Лишь напарники?

— LV — Раскрытая партия — LV — — Какой именно риск в этой операции? — негромко спросил Влад, перебирая пальцами волосы Дина, который лежал поперек кровати, положив свою голову ему на живот. Он уже был почти спокоен, но все равно иногда вздрагивал, то ли от злости, то ли от боли. Омега старался не обращать на это внимание, но глаза серьезно и обеспокоено смотрели в лицо парня, словно искали что-то. Динар шумно сглотнул и облизнул губы. — Дирк слишком близко «живет» к важным нервным окончаниям. Неправильное удаление или какая-то ошибка в расчетах — и я, возможно, лишусь зрения или памяти. Он буквально врос в мою нервную систему, грубо говоря, если его и удалять с сознания, то поклеточно и через определенный интервал времени. Иначе в следующий раз он захватит контроль над моим сознанием и телом уже окончательно, и я не смогу ничего сделать. — Так вот зачем ты спрашивал, сбегу я или нет, — задумчиво пробормотал омега, скользнув кончиком пальца по скуле парня. — Почему ты его называешь Дирк? — Полное имя этой мрази — Диралик Тиа — Диссоционное раздвоение личности типа А. Я сократил его до Дирка, чтобы мог спокойно обращаться к нему, когда он вылезал из своей норы в моем сознании. Смешно звучит, но он подразумевает себя как человек, у которого было прошлое и своя жизнь. Меня он считает сопливым шкетом, который не достоин жизни, но почему-то не спешит мне вредить. Может, потому что в отличие от него я боли не чувствую, поэтому он не хочет тратить силы впустую. — Подожди. Ты хочешь сказать, что когда он захватывает контроль, он может ощущать боль? Но ведь твои нервные клетки уже не отвечают за болевой порог. — Мои нет, его – да. Сознания-то у нас разные, а значит и восприятия ощущений тоже отличаются. Паршиво только то, что я не все помню из тех дней, что он был у руля. Поэтому я и хотел знать твой ответ. Пойми, я не всегда контролирую себя даже тогда, когда нахожусь в своем сознании, и я могу тебе навредить, а сам не буду этого помнить. Я тебя люблю, ты это знаешь, но вопрос в другом. Будешь ли ты меня любить, когда я, например, в приступе сломаю тебе руку или изобью? Знаю, что звучит гадко и неприятно, но такова реальность. Ты готов к этому? Скажи лучше сейчас, пока я еще соображаю нормально, а то неизвестно, что будет в моих мозгах после операции. — Идиот, — тихо и беззлобно проговорил Влад, грустно усмехаясь, — самый натуральный идиот. Думаешь, после того, что я пережил в прошлом и с тобой тоже, меня испугает неуравновешенный псих в твоем лице? Или ты, правда, решил, что я отвернусь от тебя лишь из-за того, что ты мне физическую боль причинишь? Динар, да с той болью, что я пережил до нашей встречи, сломанная рука или избиение мне кажутся экзотическими ласками. Я сам псих, помнишь? В чем-то даже похуже тебя. Поэтому прекрати себя сравнивать с ним и думать, что что-то со мной произойдет. Я не белая овечка, пойми это, постоять за себя умею. Динар повернул голову к нему и приподнял бровь, сужая глаза, в которых загорелась злость. — Кто тебе боль причинил? Что случилось до нашей встречи? — напряженно спросил он, пристально смотря на омегу. Влад закатил глаза, мысленно давая себе по шее за длинный язык. Ведь знал же, что напарник обязательно обратит на это внимание, а все равно сказал. — Владлен, рассказывай, я же все равно узнаю это, — жестко и властно проговорил Альфа, садясь ровно. Даймон тяжело вздохнул, понимая, что стоит это рассказать, иначе не отстанет же. Подтянув к себе колени, он уткнулся в них подбородком и прохладно начал далеко не приятный для него разговор. — До того, как мы встретились, я переживал довольно болезненную процедуру, а именно восстановление организма после аборта, — омега шумно выдохнул, делая вынужденную паузу, — не осуждай меня за это, просто в тот момент мне было бы сложно одному воспитывать ребенка и работать. Да и потом, я чисто теоретически не знаю, как это: быть нормальным омегой, без всех своих заскоков и привычек. Это больно, когда у тебя внутри будто все разорвано и посыпано солью, которая разъедает все дотла. Это больно, когда ты ночью просыпаешься от собственного крика, потому что воспаленные органы решили напомнить о себе. Это больно, когда ты видишь чужого ребенка, а совесть ебет тебе мозг тем, что собственного ты убил. Но физическая боль — это пустяк, в академии нас заставляли переживать и не такое, моральные мучения гораздо сильней. Они выедают тебя, терзают каждую секунду мыслями о твоем поступке, а потом еще и напоминают, что твой партнер, от которого ты ждал ребенка, самая настоящая мразь, которая