Мелодия

       Я сижу в полутемной комнате и курю кальян. Втягиваю горьковатый дым, отдающий легкой пряной сладостью, и понимаю, что это все, что мне сейчас нужно. Не хочу ничего решать и ни от чего зависеть.       Я не могу понять, с каких пор я не могу писать музыку. Она кажется мне чужой, какой-то не родной, пугающей. И я бегу, бегу подальше от рояля, гитары и песен. Все бы ничего, но я чувствую, что никогда не смогу больше сочинять то, что брало людей за душу, а петь затертые до дыр или простенькие песенки я не хочу, не могу, просто нет сил, чтобы это терпеть.       Как хорошо, что у меня есть причины для того, чтобы отложить запись альбома, но боюсь, как бы мы не исчезли с лица музыки, не распались тогда, когда только началась жизнь. Крис почти все время с семьей, а Доминика все больше занимает группа "Vicky Cryer", он окрылен идеей сделать эту группу новым вдохом для современной хорошей музыки. И я занят. Но чувствую, что когда говорю им о неотложных делах с семьей, они понимают, что я придумываю отговорки, и это режет сердце на мелкие кусочки, которые с трудом удается собрать воедино только в полном одиночестве. Я вру, придумываю, недоговариваю, думая, что так смогу оттянуть время, но лишь оттягиваю агонию, в которой я буду биться, силясь придумать новую песню.       Но самое неприятное, это когда меня наперебой спрашивают журналисты насчет нового альбома. А что я могу сказать? Ничего. НИЧЕГО. Абсолютно ничего. Но промолчать нельзя, не поймут, поставят клеймо, поэтому говорю, что этот альбом взорвет мир, а Доминик, наивно полагая, что я говорю чистую правду, подхватывает мои слова и говорит о том, что в альбоме мы вернемся к нашим истокам, и совсем уж не вовремя говорит Крис, что у нас уже есть несколько идей и мелодий, которые ждут своего часа. А что я? А я слащаво улыбаясь, убиваю взглядом Криса и говорю, что не стоит рассказывать все секреты нашего нового альбома.       Ссоры с Кейт. Это так...необычно. Вместо того, чтобы помириться, мы подаем документы на развод. Мне не нужны ее показные чувства, мне жаль только Бинга, который останется один, как когда-то и Райдер. И каков результат? Замкнутый, необщительный человечек, ищущий счастье с теми, кто его любит. Я не хочу, чтобы мой сын повторил эту историю, поэтому уговариваю Кейт забрать документы и быть вместе, хотя бы ради Бинга. Видя, как малыш играет в песке, она соглашается, и уже на следующий день мы снова полноценная семья, у нас все нормально. Сыновья счастливы, Кейт спокойна, как слон, а я... А что я? А я опять пробую писать музыку, и опять у меня не получается, и я опять в этой комнате курю кальян.       Никто не знает о ней. Об этой маленькой комнатке, моем маленьком рае, в котором я дышу горьким дымом, думаю о том, насколько я зависим. Иногда мне кажется, что остаться здесь навсегда будет отличным решением. Я ведь зависим. Зависим от друзей, зависим от семьи, от людей, от себя самого.       Хочется умереть, но нельзя, ведь я зависим, у меня нет причин для смерти. Тогда, может, впасть в кому? Нет, я не хочу проснуться в годы войны или в утопии, где вся музыка уже настолько прекрасна, что мое музыкальное существование потеряет смысл, и я растворюсь в ее величии.       Хочу попасть, войти в нирвану. Это чувство покоя, чувство независимости, о котором я мечтаю всю свою глупую жизнь.       Вглядываюсь в голубоватый дым, различаю узоры, завитки, и вскоре дым напоминает мне звездное небо со своими созвездиями, туманностями и черными дырами.       Медленно темнеет в глазах, мутнеют очертания комнаты, и я проваливаюсь в глубокий сон.       Я играю. Я играю? Я играю. У меня есть муза, я могу писать музыку, но неужели только во сне? О, эта мелодия, я запишу ее, когда-нибудь, когда-нибудь, скоро...