Мальчишки играют в войну

      Макс корит себя за то, что не позвонил Димке тогда и не спросил, как он добрался до дома. Не было сомнений — Рыжков побеспокоился о том, чтобы Дима увидел фотографии. У Власова нет дома интернета — только компьютер, только бабушка, которую парень никак не может уговорить подключить сеть. Ведь бабушка не понимает, насколько это значимо. Дорогу к дому Димы Макс помнит наизусть — выучил давно, и ноги часто предательски заносили его во двор к бывшему другу, когда гулял с Джеком. Обычно Корнилов злился на себя за это и обещал себе, что в последний раз, что несерьезно и что он может ходить где угодно. Теперь это оказалось жизненно необходимым — оказаться там и успеть. Потому что Димка точно все видел. Неужели Рыжков с ним на самом деле…       Макс вспоминает о бабушке Димы — больше у того никого нет, родители оставили сына на пенсионерку, и Власов, хоть и отмалчивался и не признавался, почти всегда чувствовал себя брошенным — Максим знает это, но никогда не утешал друга. Он оправдывался тем, что не было времени, что не мужицкое это дело — сопли растирать, но на самом деле он смущался и не хотел поддерживать эту тему, потому что боялся, что его мать тоже пустится на поиски счастья и забудет. Каким бы он сильным и независимым не казался окружающим, есть вещи, которые ломают его. Например, Димка.       Даже если они перестали общаться, это не значило, что Макс охладел к нему. Сейчас он понимает, что нельзя было тогда медлить, что нужно было мириться, а не ждать, когда все само рассосется. Раньше между ними так и было — ссорились, не разговаривали друг с другом какое-то время — обычно дня два — а потом кто-нибудь делал шаг навстречу, заговаривал, подходил с какой-нибудь ерундой, и дружба продолжалась, а ссора не вспоминалась, забывалась.       В тот день, когда Власов выбрал Рыжкова, когда мир пошатнулся, Макс надулся и решил, что друг вскоре сам приползет. Мириться. Потому что обычно именно Димка был инициатором сохранения отношений. Шанс, что друг останется с новичком, очень мал, но, как оказалось, зря Корнилов так думал. Он не признавался, но на самом деле ждал, когда Дима подойдет к нему. Всегда ждал, но поздно понял, что все. Что на этот раз все забудется по-настоящему.       Есть такой момент после ссоры — лимит. Время, которое дано на просьбу прощения, и Макс его упустил. Пересек предел, и теперь уже не получится — даже если удастся поговорить с Димкой и все выяснить — вернуть те дружеские отношения, которые были. Проблема заключалась в том, что Максу не было все равно. Но как мог Рыжков так поступить и, главное, зачем? Димка единственный, кто по-настоящему хорошо относится к Владу, а не пресмыкается перед ним, стараясь выслужиться. Он был первым, кто заговорил с невзрачным новичком. С тех пор прошел год — надо же, а кажется, словно это было лет десять назад.       Мысли Макса перебивает встреча — бабушка Димки машет ему согнутой рукой, на которой висит мешок. Корнилов подбегает к ней, пытается отдышаться.        — Максим, — ласково проговаривает она, искренне изумляясь, — здравствуй!        — Здравствуйте, Александра Игоревна, — отвечает, запыхавшись, Макс. — Дима дома?       Она, кажется, удивляется вопросу.        — Дома он, дома, спит еще. Каникулы, — поясняет она и вздыхает, — а что-то случилось?       Догадливости старушке не занимать.        — Да нет, Александра Игоревна, просто я… мне просто отдать кое-что Диме нужно, поэтому иду к нему.        — А-а, — понимающе тянет бабушка, — конечно, иди. Только ты это, проходи сразу — я дверь не закрыла, к Дмитриевне иду, в гости, значит. Ненадолго — вот и не запираю. Все равно Дима дома.       Макса коробит от того, как она нежно произносит имя внука. Но главное, что он сможет без проблем попасть к Димке домой — доверчивая старушка, как и раньше, не запирает дверь, когда уходит куда-то. Власов всегда возмущался насчет этого — Александра Игоревна любит ходить в гости и гостит очень долго. Значит, время будет.        — Спасибо, — говорит Макс и, огибая бабушку, бежит к подъезду.        — Максим! — Окликает она его. — Ты уж это… заходи почаще, а то что-то совсем перестал. Так давно тебя не видела, — она покачала головой, — ты так вырос. Ты это… заходи, если что, просто так заходи. Дима почти всегда дома, правда, часто спит. Я уж ему говорила, чтобы он поменьше за комю… компур… компутером сидел.       Макс обещает заходить почаще, но после слов бабушки его беспокойство возрастает — получается, что Димка там вовсе не веселится, как думал на него Корнилов.       