Незабытая заря

Пыль и песок, здесь, посреди забытого Богом бара. Мое имя Алан Старки. Моя профессия – уборщик. Каждый день я очищаю мусор поблизости Врат, дабы благородные люди могли беспрепятственно пройти в Землю обетованную. И каждый вторник я захожу в небольшой бар поблизости, чтобы плотно поесть и провести время в тишине. - Тебе сегодня как обычно? В относительной тишине. Бармен Джим знает меня не один месяц, но я для него просто посетитель, регулярно приносящий прибыль заведению и небольшие чаевые только для него. У нас не было каких-то особых отношений, или привязанности, общения, может, поэтому мы никогда не называли друг друга по имени, хотя один знал о делах, что происходят в жизни другого, и наоборот. - Нет, Джимми, налей мне сегодня виски. Рука бармена, протиравшая фужер, на секунду остановилась – и продолжила свое движение. - Каждый вторник ты приходишь сюда, и максимум, что ты заказывал – добротный обед с галлоном пива. Сегодня особенный день? - Нет, просто налей мне виски. И я знаю, сколько он стоит! - Как знаешь. Просто не хочу, чтобы ты спился, алкоголь многих здесь погубил. Хах! Старый Джим заботится обо мне. Я бы назвал это панибратством, чтобы лишний раз применить лесть и получить побольше чаевых, но я слишком хорошо его знал. - Как твои дети, Джим? Его лицо слегка дернулось – еще бы, ведь я сегодня впервые обратился к нему как к другу, по имени. В ту же секунду он озарился небольшой улыбкой с громадным счастьем внутри – о своих детишках он был готов рассказывать очень и очень долго. - Старший, Томас, хочет стать старателем. Маленький все еще думает, что можно не ходить в школу и целыми днями лежать дома, но я его отучиваю от этого дела.*Небольшой смешок* - Старателем? - Ну да, знаешь, вся эта романтика в юных мозгах, надеюсь, скоро он образумится и поймет, что ничего романтичного там нет. Как ты в свое время. - Джим! ... - В чем дело? - Где мое виски? Да, когда-то я был старателем. И почему-то именно сегодня я вспомнил об этом. Старатели, кто они? Безумцы, ненормальные, и я сам. Человечество долгое время пыталось колонизировать Марс. Оказалось, что колонизировать там нечего – красная пустыня с небольшими холмами без капли воды. Куда полететь еще, кроме как не на голубую красавицу, планету Венеру? Да, там штормы, дожди, и такие бури, что человек и секунды там не выживет. Но выбора не было – дальше Марса лететь – топлива не хватало, а Венера была даже ближе, чем алый гигант. В единственной попытке была снаряжена экспедиция, призванная закрепиться на орбите, и создать станцию, пригодную для жизни, вдали от смертоносных ураганов и ветров. Попытка была единоразовой – если не получалось создать станцию, то наиболее разумным решением было бы искать другую планету в Системе. Но Земля не прогадала. Экспедиторы, посланные на Венеру, даже и не предприняли попытку создать станцию. Потому что она уже была там. Космическая станция, висящая на орбите, сокрытая от посторонних глаз тучами и огромными синими облаками, и потому не видимая с телескопов. Посланники Земли обследовали её, и отправили сигнал о нахождении инопланетной платформы. Сооружение, созданное не людьми, на Венере, прямо рядом с родной планетой – уфологи по всей Земле радостно кричали о первом контакте с неведомыми ранее братьями по разуму. Только вот не было никаких братьев. Станция была пуста. Были инопланетные корабли, стоящие в ангарах чужеродной платформы, были разные надписи на непонятном языке, приспособления, созданные явно не для людей. И на этом все заканчивалось. Исполинская махина на орбите лазурной планеты, с готовыми к полетам кораблями в ангарах – и больше ничего, даже намека на пребывание здесь кого-то, кроме гостей-людей. Станция в виде шара на Венере для многих стала домом, ведь она была невероятна, огромна по своим размерам. Большую часть станции занимали корабли во внутренних доках и многочисленные жилблоки, в которых-то и жил Джим. Все жилые блоки были одинаковы по своим размерам, и тот блок, в который я приходил после работы, ничуть не отличался от того, в котором жил бармен со своей семьей. Инопланетяне знали толк в равенстве. Прошли многие годы в попытках расшифровать язык иноземцев, узнать, по какому принципу была сотворена станция, превышающая все человеческие. Все было глухо. Единственное, что мы знали, так это то, что корабли в доках – на них можно было летать, каждый из них был готов к полетам в космосе. Но тут появилась другая загвоздка, объясняющая причину появления такой профессии, как старатель. - Сегодня тебе хватит. - Лей еще, я заплачу. -Я долго знаю тебя, и говорю тебе это не ради денег. Мало кто