День дураков

- Я люблю тебя, Шизу-тян! Вид ошарашенного, абсолютно растерянного Шизуо, в недоумении застывшего с дорожным знаком в руках, безусловно, забавлял информатора. Но, будучи истинно великим актером, любитель интриг и щекотливых ситуаций предпочел сохранить на лице выражение смущенной невинности, присущее скорее влюбленным школьницам, нежели злобным гениям вроде Орихары. И все же эффект, произведенный признанием на Хейваджиму, был действительно впечатляющим: покосившиеся очки на переносице, вытаращенные карие глаза, в которых читалось искреннее непонимание, чуть приоткрытый от удивления рот, влажные губы, к которым так и хочется прикоснуться, попробовать на вкус. Наверняка они слегка горьковатые из-за сигарет. Хотя совсем недавно Шизу-тян с таким аппетитом уплетал миндаль в темной глазури...Ммм, горький шоколад... В этот момент Изая еле сдержался, чтобы не облизнуться. Мысль о поцелуе с заклятым врагом определенно очень понравилась брюнету. Но спешить пока было рано. Пауза затягивалась. Шизуо по-прежнему находился в состоянии полного ступора, напоминая каменную статую; где-то на заднем плане истошно вопила от радости Эрика, удерживаемая Уолкером; прохожие старались занять более безопасную позицию для наблюдения, а появившиеся из ниоткуда близняшки Майру и Курури, активно жестикулируя, очевидно, подбадривали братца, призывая к более решительным действиям. И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Нет, Хейваджима Шизуо не запустил в Орихару дорожным знаком и даже не заорал во всю глотку, как это бывает обычно. Он засмеялся. Кто бы мог подумать, что у бармена такой смех. Бархатный, чуть с хрипотцой и истеричными нотками. Теперь уже Орихара ошалело таращился на блондина, впившись взглядом в его подрагивающие губы. - Ну что же, Изая-кун, - начал Шизуо недобрым тоном, - Иди сюда, я согрею тебя в своих объятьях. И когда Хейваджима, хищно скалясь, начал надвигаться на брюнета, тот не придумал ничего умнее, чем оставить возмущенную публику и линять отсюда, пока не запахло горелым. - Ты пугаешь меня, Шизу-тян, - проворковал Изая, заворачивая за ближайший угол, когда ему в голову пришла абсолютно сумасшедшая идея. Великий и всемогущий информатор Токио решил поддаться. Что может быть проще? Намеренно выбранный маршрут, неизбежно ведущий к тупику, неловкое падение, вывихнутая лодыжка – и все пути к отступлению отрезаны. - Вот ты и попался, Изая-кун, - злорадно ухмыльнулся Хейваджима, на всякий случай остановившись в ожидании, что брюнет выкинет какую-нибудь пакость. Но Орихара Изая сидел на грязном асфальте, схватившись за пострадавшую ногу, и снизу вверх смотрел на блондина своими честными, невинными глазами. Шизуо прямо-таки передернуло. Ну не поднималась у него, сильного, свирепого хищного зверя, рука на эту хрупкую, беззащитную, маленькую и такую красивую... блоху. - Что там у тебя? Ногу повредил? - Ага, лодыжку, - неловко улыбнулся Изая. Блондин не верил своим глазам. «Сегодня что, день сюрпризов?» - подумал он, протягивая ненавистному врагу руку. Ту самую руку, которой пару секунд назад собирался его придушить. - Я живу недалеко. Как придем, разберемся. - Ладно. Спасибо, Шизу-тян. И вот опять. Хейваджима еле сдержался, чтобы не ущипнуть себя за бок. Происходит нечто, совершенно не вписывающееся в понятие «нормально». Нормально – это когда блоха удирает, а блондин швыряет ему вдогонку автоматы с газировкой и фонарные столбы. И вовсе не нормально, что он, Шизуо, поддерживая врага за талию, ведет его к себе домой, чтобы осмотреть поврежденную ногу. Мир сошел с ума. А пока бармен, насупившись, терзался муками сомнения, брюнет получал истинное наслаждение от происходящего. О таком повороте он и не мечтал. Так что можно чуть плотнее прижаться к сильному телу, вдыхая запах сигаретного дыма, свежего ветра и...молока. Изая вздохнул, чувственно облизал губы и прикрыл глаза, едва сдерживаясь, чтобы не заурчать от удовольствия. Шизуо нервно сглотнул. Он так и не понял, как они оказались в квартире. Единственное, что отпечаталось в памяти на тот момент, это горячее дыхание Изаи, еле переставлявшего ноги и сладко посапывавшего на его плече. И Шизуо понятия не имел, почему от этого дыхания так участился пульс и потянуло в низу живота. Впрочем, и не надо. Это Изая все знает. А он, Шизуо, уж как-нибудь перебьется, оставаясь в безопасном неведении. Отнесет эту чертову блоху в спальню и уйдет, ни о чем не задумываясь. Ну надо же – умудриться заснуть на ходу. Хейваджима тихо чертыхнулся, посмотрев на святую невинность, свернувшуюся клубочком на его кровати, и побрел на кухню, не заметив, как тонкие губы Орихары растянулись в такой привычной коварной ухмылке. - Я идиот, – констатировал Шизуо, глядя на календарь. - И как я сразу не догадался. Почему-то стало немножко грустно. Совсем чуть-чуть. - Хороший розыгрыш, Изая. Тебя тоже с Днем дураков, - горько выплюнул из себя парень и уже собирался пойти и как следует накостылять ненавистному Орихаре, но в этот момент его крепко обняли со спины, а затем, резко повернув лицом к себе, прижали к стене. - О чем ты, Шизу-тян, - лукаво пропел брюнет, и Хейваджима ясно увидел задорно пляшущие искорки в его глазах. – Я никогда не считал себя дураком. И вновь произошло что-то совершенно невероятное. Изая со всей накопившейся за это время страстью впился в губы блондина и, протолкнувшись внутрь горячим языком, неистово поцеловал, будто именно об этом мечтал с первого дня их встречи, еще тогда, в академии. Отступать было поздно, потому что буря эмоций, внезапно обрушившихся на Шизуо, заставила ответить. Так же страстно и неистово обнимать хрупкие плечи, на которых потом останутся синяки; прижимать к себе, стягивать ненужную одежду, зацеловывать нежную шею, любуясь этой бледной мраморной кожей; ловить губами сладкие вздохи и стоны, вылетающие из приоткрытого горячего рта, продолжая раздевать и наслаждаясь этой упоительной и желанной для обоих близостью; чувствовать, как тонкие ловкие пальчики избавляют от жилетки, рубашки, затем расстегивают ремень; с животным рыком опрокидывать на деревянный стол, придавливая собой, и принимать из дрожащих рук Изаи тюбик со смазкой. Все спланировал, гад. А Орихара стонал и извивался при каждом глубоком толчке, впивался ногтями в плечи и запрокидывал назад голову, открывая шею для новых поцелуев. И их не волновало, что стол стоит прямо перед окном и что плотные бордовые шторы не задернуты. Сейчас были только они, слившиеся в единое целое, заклятые враги, в один миг ставшие любовниками. И ничто не могло им помешать. Ведь каждый знал: спорить с грозой Икебукуро – себе дороже. Поэтому благоразумные сестры Орихара, так удачно прихватившие с собой бинокль и пачку попкорна, имели возможность наслаждаться прекрасным зрелищем, не получив при этом ни единой травмы. Так-то.