Я просто подожду, пока ты вернешься домой

Его утро начинается рано. Не нужно смотреть на будильник, только пылящийся без дела, чтобы узнать, сколько времени — оно въелось глубоко, отпечаталось где-то в подкорке. Так сильно, что Делсин даже в выходные открывает глаза будто по команде. Каждое утро — одно и то же. На кухне — почти машинально щелкнуть по кнопке на электрическом чайнике. Достать кружки с верхней полки, обязательно две: одну собственную, с ярким, крикливым рисунком, другую — неброскую, полностью противоположную — брата. Щедро насыпать в них кофе и, чуть притормозив, добавить сахар. Память тела странная штука, и Делсин даже с закрытыми глазами может назвать то точное количество, которое делает кофе для Реджи идеальным. Потом — будто в ступоре застыть перед холодильником. Совиный организм отказывается вести себя адекватно в такой ранний час, и Делсину приходится бороться с собой, чтобы не задремать прямо вот так, повиснув на открытой дверце. Жесты у него хоть и заторможенные, но выверенные и четкие, выработавшиеся за все эти годы до автоматизма. У Реджи собачья работа, со всеми классическими ранними уходами, возвращениями глубоко за полночь и редкими перекусами, после которых он звонит домой и виновато просит принести в очередной раз забытую аптечку. И Делсин по-своему заботится о нем. Ненавязчиво, с долей подколок и неизменного ворчания. Но каждое утро поднимается без всякой на то причины, чтобы помочь брату собраться. Фыркает, даже язвит иной раз, но все равно встает к плите, комментируя это тем, что Реджи в таком состоянии обязательно что-нибудь спалит. Их маленький, уютный мирок из которого Делсин так хотел вырваться. Понимание приходит, когда он расставляет тарелки. Делсин смотрит неожиданно трезвым взглядом на пустой стул напротив, машинально отпивает кофе из чужой кружки, все еще зажатой в ладонях. И сдувается, как воздушный шарик, из которого выпустили весь воздух. Он не может смириться. Реджи в его жизни всегда было слишком много. Так ему казалось когда-то, по крайней мере. Теперь же Делсин готов отдать даже все свои чертовы способности, чтобы вернуть все обратно. Теперь, оглядываясь назад, он видит не назойливую опеку, а трогательное беспокойство. Не навязчивый контроль, а подлинную заботу. Делсин помнит вечера, которые казались невероятно долгими, потому что Реджи хотелось «поиграть в семью». Совместный просмотр фильмов, иронично комментируемый предложениями найти себе девушку и отстать, наконец, от младшего брата; походы в уютное кафе, на окраине, которые все чаще заканчивались бурными ссорами и громким хлопком двери; редкие вылазки в город, итогом которых всегда был побег Делсина и его отключенный телефон. Ну и кретином же я был, рассеянно думает Делсин, отпивая кофе. Почему-то из кружки брата он кажется вкуснее. Его нынешняя жизнь — это отголоски прошлого. Завтрак на двоих, любимые фильмы брата, его недооформленные протоколы по вечерам вместо привычного телешоу. Для него оказывается поразительным тот факт, что Реджи оставлял заметки на полях своих вечных протоколов и официальных бумаг. Стоило только прорваться сквозь будто бы намеренную нудность первых страниц, как поля начинали расцветать ироничными комментариями, острыми заметками, язвительными вопросами. Глядя на эти округлые строчки, Делсин чувствует почти что восхищение. Гордость за такого старшего брата, который по-своему вел борьбу с серой обыденностью. Интересно, думает Делсин, загибая угол листа на очередной емкой фразе, стирал ли Реджи свои заметки, когда отдавал бумаги начальству? Или же, — сердце сладко пропускает удар, — рискуя должностью, передавал прямо так? Маленькая семейная библиотека теперь удостаивается самого пристального его внимания. Делсин перелистывает желтоватые страницы в поисках пометок или редких, а оттого еще более ценных рисунков. И читает — запоем, столько, сколько не читал за всю свою жизнь. Только для того, чтобы лучше понять Реджи. И здесь его ждет новый сюрприз. Тщательно спрятанный в глубине одной из книжных полок футляр с очками. Делсин находит его случайно. Вертит в руках, в первые мгновения даже не понимая, что это. А потом застывает, чувствуя, как странно пощипывает глаза, а в горле образуется привычный уже ком. Оправа простая, однотонная; черный пластик ощущается на ладони приятной прохладой. У него дрожат пальцы, когда он в наивном, глупом жесте опускает очки на переносицу. Картинка тут же расплывается, начинают противно ныть виски. Изнутри поднимается волна горькой нежности. Делсин готов снова и снова проклинать свое слишком живое воображение, которое тут же рисует невероятно яркие картинки. Реджи, поправляющего оправу привычным жестом. Реджи, устало потирающего переносицу. Реджи, увлеченного настолько, что не замечает, как очки сползли на самый кончик носа. Теперь Делсин просто не может оставаться в своей комнате. Однажды он просто приходит в спальню брата после очередного кошмара. Опускается на привычно скрипнувшую кровать, рассеянно проводит пальцами по колючему пледу. И остается. На эту ночь, следующую, многие после. Обзаводится привычкой спать, сжавшись в комок, хотя мог бы вытянуться во весь рост, как любил когда-то. Будто подсознательно еще надеется ощутить теплые руки, защищающие от внешнего мира и себя самого. Мягкий, размеренный голос, который говорил бы, что все обязательно будет хорошо. А в глубине ящика с бумагами Делсин находит примятую пачку сигарет и вспоминает тот странный запах, что шлейфом тянулся за братом после ночных дежурств и тяжелых дел. Обнаруживает на нижней полке спрятанную бутыль виски и смятый чек. При взгляде на дату в памяти тут же всплывает его прошлый день рождения, когда он сбежал от наивной заботы Реджи. С каждым днем эта трясина затягивает его все больше и больше. С каждым днем он все больше и больше жалеет о том, что не заметил всего этого вовремя, ни разу не ответил на желание Реджи поговорить по душам. Что так и не смог побороть страх и перешагнуть через эту грань, что делала их отношения исключительно братскими. Он почти не выходит из дома. Замыкается в своем маленьком уютном мирке, где время застыло навсегда. Где он может забыть о смерти брата. И если ради этого придется похоронить реальную жизнь, Делсин думает, что оно того стоит.