знает тебя так близко, так давно, ты и сам боишься это признать. Поэтому я говорю тебе – хватит. - А я говорю тебе – лей! Моя рука крепче сжала граненый стакан. Я провел здесь не одну неделю, поедая свой ужин за тихими разговорами бармена Джима. Не думал, что буду в этом баре долго, но, похоже, я стал чем-то навроде завсегдатая. Вспоминаю, как в первый раз зашел сюда. В этом баре всегда было много народу. Уже тогда заприметил несколько браслетов на запястьях некоторых, и думал, что было бы неплохо заслужить и мне такие же золотые обручи. Тихая атмосфера, небольшие столики по периметру стен, которые были изогнуты в форме полукруга, так, чтобы группа лиц могла обсудить что-то свое за маленьким круглым столиком, не тревожа при этом других, и так, чтобы обсуждающих было видно с барной стойки. Тогда я не знал, зачем это. Зашел, и сразу же присел к бармену. Он – бармен – посмотрел на меня испытующим взглядом, словно оценивая, на что я годен и буду ли устраивать драки. ”Чего желаете?” –“ Текилу со льдом”. Она была средней по цене, самым дорогим из напитков был виски с самой Земли, и тогда я мог себе позволить распивать спиртное в разнообразных, бесчисленных барах. Позже я узнал о семье Джима, о том, что у него есть пара ребятишек и добродушная жена, они хотят вместе переехать из этого бедного сектора поближе к Куполу – о самом въезде они и не мечтали, но быть поближе все же желали и хотели. Затраты на переезд решил взять на себя Джим, поэтому и работал здесь не один год, смотря, как потихоньку осуществляется его мечта. Но тогда я не знал о таком человеке, как бармен Джим – вокруг меня кипела жизнь, люди неслышно переговаривались за своими столиками, помещение заливал приятный, теплый и светлый свет, а человек, сидящий рядом со мной, изредка и с интересом поглядывал на столики, попутно попивая свою газировку. Это было не так важно, таких баров много по всей станции, что было значимо – в тот вечер я познакомился с девушкой. Вдвоем мы сидели и болтали обо всем, что только придет в голову, смеясь и удивляясь друг другу. Тогда я не знал, что может быть прекрасней этих моментов. Да и сейчас не знаю. -Вы здесь впервые? Она смотрит на меня со смущением и робостью, в моих руках стакан апельсинового сока с прозрачными кубиками льда в нектаре. Проходит не более секунды, она подзывает бармена и в спешке говорит ему: -Извините, будьте добры, сделайте то же, что и ему – и кивком головы указывает на меня. Я чуть не расхохотался. Видимо, она посчитала, что я пью какой-нибудь забористый напиток, от которого потом не просыпаются неделями. Пожалуй, я был единственным в этом баре, кто предпочитал по большей части пить сок и воду с Земли. Кубики льда понемногу таяли. - Вы удивитесь, но это обычный апельсиновый сок. - Я знаю, просто…просто предпочитаю безалкогольные напитки, застенчиво улыбаясь, отвечает незнакомка. На её щеках появились ямочки. - По вам не скажешь, что вы здесь давно. Иначе бы знали, что в этом баре принято пить спиртное. -Почему же тогда у вас в руках сок? - Просто я люблю здешний лед, а его подают только с соком. И с текилой, внутренне подумал про себя. Я люблю лед, большего идиотизма со своей стороны я не встречал. - Меня зовут Алан, и я люблю лед. Как вас зовут? - Это не так важно. Я здесь не то чтобы надолго. Ямочки на щеках уже пропали, но я позабыл об этом и смотрю на её русые волосы. Странно это… - Странно, что у вас естественный цвет волос. С Земли? – оглядываясь, спрашиваю незнакомку. Вокруг меня снуют в суете женщины с ирокезами на головах, с голубоватым или охристым цветом волос,в тон планете Венеры, некоторые были подстрижены налысо. Яркость, необычность стали здесь нормой,каждый создавал свой собственный стиль и образ. И поэтому, увидев внешне чистую девушку, без тату или чего хуже, удивился. Тем более удивился, когда она подсела ко мне. - Да, я путешествую. А волосы… она смотрит на них, и прядь волос подвешивает на губу, словно пышные усы – волосы мне нравятся такими, какими они есть. Не хочется потерять себя в том многообразии ликов, что есть по всей Вселенной. Оставаться собой для меня наиболее приятно. - Дааа, точно… - отвечаю ей, по инерции пытаясь проглотить лед вместо уже выпитого сока. Я встретил девушку, которая думала, так как она хотела, не стараясь никому подражать, и делала то, что хотела в своей жизни. Это было более чем удивительно. На этой станции можно было создать совершенно другого себя, измениться так, что будет трудно узнавать самого себя по утрам. Ради интереса. Ради той уникальности, к которой стремятся жители станции, да и не только станции. Самое важное для них – не походить