Он резко нажимает на кнопки кодового замка и вбегает в подъезд, перескакивает через ступени и оказывается на площадке четвертого этажа. Дверь не закрыта, но Макс отчего-то медлит, чего-то ждет. Заносит руку — пусть Димка сам откроет — стучится, но не получает ответа. Может, и правда спит. «Хорошо, если так».       Осторожно толкает дверь, заходит в квартиру — та встречает его чистотой и тишиной. Время будто замерло, Макс вспоминает, как часто бывал здесь, как здорово они с Димкой проводили время вместе. Ничего не изменилось в убранстве, картины с янтарными камушками все еще висят на стене между ванной и туалетом, мерно тикают часы на кухне — он вспоминает, какого причудливого цвета циферблат, полосатый коврик для ног, ряд мягких тапочек. Исчез постер с двери, ведущей в комнату Димки, а больше ничего не поменялось. Дом бывшего друга встречал его так же, как раньше, только от этой встречи внутри у Макса становилось пусто. Изменились их отношения, и от этого понимания почему-то зябко.       Корнилов прикасается к дереву, медленно ведет руку вниз, к ручке. Нажимает на нее — дверь не открывается. Закрыто. Макс осторожно стучит, но никто не откликается. «Точно спит»       Он думает, как лучше поступить: подождать здесь немного или зайти попозже, но после того, как слышит шорох, склоняется к первому варианту.        — Дим, — зовет он, надеясь, что тот его слышит.       На какое-то время воцаряется тишина. Макс замирает, а после произносит имя снова.        — Что ты тут делаешь? — наконец, отвечают ему.       И Корнилов понимает, что совсем не готов к объяснениям. Что он ему скажет? В любом случае необходимо увидеть Димку, посмотреть, как он сейчас, в порядке ли. Может, он еще не получил весточку от Рыжкова, может, это не было взаправду, может, очередная злая шутка Рыжего.        — Хотел узнать, как ты. — Ответил Макс первое, что пришло в голову. И понял, что промахнулся.        — Значит, все знаешь уже, — тихо отозвался Димка.       Пауза.       Макс закусывает губу.        — Что он сде…        — Ничего.       Хоть голос Димы и приглушен, но Корнилов слышит в нем напряженность.        — Уходи.       Нельзя, нельзя его оставлять одного.        — Дим, открой дверь, — просит Макс и легко стучит ладонью.        — Тебе лучше уйти, — настаивает тот.       Пауза.        — Дима…        — Уходи.       Это может продолжаться вечно.        — Зачем ты вообще пришел, посмеяться? Посмотреть, как я обломался?       Макс никогда не хотел ничего подобного.        — Знаешь, можешь злиться дальше, мне все равно.       Макс понимает, о чем он, но не хочет перебивать — давно уже не злится, только сожалеет о том, что произошло.        — Скажи, зачем тебе все это?        — Что — это? — подает, наконец, голос Макс.        — То, что сейчас. Ты же никогда не воспринимал меня всерьез, считал обузой, да? Шел вперед, а я болтался сзади как балласт.       Макс хочет его переубедить, что никогда ничего такого не думал о нем, что всегда хорошо относился и вообще… Но не успевает сообразить — оглушен откровениями Димки. Как тогда, когда он рассказывал обо всем Пшеницыну, когда Корнилов узнал в описании Димы себя.        — Ты всегда был таким. Довольным жизнью. Всегда злился и никогда не мирился. Я поздно понял, что это было нужно только мне одному.       «Это не так».        — Понял после того, как ты нарушил обещание. Сказал, что проведешь со мной лето, а сам уходил гулять с другими парнями. Я даже… ревновал немного. Как будто у меня украли друга.       Слышен приглушенный димкин смех.        — Знаю, что ты связался с бандами, знаю, что махался с кем ни попадя круглые сутки. Никогда меня не звал и не позволял быть рядом с собой.       «Я не хотел вмешивать тебя в это».        — А потом я обрадовался. К нам перевели новичка. Ты не обращал на меня внимания, так как был слишком занят… другими. И я решил тебе отомстить, стал с ним общаться. А в результате сделал только хуже себе. Ведь тебе было все равно, как и сейчас.        «Это не так».       Макс стоит, опершись лбом о закрытую дверь, и сжимает пальцы. Нужно заставить Димку открыть дверь, потому что Корнилов чувствует, как надвигается необратимое.        — Зачем ты пришел. — Говорит он без вопросительной интонации.       Максу становится плохо, он вспоминает неприятную вещь. Он не знал, почему Димка ушел к Рыжему, но теперь понимал, насколько тот сглупил. Ведь было достаточно просто поговорить! Макс вспоминает себя, каким был в то время, смотрит как бы со стороны и понимает: нет, невозможно. И самое противное то, что Димка прав. Димке есть, за что на него обижаться.       