не остановила, а наоборот, послала тебя в больницу на аборт. Больно понимать, что немногие готовы к ответственности и могут трусливо сбежать в кусты, больно осознавать, что друг теперь лишь на словах, а на самом деле уже просто знакомый и партнер по сексу, больно видеть, что он не жалеет и не вспоминает об этом. Но рано или поздно боль проходит, и вместо нее появляется холод и желание унизить, сломать, подчинить. Влад облизнул губы, пылающими лихорадочным огнем глазами смотря сквозь пространство и не обращая внимания на Динара, который догадался, о ком идет речь, но молчал, хоть и сжимал от ярости зубы. Внезапно омега жестоко ухмыльнулся, хрустнув пальцами, которые обнимали колени. — Желая причинить такую же боль, какую ты сам пережил, ты не будешь брезговать врать в глаза и привязывать подонка к себе, чтобы потом затянуть петлю до конца и задушить. Ты не станешь устраивать скандалов или ссор, а будешь медленно и со вкусом вгонять ему в спину ножи, унижая и ставя на место, но при этом изображая подобие дружбы. И он даже не догадается, что ты все это время ему врал, чтобы он понял, какой пешкой на самом деле является в этой игре. А если уж и его законного муженька сюда вызвать, перед этим сделав удивленный вид, чтобы тот ему на нервах поиграл, сначала начав бороться за него, а потом пошлет куда подальше, тогда вообще замечательная картина выходит. Тем более горячий и молодой конкурент масла в огонь тоже добавит прилично, особенно, если ты видишь свою реакцию на него и знаешь, что она означает. Ревность, злость, ненависть — все это будет написано на лице бывшего партнера, а ты лишь выпустишь пулю ему в лоб и пойдешь дальше заниматься своими делами, не жалея о своем поступке, — Влад перевел потемневший взгляд на Дина и усмехнулся, видя злость в его глазах. — Не начинай рычать, Динчи, тебя я не использовал, клянусь жизнью, я как любил тебя, так и продолжаю любить. Просто чуть-чуть сыграл на твоей ревности ко мне, чтобы показать Марсу его место. Я знаю, что ты был в его доме в тот день, когда я к нему приехал, твой запах даже блокаторы для меня не перебьют. Неужели ты думал, что я не пойму, зачем ты с Лином связался или так резко изменился? Наивный мой мальчик, я тебя раскусил еще тогда, когда ты был у него перед Будапештом и решил немного подыграть, чтобы не выглядеть странным, когда буду с тобой наедине. Сказать по правде, ни Змею, ни мне Марс не нужен, но он втоптал нас в грязь и причинил нам боль, мне физическую и моральную, а Лину только моральную, и должен за это ответить. Динар с шумом выдохнул воздух, пытаясь переварить ту информацию, что поведал ему Влад, и внезапно рассмеялся, качая головой. — Владлен, а Лиан был прав, характер у тебя действительно сучий. А я еще удивлялся, чего это ты так быстро сдался и позволил мне творить с собой все что угодно. Признаюсь честно, не знаю, кому хочу оторвать голову первым. Тебе, за то что играл на моих чувствах, Лину, потому что врал и тоже плел свои интриги, или вашему Марсу, за то, что он причинил боль тебе и Змею. Вот что мне делать, а? Никогда бы не подумал, что ты можешь быть таким двуличным, Даймон, аплодирую стоя. Влад усмехнулся и повалил его на спину, оказываясь сверху. — А может, ну эти мысли? — он ловко расстегнул рубашку на сильном торсе и припал губами к ямке между ключицами. — Не думай сейчас ни о чем. Я эту кашу заварил, я ее и буду расхлебывать. А ты должен с Дирком разобраться и вернуться ко мне в своем уме, понял? — Зараза ты блондинистая… — выдохнул Альфа, притягивая парня за бедра ближе к себе. — Лишаешь меня удовольствия убить эту мразь. Ну разве так можно, а? Ты на пару с Лином душу отведешь, а я должен буду корчиться на больничной койке. И где справедливость, спрашивается? — Динчи, его кровь слишком гадка, чтобы ты в ней свои руки марал, — тихо прошелестел омега, скользя губами по шее и подбородку брюнета, — да и потом, не нужно тебе в это лезть. Со своим прошлым мы разберемся сами. А сейчас просто прикрой рот и дай мне тебя поцеловать, должен же я как-то загладить свою вину. — Целуй, — нагло усмехнулся Альфа, наматывая на кулак длинные волосы и скользя чуть хищным взглядом по его лицу, — посмотрим, как твои попытки загладить вину на меня подействуют. — Заткнись, Каулитц, — прошипел Влад и жадно впился в ухмыляющиеся губы, пытаясь не обращать внимание на боль в волосах. Может, на него подействовало то, что он все рассказал или злость на Беркута вызвала желание к напарнику, это не так уж и важно, когда любимые губы отвечают не менее жадно и страстно, а наглые руки пробираются под одежду.