друг на друга, но для меня они все были разноцветной массой, от которой было невыносимо. Яркие тряпки, продумывание своего имиджа до мелочей… Имидж. Не люблю я это слово. Вон, даже Джим вставил золотую серьгу в ухо – как-никак, дань моде. Требование быть хоть чуточку непохожим на других. Я был в клетчатой рубашке и белой майке, в брюках от какой-то там фирмы. Только лишь потому, что все брюки были из какой-то фирмы, и покупая даже шорты, люди вокруг спрашивали – а как вам эта рубашка? из бренда, который вы только что взяли? Я ношу только шорты. И только шорты. И больше вообще ничего – спрашивающие утвердительно кивали, ведь человек, который из всего белья носит только шорты, уже необычен, он оригинален. Как это бывает, оригинальность стала неотличима от мажорства и чрезмерного пафоса, стремлением выделиться среди себе подобных. Встретив девушку, которая была самой собой, не думая обо всем этом, о излишней индвидуальности – её русые волосы и миловидное, чистое лицо вскружили мне голову. Она сияла, словно Солнце посреди этого бара, и сверкала искренне, в отличие от тех, кто хотел испускать внутреннее пламя, но не мог и потому лишь пытался подражать. - Я уже была на Вратах, сейчас хочу побывать еще где-нибудь. Мы так много всего открыли.…Здесь, на этой станции поблизости Венеры, есть какие-то старатели. Я о них слышала, якобы надо быть ненормальным, чтобы пойти к ним, но о них слышно повсюду, во всех уголках нашего космоса. Вы знаете что-нибудь о них? - Знаете, к черту старателей, они живут своей жизнью и до них никому по сути нет никакого дела. Своя каста, свой…круг, что ли. Бармен, дайте нам еще два сока! Смотрю на нее, чуть повернув голову вбок. Она думала о чем-то и тут вдруг посмотрела на меня. Дополняю свой заказ: - И побольше самого холодного льда, что у вас есть! Фруктовый салат с самой Земли также не помешает! Да, я забыл сказать вам, моё имя – Алан – уже в конце обращаюсь к ней. Она опустила глаза, и думает о чем-то, видимо смутившись, что я на весь зал кричу о салате посреди преимущественно алкогольного бара. - Привет, Алан - отвечает она, подняв голову и чуть улыбнувшись своим мыслям. Каждый день я приходил в тот бар и встречал её, незнакомку с искорками в глазах. Мы разговаривали так много, но больше всего мы смотрели друг на друга. В те мгновения, когда смотрел прямо в её глаза, туда, где нельзя было соврать, туда, где все было понятно без слов – я видел там, в тех зрачках, теплоту и что-то родное. Это был огонь, жар, но это было ласковое пламя; пламя, свет которого она доверила мне открыть. Я разговаривал с ней, а сам весь внутренне дрожал – от странной радости, эйфории, и чего-то еще. Месяцы. Дни. Секунды. Это потеряло какое-либо значение, мы жили так, как нам хотелось жить, не думая о посторонних взглядах или мыслях, о чужих жизнях или насущных проблемах. Все это было столь простым, суетным и ненужным, что мы совсем не думали обо всем этом, всецело доверяя друг другу, плывя по волнам только наших, и больше ничьих дней. - Может быть, вы останетесь? – Спрашивает Джим, тихо улыбаясь из-за своей барной стойки. Мы стали намного реже ходить в этот бар, разве что из-за Джима, который стал любимым и душевным барменом, можно сказать, почти другом. А еще тут был фруктовый салат, который больше нигде не подавали. - Может-может… Ты как думаешь? – спрашивает она меня, повернув голову назад – я был позади неё, полулежа на диване, за нашим местом в баре. Если вы бронировали здесь столик, то могли бы быть уверены – вас никто не потревожит, разве что кто-то важный или бармен. Столик – зона вашего маленького космоса, в который никто не мог зайти без вашего разрешения. Диван был широким и удобным, он слегка скрипел – Джим старался сделать диван под старину, как когда-то делали на Земле – и потому я воспользовался столь приятным и комфортным благом. - Бармен, здесь нету того, ради чего хотелось бы остаться. Вот у тебя есть цель – ты хочешь уехать в Купол – Джим утвердительно кивнул головой – и ты живешь здесь, накапливая на поездку. Пока мы будем здесь, по большей части, - из-за твоего фруктового салата, но не думаю, что мы будем долго на станции. Мы оба хотим увидеть нечто большее, увидеть то, ради чего может перевернуться вся жизнь. Увидеть и забыть о этой станции, забыть о этой суете, о ваших грезах во въезд в Купол, забыть все это, не вспоминать, потому что вся прошлая наша жизнь, она сгорит ярким пламенем, словно бумага на костру, сгорит от того, насколько будет прекрасно то неизвестное, что мы увидим когда-то в нашей жизни. Это будет, я знаю. Она лежит, мечтательно закрыв глаза. Она хотела отправиться