Корнилов ему тогда отомстил — «забыл» о его дне рождения и не поздравил. Был тогда как на иголках, но не стал подходить, не стал заговаривать. Хотел сначала, а потом плюнул. И как же ему было паршиво, когда — уже на праздник в честь Макса — ему вечером позвонили в дверь, и он обнаружил подарок — коробочку в обертке. С игрой, о которой давно мечтал, и с коробкой любимого зефира в шоколаде. Понял тогда, что это был димкин подарок, но никак не отреагировал. Не поговорил с ним, не позвонил ему, даже не поблагодарил.       Ясное дело, почему после того вечера Димка оставил свои попытки. А ведь старался помириться, а Макс не понял.        — Дим, открой дверь, — просит он негромко.        — Нет.        — Дим, — тянет Макс и чувствует, как щемящее чувство поднимается от живота к горлу, — пожалуйста, Дим, я хочу поговорить с тобой. Я хочу видеть тебя. Открой дверь.       Между ними ощутимая стена, и Макс не может сломать ее.        — Дим, что бы ни было, это все…        — Ты ничего не понимаешь.        — Объясни мне.       Пауза.       Это ведь отчасти из-за родителей Димы происходит, и Макс уже не пытается сохранять самообладание. Димка был один все это время: бабушка и школа — вот и все, что осталось в его жизни. Рыжков, который не смог оценить дружбу с замечательным Власовым, Макс, отказавшийся от него… как и отец с матерью. Это невыносимо.        — А ты ведь любишь его.       Макс чувствует, как подкашиваются ноги. Причем тут это, это сейчас совсем не важно.        — Любишь же, — продолжает Димка из-за двери, и Корнилов слышит, что он улыбается. — Глеба любишь. Я давно заметил. А ты, наверное, еще нет — всегда был тугодумом и тормозом.       Макс стучит ладонью по двери и просит впустить внутрь, но Дима будто и не слышит.        — Хорошо, что есть кто-то, кто значим для тебя. Дорожи этим.        — Дим, не дури, слышишь?! Дим!        — Это замечательно.        — Дим, пожалуйста! Не надо! Расскажи мне, что случилось, мы вместе справимся с этим!       Он со всей силы колотит руками, пытаясь достучаться до него. Слышит странные звуки, будто открывается окно.        «Перестань прощаться! Доверься мне! Не делай этого! Открой!»        — Я помогу тебе. Как раньше, ну? Что бы ни случилось, ты помнишь? Ты…        «Ты слышишь меня?»       Пауза, перерастающая в звенящую тишину.       Макс не выдерживает, понимает. Разворачивается и стремглав выбегает из квартиры, из подъезда, через арку, за угол. И обмирает.       Тело бывшего друга на земле лицом вниз. На нем темная футболка и старые джинсы — Макс часто видел его в этой одежде, Дима называл ее «домашней». «Называл». Нет, не надо думать об этом…       На темной ткани почти не видно следов крови, но под телом… Макс делает пару шагов к нему, чувствует, как тяжело идти, и никак не может поверить в случившееся. Словно сон, ужасный кошмар. «Только не это». Он хочет, чтобы друг встал, чтобы посмотрел на него и улыбнулся, как раньше, чтобы они вместе могли бы посмеяться над его неуклюжестью… Он смотрит на Димку и внезапно понимает, и неуправляемый поток эмоций обрушивается на него; Макс бежит к нему, но не успевает — кто-то хватает его за руку. Сашка.        — Что ты творишь, отпусти! — кричит Макс, в то время как Саша заламывает ему руки, — пусти, он же… он же…        — Успокойся! — велит тот. — Ты сделаешь только хуже!       Макс задыхается, чувствует, как горят щеки, трясутся руки и подгибаются колени. Как из глаз хлынули горячие слезы. Как заливают лицо и падают вниз.        — Пусти меня к нему! — срывается он.        — Успокойся, придурок! Ты на обж ушами хлопал? Чему тебя вообще учат? Его сейчас вообще трогать нельзя!       Макс опускается на колени и смотрит, как Сашка приближается к телу Димки, как осторожно прикасается к шее — щупает пульс. Как достает телефон из кармана. Как звонит куда-то, как диктует адрес.       Точно, Сашка шел за ним, но не успел. Макс не успел. Ничего не смог сделать. Ничего не смог изменить. Ни уговорить, ни успокоить, ни получить доверие Димки, как это было раньше. Димка…        — Ну, зачем ты, — шепчет Макс, — зачем ты…       Сашка не возвращается к нему — стоит над телом Димы и смотрит на Корнилова.        «Поговорили, да?»       В голове у Макса кружится водоворот мыслей, и весь он — о друге. И о том, как объяснить случившееся Александре Игоревне. Как рассказать об этом милой бабушке — она же не выдержит. И Макс тоже.       Он никак не может смириться с мыслью, что Димки больше нет.

