей глотке кровь, мерзкая слизь и белый порошок…. Шинья бил меня до тех пор, пока я не начал сдавленно хрипеть и кашлять кровью. Отшвырнув меня от стола, он вцепился обеими руками в мои волосы и, притянув меня вплотную к своему лицу, злобно зашипел: -Больно? Тебе больно? Да как ты смеешь говорить о боли? Скажи мне, кому было больно, пока ты обдалбывался наркотой во всех возможных клубах, а я сходил с ума в стенах своей квартиры, в бреду шатаясь от стены к стене, до крови прокусывая себе пальцы, лишь бы вслух не кричать твое имя, не умолять тебя со слезами вернуться домой?! Шинья наотмашь ударил меня ладонью по лицу, оставляя горящий след на коже. От удара моя голова мотнулась в сторону, а из глаз брызнули горячие слезы, стекая на разбитые губы и обжигая их. -Было ли тебе больно тогда, когда я тащил тебя, абсолютно невменяемого, домой после того, как в нашей студии ты избил меня, сломав два ребра, только потому, что я отнял у тебя дозу? Или может, тебе было больно, когда ты в наркотическом бреду насиловал меня, привязав к батарее?! Ну, отвечай!!! Он еще раз встряхнул меня, сжимая руки на моих волосах и дергая их. Но я молчал, ничего не понимая. Почему он говорит такие слова? Я не мог так поступить с ним, я любил его! Я же только что вспомнил нашу совместную жизнь, те восемь лет, наполненные нежностью и любовью. Куда, куда все пропало? Сколько же времени я провел, сидя под той мертвой луной, возле черной реки? Я тихо всхлипнул, хватая его за тонкие запястья. В ответ на этот жест Шинья неожиданно нежно стер слезы с моих щек, с шумом втянув в себя воздух. Не отпуская моих волос, он прижался к моим окровавленным губами требовательным поцелуем, слизывая с моих губ подсыхающую кровь. Я не смог ответить ему, лишь прикрыл глаза и слабо обнял его рукой за талию. Но Шинья тут же отстранился, сжимая губы и зажмуриваясь. Я растерянно заморгал, понимая, что должен что – то сказать ему. Что – то очень важное, имевшее для нас обоих огромное значение. Ну же, Тошимаса, вспоминай! Всего три слова… - Шинья… Я люблю тебя,- подавившись собственной кровью, жутким харкающим голосом произнес я. Шинья снова ударил меня, тут же прижимаясь губами к месту удара. Прохладные губы на горящей коже… Идеально. Сжав мою руку в своей, Шинья встал с дивана и потянул меня за собой. Я покорно шел за ним, шатаясь из стороны в сторону и опустив голову. Кокаиновый кайф все еще окутывал белесым туманом мое сознание, отчего собственное тело казалось неуклюжей марионеткой в руках слепого кукловода. Помутневшими глазами я наблюдал за Шиньей, который завел меня в ванную и с силой склонил над унитазом. Я тяжело оперся руками на холодный фаянс, шумно вдохнув ставший ледяным воздух, и почувствовал давящую изнутри дурноту. Шинья плашмя ударил меня ладонью промеж лопаток, отчего я закашлялся. Ледяной воздух ударил в глотку, усиливая чувство тошноты. Вверх по пищеводу поползла отвратительная кислая смесь, и я еще сильнее сгорбился. Сколько меня тошнило, я не знаю. Все это время Шинья сидел рядом на полу и тихо плакал, слушая мерзкие звуки, под аккомпанемент которых я выблевывал желудочный сок, смешанный с собственной кровью. Изредка в этой отвратительной смеси мелькали крупицы белого порошка, сверкающие знакомой мертвой белизной…. Я упал на пол, заходясь сухим кашлем и царапая свою грудь от жжения внутри. Шинья тяжело поднялся с пола, опираясь рукой на стену и нажимая на кнопку на крышке унитаза. Шаркая ногами, он дошел до раковины и смочил небольшое полотенце, подходя ко мне