туда, и я хотел. Это было лишь делом времени. Мы желали увидеть что-то, что удивит и будет удивлять нас. И мы желали увидеть это вместе. - Как, вот так взять и улететь, и забыть вообще про все? – спрашивает удивленно Джим, протирая столик тряпкой не первой свежести. - Ну, пожалуй, твоё фруктовое гаспачо я буду помнить. - Ахахах! Алан, мы же здесь не только из-за салата… Я не знал, как называется то, что между нами происходит, но мне это нравилось. Нас объединяло какое-то глуповатое и хрупкое, но очень доброе чувство. Видели Чудо в своих мечтах. И это было только наша сказка, мечта без всяких куполов и больших денег. Это было наше Чудо. Увидеть его или прожить жизнь, втайне мечтая о эфемерном рае? – Мы знали ответ, знали, чего именно мы хотим посреди этого глубокого, неисчерпаемого и невообразимого мира. Фруктовый салат перестали подавать в этом баре, - просто стало некому его получать. После моей недавней карьеры я перестал заказывать его, а Джиму стало некому его приносить. В моем стакане с алкоголем когда-то трепетали нектаринки вперемешку со льдом, впитывая ту радость, что они ощущали в свое недолгое время. Сейчас там было только виски и мои глаза в его отражении. Я не позволял себе забыться. Жизнь на станции обеспечивала неспешное существование, в отличие от Купола. Купол – это другая платформа, найденная совершенная случайно одним из множества старателей. Если станция на Венере обеспечивала внеземную расу кораблями, то жизнь под Куполом означала рай. Внутри него наступало фактическое бессмертие – Купол обеспечивал наисвежайший воздух, медицина, наука и социальная сфера – все было сосредоточено под ним, в самом безопасном местом во всей Вселенной. Поэтому чуть ли не каждый стремился попасть туда – жить, словно серафим посреди грешной Земли, то есть космоса, Летать среди кучерявых и слоистых облаков, имея в распоряжении здоровье, деньги и свое собственное счастье. Таким был он – Купол. Все, что было за ним, обеспечивало функционирование его, предоставляя все блага – но только если ты был внутри. Представьте себе ожерелье из полусотни бусинок. Одна Бусинка – это Купол. Еще пара – все те, что работают всю свою жизнь различными клерками, финансистами и прочими; они работают всю свою жизнь, чтобы под старость лет все же попасть в их мечту. А все остальные бусинки - это промышленные сектора, которые и обеспечивали Эдем. Я вырос среди таких секторов, и каждый день мои родители, - наша семья, она стремилась улучшить свое положение, копя богатства и обустраивая себя всяческими благами, в надежде переехать поближе к нему. Попасть туда – запредельная мечта, а мечта она на то и мечта, чтобы быть неосуществимой, иначе это было бы обычным желанием. Земные рыбы с рождения хотят взмыть к небесам, птицы стремятся ощутить прохладу неизведанных глубин моря, а человек – он мечтает обо всем этом сразу. Самонадеянно. Но это было реально – если у тебя имелись деньги. Такие деньги, что если сверху донизу наполнить этот бар крупными банкнотами, и самого Джима и меня в придачу – эта сумма вряд ли покрыла бы и половину стоимости въезда. Да, и почему Купол, откуда название? Ту платформу, случайно найденную, покрывал огромный купол, который был неуязвим ко всему, что воздействовало на него, и был только один вход, и один выход. Я бы не хотел быть там. Таким был он, найденный рай. Нам вдвоем не хотелось туда, даже и были бы деньги – нас бы там не было. В этом мире, галактике, Вселенной, было столько всего, что нельзя было попросту представить, и хотелось туда – там, где еще никто не был. - Ты когда-нибудь смотрел на звезды, Джим? - Чего? - Звезды, старый бармен, звезды. Когда ты последний раз смотрел на них из своего жилблока после работы? Он, недоумевая, поспешил проверить, все ли напитки на месте, тем самым отвернувшись от меня. Видимо, решил, что друг перебрал и начинает вести разговоры о чем-то мнимом и напускном. Это всегда было где-то внутри – я обожал космос, его неизвестность, размер и возможности. Столько шансов было в каждой звезде, там могло быть абсолютно что угодно, может, даже и то, что будет не до конца понятно мне. Невероятный, неосмыслимый потенциал, - да и разве это возможно осмыслить? Я всегда хотел заглянуть, что там, в сверкающей звезде посреди огромного темного неба. Та реальность, откуда я смотрел на звезду, - она терялась посреди остальных бесчисленных скоплений и миров, засасывая в непонятный, но прекрасный водоворот неиссякаемых вероятностей и совпадений. Их так много, так много еще впереди, там, где сверкают разными светами Солнца и проносятся неизвестные планеты. Хочу видеть. Хочу жить и чувствовать