***

       — Почему?.. — спрашивает Макс, ни к кому не обращаясь.       Люди уносят тело его друга, будто Димка сломанная кукла или какой-то болванчик. Как будто это нормально и обыденно — то, что случилось с ним. Все молчаливые и деловитые, Макс никак не ожидал, что так бывает. Что можно смотреть на Димку с таким безразличием. Будто множество Дим каждый день по нескольку раз…       Четвертый этаж. Гравитационная постоянная. Сила тяжести. Макс всегда любил физику, но сейчас ненавидел ее сильнее всего на свете, ведь из-за нее это произошло. Их разлучил закон всемирного тяготения. Теперь уже навсегда.       К нему подходит Сашка.        — Я поеду в больницу — кому-то надо быть… Позвоню тебе, как узнаю.       Пауза.        — Послушай, — обращается к нему Саша, — все еще обойдется, он все еще жив, понимаешь? Ты понимаешь меня?        — Все еще, — повторяет Макс тихо.       Сашка вздыхает, кладет ладонь ему на плечо.        — Возьми себя в руки, братишка. Позвоню на домашний.       И уходит.       Машина с крестом уезжает, Макс остается один. Хорошо, что сегодня рабочий день — никого нет на улице, никто не видел, как Дима лежал на земле.       Корнилов заставляет себя подняться. Сашка прав, нужно верить в лучшее, но это очень сложно. Даже если Димка выживет, что будет с ним дальше? Если бы Макс не пришел сегодня к нему, то вообще бы мог не узнать… или узнать спустя неделю. А что, если…       Он не хотел думать об этом, но чувство вины, переполняющее его, не позволяло отмахнуться от мысли. Возможно, Димка сделал это из-за него. Сбежал от него. Если бы Макс не пришел и не стал ломиться, может, Дима пережил бы это…        «Вряд ли».       Макса просто не оказалось рядом. И он ничего не смог сделать для друга. Был так увлечен игрой с Рыжковым, что не замечал и не думал. А ведь Димка живой, они все живые.       Когда Макс идет мимо подъезда Власова, то встречает Давыдова. Тот, кажется, все понимает.        — Я это… диск Димычу занести пришел. Дверь открыта, а в доме нет никого, ушли что ли.       Макс невидящим взглядом уставился на него.        — Он мне позвонил утром — часов в пять, наверное, я аж офигел, — продолжает Давыдов, — сказал, что игру могу себе оставить. Неспроста же это он… вот я и решил его навестить. Ну, знаешь, из-за фото.       Макс знает, молчит.        — Сказать хотел, чтобы не парился. Фото эти мудак еще в группу кинул, все Пшено ждали, а тут это, правда, видели только Ершов и я — удалил сразу, нефиг Рыжему фигней страдать. И ежу ясно, что в фотошопе налепил. Из порнухи взял кадры и лицо Димы приклеил. Ну, не получилось у него с Пшеном, ну, посмеялись, да и спор-то был чисто на интересе, никто же всерьез не думал... Так нет бы, успокоиться, гомик долбанный. Единственного нормального парня довел. С такими наклонностями ему одна дорога...        — Вот и сказал бы Рыжкову, — проговорил Макс.        — Я и сказал, и послал его на три веселые. И посрались с ним. Будет тут педиковатые пристрастия свои выставлять, постыдился бы. А ведь это неспроста, да?       Давыдов прищурился.        — Рыжков написал на стене, что специально для тебя старался, когда делал фотки.       Пауза.        — Слушай, Корнилов, — угрожающе процедил Давыдов, — я не знаю, что у вас там за терки, но хорош уже других впутывать. Если это еще раз Димыча коснется — шею сверну и разбираться не стану, кто там первый начал. Разбирайтесь сами.       И ушел, поигрывая цепочкой.       Если бы он знал, что сейчас произошло, то наверняка бы…        «Что-нибудь сделал».       С упавшим сердцем Макс отправился домой — ждать звонок от Сашки.