и опускаясь на пол рядом. Приподняв меня за плечи, Шинья положил мою голову к себе на колени и принялся бережно обтирать полотенцем мое лицо. И стоило ему легко подуть на мои воспаленные веки, как я разрыдался по - настоящему. Я рыдал и кричал, захлебываясь слезами и царапая свое лицо, воя, как раненый зверь, сбиваясь на сдавленные хрипы. Рыдания душили меня, вырезая на моем лице гримасу боли и отчаяния, сдавливая тисками мою грудь. Я даже не понимал причины своей истерики, продолжая заходиться плачем и биться в объятиях Шиньи. Он отдергивал мои руки от моего же лица, когда я принялся сдирать ногтями кожу, и не говорил ни слова, лишь крепче сжимал вокруг меня свои руки. Истерика прекратилась так же внезапно, как и началась. Я полулежал на полу, уткнувшись носом в грудь Шиньи и хрипло всхлипывая. Чувство нечеловеческой усталости внезапно навалилось на меня тяжелым грузом, вдавливая во влажный вакуум сонливости. Я болезненно зевнул, раздирая легкие холодным воздухом. Шинья приподнял мое лицо за подбородок к себе, слабо улыбаясь и целуя меня в лоб. Устало выдохнув, он поднялся с пола и помог подняться мне, снова ведя за собой. И снова с чувством полной покорности я шел за ним, сжимая его руку в своей. Мы дошли до моей спальни. Пока я стоял, привалившись к косяку, Шинья быстро разбирал кровать. Все его движения были механическими и отработанными, словно он много раз повторял подобный ритуал. Когда он подошел ко мне и попытался раздеть, я уверенно отстранил его руки и упал на кровать, не раздеваясь, подтягивая ноги к груди и сжимая руки в замок перед своим лицом. Тупо уставившись в стену перед собой, я рвано выдохнул и дернулся всем телом. Чувство усталости усилилось, сдавливая мой череп. Да, я устал. Устал от наркотиков, устал от прозябания…. Устал от себя. Кровать снова тихо скрипнула, когда Шинья лег рядом со мной в идентичную мне позу. Я по – прежнему смотрел в стену, не имея ни сил, ни возможности перевести взгляд на него. У меня даже не было сил закрыть глаза. Шинья все понял и мягко коснулся подушечками пальцев моих век, опуская их, помогая мне провалиться в бесконечный сон. «Я с тобой…»- тихий ветерок шепота нежно коснулся напоследок моей холодеющей кожи. Во сне я снова оказался возле уже знакомой мне черной реки. Все так же был слышен тихий плеск черных волн, и так же светила луна, отбрасывая белую дорожку на черную воду… Вот только кое – что изменилось. Я лежал на песке, любуясь прекрасным созданием, сидевшим рядом со мной. Странно, он выглядел гораздо моложе… Я улыбнулся, глядя на помолодевшего на восемь лет Шинью. Он улыбнулся мне в ответ, убирая упавшую на лицо прядь длинных рыжих волос, знакомым жестом пряча её за ухо. Шинья был полностью обнажен, а его кожа светилась теплым молочным светом, так не похожим на холодное сияние мертвой луны в небе. И я с тихим восторженным вздохом наблюдал за тем, как за его спиной с тихим шорохом мягко колышутся огромные белые крылья…. И вот только теперь все было правильно. Каждое его движение, мимолетный промельк эмоции в его лучистых глазах – все это было настолько правильно и близко мне, что я даже не посмел усомниться в реальности происходящего. И так правильно, когда в его тонких пальцах невесть откуда появляется тускло блестящий кинжал с красивой рукояткой. И так правильно, когда он наклоняется ко мне, нежно целуя в губы и медленно вгоняя кинжал мне в грудь под слабый хруст ломающихся ребер…. Это было последнее, что я запомнил перед тем, как мое сердце остановилось навсегда.