этот мир. И смотреть все больше и больше, никогда не переставая удивляться тому, что вижу и чувствую посреди огромного, яркого, живого космоса. Тот бармен не мечтал ни о каких звездах. Вера, религия и надежда, смысл и цель – для него, как и для многих, все было воплощено в том куполе. Я не осуждал его – так и должно было бы быть для нормального человека, стремление к чему-то более лучшему. А рядом было не то что лучшее – рядом был апогей всего развития, со всеми его богатствами и дарами. И попасть туда – естественное желание. Не для меня. И не для нее - моей мечтой была она. На станции не могло быть чего-то необычного, для многих она стала родным домом. Нам же хотелось рассмотреть всю дивность, что есть за её пределами, - не ради денег, а ради интереса и поистине безмерного любопытства. Поэтому однажды мы и стали старателями. Старатель…больше никогда. - Алан, расскажи мне про старателей – спрашивает она чудесным голосом, раскрыв глаза от любопытства. Я смотрю на неё сверху – она лежит головой на моих коленях и жаждет узнать, кто же такие те старатели… - Как ты знаешь, человечество открыло станцию, на которой мы сейчас и находимся, в тепле и с попкорном. *Легкий смех с её стороны*. Станция – всего лишь аванпост в нашей галактике. Здесь содержатся корабли, которые запускаются в разные концы Вселенной. Они способны пролететь огромные пространства в холодном космосе, оставаясь при этом невредимыми. Мы их и используем, чтобы покорять новые пределы. - Но это корабли инопланетян, как ими вообще можно управлять? - Да, это их корабли. Управлять ими мы так и не научились, не смотря на столь долгий срок их изучения. Более того – мы о них вообще ничего не знаем. Единственное, что известно в тех кораблях – так это где находится кнопка Пуск, благо, она там одна и по центру, не перепутать. Нажимаешь на эту кнопку – и корабль отправится в космос. - Понятно, что в космос, но куда именно? - Это как раз и объясняет причину появления старателей. Все, что известно о тех кораблях – кнопка Пуск, и ничего более. Назначения других приборов не изучены, есть предположения насчет отдельных частей, но сказать точно можно только о кнопке. Нажимая на неё, старатели отправляются в никому не известную местность, туда, где не был человек. Они не знают, куда они летят, сколько у них топлива и каков конечный пункт их полета. Они могут лететь всю жизнь, а могут прийти к точке назначения через 2 минуты. Так и был найден Купол. При прибытии в конечную точку, корабль разворачивается и летит туда, откуда вылетел – к этой станции на Венере. Многие маршруты в космосе проложены по этому принципу. Все проще некуда – жмешь на кнопку, и летишь куда-то, может, прямиком в солнце, а может, ко второй такой станции. Только один элемент управления – кнопка запуска, и больше ничего. - Надо быть ненормальным, чтобы добровольно вручить свою жизнь инопланетному кораблю, который везет тебя непонятно куда и зачем. Это безумие! - Так и есть – улыбаясь, отвечаю я ей. Она смотрит на меня, хитро прищурив глаза. Мы знали, кто такие безумцы. Лететь мы решили в пятиместном бронированном корабле. Всего их было несколько типов – одноместный, трехместный и пятиместный. Причем некоторые трехместные и пятиместные иногда были оборудованы дополнительной броней. Среди старателей ходило дурное предубеждение насчет брони – считалось, что бронированные корабли отправляются в наиболее опасные зоны космоса, с радиацией или запредельной жарой Солнца. Но верить предубеждениям опасно, особенно когда тебя ждет полнейшая неизвестность, поэтому свой выбор мы оставили именно на нем. С нами было также 2 мужчины и 1 девушка-организатор полета. С утра произошел первый в жизни, настоящий и рискованный старт – в неизвестность. Пространство корабля было очень маленьким, но все же отдельные детали для удобства, навроде подлокотников в кресле пилота, доказывали - разработчики кораблей были гуманоидами. Пространство все же было невероятно тесным, поэтому всю площадь можно разделить на несколько частей: зону пилота – там можно было только сидеть, на зону кухни – 4 на 4 метра, самое просторное место во всем корабле, туалет и спасательная шлюпка, в которой можно было укрыться от посторонних взоров, и там было более-менее просторно. Всю основную часть полета мы просидели в спасательной шлюпке, укрывшись от ненужных глаз. Начальная часть полета, при старте прошла успешно. Относительно успешно – на этой фазе корабль может попросту самоликвидироваться. Такое бывало, очень редко, но пара случаев за всю историю станции все же было. Когда мы вышли на форсажную скорость – главную часть полета – все с