«Re-homing»

Лухань жил обычной жизнью, считая тех, кто заботился о нём, кормил, одевал и воспитывал своими родителями, до того момента, как ему стукнуло пятнадцать лет и «родители», собрав его вещи, не посадили в самолёт рейсом Детройт - Нью-Йорк. В аэропорту уже Нью-Йорка его встретил какой-то мужчина. - В жизни ты намного милее, чем на фотографии, - сказал мужчина, прикоснувшись ладонью к щеке Луханя, поглаживая её. – Не бойся, я отвезу тебя в твой новый дом. Луханя всегда учили не доверять чужим людям, так называемые «родители» говорили ему, что от чужих нельзя ждать ничего хорошего. Поэтому у него не было друзей даже в школе, он абстрагировался от своих одноклассников, не желая вступать с ними в контакт. Да и так он не мог этого делать, даже если и хотел. Ему говорили после школы сразу идти домой, нигде не задерживаться, а то, мало ли, загуляется ещё до темноты, а в их неблагополучном районе и днём опасно гулять. Лухань теперь не знает, кем считать своих родителей, ведь он ждал от них только хорошего, прислушивался к каждому их слову, выполнял все их указания, а они с ним поступили, как чужие… Мужчина отвёл его к машине, кинул сумку юноши в багажник и открыл рядом с ним дверцу переднего сиденья. - Садись. Юноша не сопротивляется, потому как это бесполезно. Он может сделать себе этим только хуже. Какой смысл в бегстве, если ему некуда бежать – он одинок в этом чужом городе, о котором только читал и видел в фильмах. Если ему и удастся сбежать, то он будет после бомжевать и просить милостыню у прохожих. Закрыв дверь за Луханем, мужчина сел за руль. Они поехали в неизвестное для Луханя направление. Вроде как, в его новый «дом». Юноша молчит, уставившись в окно, наблюдая за пробегающим мимо мегаполисом, наблюдая за идущими людьми, также проезжающими машинами. Лухань всегда был реалистом, он не думает, что это его отец и его реально отвезут в родной дом. Такого не может быть. Иначе, как он оказался так далеко от дома, аж в Детройте? Дом, в которой его привезли, приличен на вид. Его сразу начала осматривать женщина, буквально щупая его везде. - Ты прав, он очень мил, но ему бы не помешало немного похудеть. Луханя это немного удивило, ведь он никогда не считался полным, даже немного. Его заселили в какую-то комнату, в которой находится двухъярусная кровать, письменный стол с компьютером и шкаф. - О, новенький, - Лухань вздрогнул от неожиданности – он и не заметил, что в комнате есть кто-то ещё. К нему подошёл парень, похоже, чуть старше его. - Привет! – он поднял руку вверх, улыбаясь, Лухань поднял руку в ответ, но и звука не издал. – Родители были правы, ты действительно милый, - парень нежно сжал его щёки пальцами, всё также улыбаясь. - Тебя как зовут? - Лухань, - тихо ответил он. - Меня Кёнсу. Не бойся, что такой зажатый? – Кёнсу обнял его одной рукой за плечи, отвёл к кровати, они оба сели на её край. – Тут ещё живёт Чонин – он спит на верхней кровати, поэтому ты будешь спать со мной, ты же не против? Лухань отрицательно покачал головой, не возражая. - Ну и хорошо, надеюсь, и дальше у нас возражений не будет. Мне, кстати, 16, а тебе? - Пятнадцать, - всё также тихо говорит Лухань, рассматривая свои руки на коленях. - Я попал сюда в таком же возрасте. Только сейчас Лухань посмел посмотреть на Кёнсу. Он сказал об этом так спокойно, а на лице до сих пор улыбка, только не очень естественная, её будто нарисовали, а глаза показывают, что ему больно. - А Чонин?.. - Чонин их родной сын. Ему 18, он сейчас на танцах. Вскоре ты его увидишь. - Зачем им ещё дети, когда у них и так есть родной сын? Кёнсу промолчал, перевёл взгляд вперёд, уставившись в какую-то точку перед собой. - Думаю, ты скоро об этом узнаешь. Я бы хотел тебя подготовить к этому, но нам запрещено прикасаться друг к другу до съёмок. Лухань снова шокирован. Какие «съёмки»? О каких прикосновениях идёт речь? И какая ещё может быть подготовка, связанная с ними? Но ни один свой вопрос он не решил озвучивать – Кёнсу ему ничего не ответит. - Тебе сказали, что надо похудеть? – Кёнсу приподнял футболку младшего. - Да. - Мне тоже. Вдруг дверь в комнату открылась, и вошёл молодой парень, наверное, Чонин. - Уже приехал? – скорее, это были мысли вслух, чем вопрос, адресованный Луханю. – Я Чонин, извини, что не смог раньше поприветствовать, был занят. Чонин это сказал просто, чтобы показаться вежливым, но на самом деле ему глубоко наплевать - Лухань, - тихо сообщил своё имя юноша. - Чонин, ты его напугал. Я только смог вывести его из состояния зверька! - Себя что ли не помнишь год назад? Тебе, как минимум, неделя понадобилась, чтобы быть спокойным. Чонин занял компьютерный стол, раскладывая на нём тетради и учебники, намереваясь делать домашнее задание, всем своим видом говоря, что болтать ни с кем он не намерен. - А где тут туалет? – спросил Лухань, обращаясь к Кёнсу. - Я тебя отведу. Идём. Кёнсу встал с кровати и направился к двери, Лухань идёт за ним. Выйдя из комнаты, Лухань стал тщательнее осматривать дом, раньше он слишком боялся смотреть по сторонам. Современный дом, отделанный, как кажется ему, со вкусом. В его голове до сих пор находятся сплошные вопросы, и нет ни одного ответа. Зачем ему худеть? Зачем этим людям нужны ещё дети, имея сына? Что ещё за «съёмки»? Почему он вообще оказался тут? - Здесь туалет, - Кёнсу указывает на дверь. - Спасибо. Во время ужина, Лухань заметил, что их с Кёнсу еда отличается: порции меньше и больше овощей, чем мяса. Диета? - Завтра суббота. Чонин, придёшь после школы – тогда приступим к съёмкам, - сообщила женщина. - Вместе с этим… Луханем? – с каким-то презрение Чонин произнёс имя «новенького». - Да, ты должен будешь его подготовить. - Хорошо. У Луханя сердце стало биться чаще, что всё это значит? Опять какая-то подготовка к съёмкам. Его пугает эта неизвестность того, что с ним будут делать… После ужина, Кёнсу сказал ему: - Советую ванну принять. Хорошо помой промежность. Лухань кивнул. Ему хочется уточнить на счёт промежности, но не решается – ему страшно. К тому же, он не уверен, что Кёнсу ему что-то сообщит. Лухань набрал горячую ванну. Сев в неё, он начал смотреть в потолок, к которому постепенно поднимается пар от воды. Куда он попал? Зачем родители так с ним поступили? Почему с Кёнсу поступили также? Он не обвиняет Чонина в ненависти к нему. Он – чужак, а Чонин родной ребёнок. Всё объяснимо. Лухань бы также относился к нему, была бы ситуация наоборот. - Лухань, съёмка будет со мной, - шепчет Кёнсу, обнимая младшего. Они уже легли спать, Кёнсу старается говорить как можно тише, чтобы не разбудить Чонина. - Можешь не волноваться, со мной тебе понравится. Лухань до сих пор не понимает, что здесь происходит, надеется, что завтра всё станет понятно и это не будет что-то страшное… Юноша засыпает, прижавшись всем телом к Кёнсу.