облегчением выдохнули. Теперь оставалось только ждать. Не столько опасен космос, сколько люди в нем. Помимо кнопки пуска в корабле были множество индикаторов. Каждый означал что-то, ученые могли дать предположения только лишь по нескольким из них – зеленый, желтый и черный. Зеленый, по догадкам, означал количество топлива в корабле, на сколько полетов его хватит. Желтый – самый важный цвет для старателей – считалось, что он означает ценность поездки. Чем больше желтых полосок – тем больше шанс, что можно срубить большой куш, а это и нужно было космическим камикадзе. И черный – процент опасности полета. Наши данные индикаторов были неплохие – 4 из 8 зеленый, 6 из 8 желтый и 2 из 8 черный. Было принято верить в эти догадки насчет цветных полосок, такие выводы о них были сделаны спустя не одну сотню естественных испытаний и опытов. Была еще одна деталь – золотая труба, приваренная к боковому внутреннему корпусу. Считалось, что это просто декоративный элемент, для красоты. Первые мародеры пробовали оторвать её, но разве можно что-то оторвать у инопланетного корабля? Все попытки вытащить что-то с кораблей заканчивались неудачами, о золотой трубке забыли на время. Но чем больше было полетов, тем больше старатели замечали, что с этой трубкой что-то не так. Она самопроизвольно начинала светиться во время перелета, и также беспричинно угасала при подлете к станции, откуда был сделан запуск корабля. Родилось негласное утверждение, что трубка влияет на продолжительность всего пути, и это оказалось правдой. Когда корабль все ближе подходит к конечной точке маршрута, откуда он полетит обратно домой, золотая труба при приближении начинала светиться интенсивнее. Так весь полет можно было разделить на 2 части – до точки назначения и обратно. В точке золотая труба светилась максимально ярко, что указывало, что перелет был удачным, и корабль идет на разворот, чтобы лететь обратно, в Солнечную систему. До сих пор было неясно, есть ли радиоактивное излучение в этой трубе, поэтому по возможности к ней никто не прикасался. Также неотъемлемой частью корабля была девушка – по возможности её стремились брать в полет к 5- и 3-ех местникам. Пятеро мужчин, посреди запертого пространства просто раздерут друг друга на части голыми кулаками, из-за незначительной ссоры и длительного воздержания. Девушка на корабле считалась признаком хорошей и удачной поездки. Набирались рейды на перелеты и без женщин, но отношения вида гомо не особо поддерживались в среде старателей, и если ты решился полететь в одиночку с 2 мужиками, то на тебе ставилась своеобразная метка, не видимая обычным обывателям; Каждый старатель тогда знал, что лететь с тобой - поездка будет не из лучших. Мы летели уже очень долго, а золотая труба все никак не хотела разгораться спасительным сиянием. Наши попутчики начали хмуриться, общим решением команда решила, что необходимо экономить потребление питательного рациона. Все кончилось благополучно – труба загорелась уже на следующий день, каждый из людей на корабле жаждал посмотреть, куда же они прибыли. В нашем финише не было ничего особенного – мы попали в обычную туманность с большими осколками камней, бывший метеоритный пояс канувшей в неизвестность планеты. Возможно, рабочие-бурильщики смогут что-то извлечь уже после нас что-то из этих метеоров, но нас тут уже ничего не могло ждать. По прибытии на станцию нам дали среднюю выручку за открытие новой зоны – мы все же что-то открыли, лучше, чем прилететь в обычную пустоту посреди космоса. Тот день мы никак не праздновали, - уютно сидели в своем блоке, наслаждаясь обществом друг друга без посторонних людей. Когда ты знаешь человека, знаешь каждую пору и родинку на его теле, вы становитесь чем-то большим, в отличие от первого знакомства и общения. Возникает духовная связь, которая приходит на место недавнему физическому влечению и желанию. И тогда ты понимаешь, насколько сильно нужен тебе человек – вы можете расстаться добрыми друзьями, так как уже неплохо знаете друг о друге, или же продолжить вместе радоваться и удивляться, став действительно чем-то большим, чем просто пара людей. Тогда я нашел своего самого главного человека. Виски закончилось, и я смутно пытаюсь рассмотреть что-то на дне стакана. Через неделю моя незнакомка подошла ко мне с необычной вестью – она решила полеть в еще один полет. С индикаторами все было безупречно: желтая – 7 из 8! Меня огорчало, и продолжает огорчать спустя недели, что тот корабль был одноместным. Лететь могла только она, - на корабли-одноместники с высокой долей желтых полосок пускали не всех, но ей удалось чудом заполучить престижное место. Вместе мы порадовались тому событию, я был рад не меньше её, но высокий процент черного – 6 из 8 и корабль с одним местом не на шутку тревожил. - Ты понимаешь, насколько это опасно? - Да я знаю, но… - Ты не можешь полететь туда одна. Вдруг случится чего, это же более чем вероятно! Вспомни всех тех, кто не вернулся. Вспомни, потому что я не могу тебя туда отпустить одну. Мы полетим туда когда-нибудь, но уже вместе. - Алан, я… Я всю жизнь мечтала путешествовать, а тем более сейчас, когда, возможно, я смогу увидеть что-то волшебное и еще никем не увиденное. Отпусти меня. -Слишком опасно. - Знаю. Смотрю в её глаза. Тот огонь, что я увидел еще при первой встрече, продолжал гореть. Не мог оторваться. Не хотел отпускать. - Ты вернешься. Я не могу удержать тебя, ведь ты все равно полетишь, такой опыт… Это будет первый и последний твой полет в одиночку. Сама знаешь, люди с ума сходят от одиночества в таких кораблях, кругом ведь только космос, а внутри корабля – холодные стены с одним только иллюминатором. Возвращайся. - Я вернусь, Алан. Если меня не будет – ведь ты найдешь меня в этом космосе,верно? - Верно, незнакомка. Она заверила меня, что все будет отлично, ведь не в первый раз летаем. И поспешила на взлетную площадку. Так долго. Так больно. Как все забыть не свихнувшись? Я пытался, но так и не смог. Спустя две недели в новостях было передано, что корабль с рекордно высокой долей полосок – её корабль – не вернулся в назначенное время. Услышав эту новость, я поспешил на 5-местный корабль, маршрут которого по прогнозам должен был проходить рядом с её кораблем. Тревога. Беспокойство. Слишком блеклые эмоции для того чувства, что я испытывал. Во всей Вселенной мне была нужна только её шлюпка с ней внутри. Пятиместный, не бронированный, на котором я отправился, состоял из 4 мужчин и 1 женщины. Показатели – 5 из 8 зеленый, 2 из 8 желтый и 6 из 8 черный. Он мог отправляться в ту же зону по опасности, куда и она полетела. Еды в корабле хватает на 4 недели пятерым людям. В одноместных есть возможность положить намного больше еды, если демонтировать отсек для находок. В таком корабле можно существовать долго, если питаться спрессованными концентратами. Гадкие на вкус, но жить можно. Что же случается, когда проходит неделя, а золотая трубка не спешит разгораться? Экипаж корабля переходит на экономный режим питания, с которым можно протянуть две, две с половиной недели, до тех пор, пока трубка не засветится максимальным светом. В случае, если прошло 2,5 недели, а середины пути все еще нет, экипаж начинает думать, что предпринять дальше. Среди старателей есть традиция - играть в покер. Так вот – если по прошествии необходимого для выживания срока нет свечения, то команда, все её члены без исключения начинают играть в покер. И если на первой неделе играют на деньги от будущей выручки за полет, то на 2 неделе и далее играют на жизни игравших. В случае проигрыша проигравший застреливается, совершая суицид и тем самым позволяя остальным участникам полета протянуть чуть дольше за счет его доли пайка. Есть и прецедентные случаи, когда люди в запертом корабле начинали поедать себе подобных, чтобы выжить. Исход полета мог закончиться успешно, но даже в этом случае каннибалы погибали. В мясе человека есть бактерия, и если другой человек съест её, то он может заразиться бешенством – не психологическим, а реальным, физическим, когда мозги становятся одной большой серой жидкостью. Каннибализм никогда не приветствовался и не будет среди старателей и лично меня и моего понимания, - в силу ряда моральных причин. На корабле, на котором я летел к ней, шла уже 2-ая неделя. Один из мужчин был мертв к тому времени – не выдержал напряжения. Спустя неделю девушка проиграла одну из партий и сделала то, что должна была. 4 недели – это срок туда и обратно, но на нашем корабле 4-ая неделя ознаменовалась еще одной смертью. Золотая труба никак не хотела загораться, и потому мы продолжали играть в игру безумцев. Осталось всего двое, и один из нас проиграл. Я посмотрел в его глаза перед смертью. В них была безысходность всей авантюры, в которую по глупости и наивности он когда-то ввязался. Выстрел. Я остался один. На 2-ом дне четвертой недели труба начала гореть приятным светом, и уже на половине недели она загорелась предельно ярко. За эти несколько дней несколько раз я был готов умереть, бросить всё и забыть, было столь холодно и одиноко, нет, - ОДИНОКО в этом бесконечном пространстве, куда я летел. И каждый раз я не позволял себе забывать, почему я лечу. Мной двигала сила, напору которой я не позволял сломиться и угаснуть. Я верил в неё. Пункт моего назначения не принес того, чего я ждал - это была обычная туманность. На станцию я вернулся один, один из тех 5-ых, что отправлялись в этот полет. Вернулся исхудавшим скелетом, верящим в свою мечту и надежду. До сих пор я не знаю, жива ли она. Тот корабль, с которого в последний раз вернулся, оказывается, открыл не обычную туманность – позже её объявили запрещенной зоной, куда запрещались полеты. В этот же сектор, уже запрещенный, полетела и она на своем корабле. Прошло много времени, и скорее всего - она была мертва. Первая боль и ножи в моей душе уже прошли, оставив место какому-то смутному понимаю того, что произошло. И все же каждый день я помнил о ней – через страдания я продолжал помнить. За открытую мной запрещенную зону мне выплатили порядочную сумму, - я положил её в банк и не снял ни цента. Я не знал, зачем мне это, зачем мне эти корабли и эта станция. Устроившись на первую подвернувшаяся работу на Врата – Врата соединяют станцию и Купол единым проходом – я сидел в баре и ждал чего-то, сам не зная чего. Но не забывая. Странное место, этот бар. Это бар старателей. Здесь мы и познакомились с ней, тогда еще не зная, что это за заведение. Люди в этом баре не задерживаются надолго - старатели либо погибают в попытке приобрести неслыханное богатство и попасть в Купол, либо возвращаются назад, с незначительной, как им кажется, суммой. Каждого старателя здесь вы видели в первый и последний раз в своей жизни, и каждый из них мог принести что-то интересное и свое – песок с Земли или же крошки металла с Врат. Если они и возвращались, то совсем ненадолго, и вскоре вновь отправлялись в космос. В этом странном месте я и сидел каждый вторник – зарплаты уборщика на это хватало, а деньги со счета я не хотел брать. Мне больше нечего терять. Так и проходил каждый вторник – я ужинал, вежливо интересовался, как дела у Джима, и уходил обратно к себе. Но сегодня я вспомнил, почему я здесь. Я так хочу увидеть её, почувствовать её запах, заглянуть в карие глаза и радоваться – не космосу, что был рядом, а радоваться ей, в ней заключалась вся Вселенная, что мы вместе создали когда-то. Это было невозможно, и я знал это. Настолько же невозможным, как если бы потухло наше пылающее, лучезарное Со… - Рейс в запрещенную зону! Места на рейс! - кричал человек, только что вставший из-за своего столика в глубине зала и привлекавший к себе внимание со всего бара. - Запрещенная? Туда нет ходу, как ты туда полетишь? – спрашиваю я его, чуть ли не крича. - Правительство недавно объявило о допуске в эту зону. Она ошибочно считалась запрещенной, на самом деле там был просто мусор с ближайших планет, только и всего. Мы собираем рейд – он показывает рукой на людей за столиком – на 2 пятиместника, чтобы доказать и развеять предубеждения старателей насчет этой зоны. Там безопасно, и там можно летать. - Подожди, плевать я хотел на все эти планеты и этот мусор! Там можно было выжить? -Да. Она могла быть жива. Осколки стакана разлетаются по всей барной стойке – я разбиваю его со всей силы от той радости, что переполняет изнутри. Джим смотрит на меня сначала с шоком, а затем – с прозрением. - Бармен, я заплачу, к черту твой алкоголь! Эй, - человек, - запиши меня в свой рейс. - Подожди, участие в рейсе стоит недешево, иначе бы мы понабрали обычных бродяг-старателей, коих здесь много. Готов ты пожертвовать крупной суммой ради рейда? Глупо и по-идиотски улыбаюсь. Да, я готов – говорю я им. Но не ради рейда – добавляю уже про себя. Куски стекла, еще парой минут назад содержавшими в себе добротный виски, падают на пол и исчезают под ногами суетливых людей. Я разворачиваюсь и ухожу из этого бара, уже навсегда. Бармен Джим смотрит мне вслед, потом отворачивается с улыбкой на лице. Он плачет отчего-то. Вылет уже завтра. Всю ночь я не сплю, думая в беспокойстве, когда же наступит утро запуска корабля. Это странно – ведь столько времени провел за работой, мне следовало бы отдохнуть, расслабиться за пройденное бремя. Но отдыхать, спать я не хотел, желая увидеть первые проблески рассвета со станции над Венерой. Где-то там, в бескрайнем космосе, меня ожидала моя незнакомка из поднебесья. Взлетная площадка. Как когда-то тогда, в первый раз, когда два ненормальных человека отправлялись туда, где им хотелось быть всегда, вдвоем. Последней моей мыслью, когда я вступил на мостик корабля, была мысль о том, что гротескный Купол, искрящийся под лучами Солнца – место, где бы вы хотели побывать в своем будущем. Мечту – свою мечту – я нашел. Меня ждало что-то новое и неизвестное впереди. И от этого теплело на душе. Алан Старки, Станция <<Вестник>> Далекое Будущее.