До последнего вздоха

Весеннее солнце катилось за горизонт, облизывая землю ласковыми приветливыми лучами последний раз, как заботливая мать целует своих непослушных сорванцов перед сном в лоб, желая приятных снов. Двое подростков голубых кровей неподвижно сидели в успевшей вымахать зеленой свежей траве, изредка переругиваясь. Вообще-то, эти двое темноволосых юношей приходились друг другу родными братьями. Необычно было наблюдать, как представители аристократии, доживающей свои последние дни, сидели в кое-где порванных на коленях кюлотах, зауженных в голени и испачканных в земле рубашках, полностью выбившихся из приталенных брюк. - Винс, спешу тебе доложить, дорогой мой глупый братец, что ты все еще мальчишка и совершенно не смыслишь в кулачных боях, – чуть хрипловатый голос старшего из братьев Ланкастер произнес предложение на выдохе, закашлявшись и снова потерев скулу: он жутко врал, ибо братец приложился весьма неплохо к его еще пока смазливому лицу. Ему было 17, а младшенькому и бесконечно любимому родному брату – 15. Трава зашуршала, оповещая о том, что его слова были услышаны и сейчас начнется бесконтрольная брань, не меньше. - Чтоб тебя голодные волки разодрали, Эрик! Как я теперь покажусь на званом ужине у тетушки Сью, когда ты своими ручищами оба глаза подрихтовал?! – Мальчишка, чьи иссиня-черные волосы прилипли к вспотевшему лбу, вскочил на ноги, рыча, как загнанный зверь на охоте. Он так активно размахивал руками, жестикулируя и изображая всеми уважаемую тетку, бездетную и потому часто зазывавшую любыми путями к себе своих племянников, дабы не скончаться от скуки, что ладонь встретилась с плечом, ударив собственного хозяина. В следствии чего оба расхохотались, уже остыв к тому времени и сменив гнев на милость. С чего вообще начался этот сыр-бор? Никто не мог ответить точно, однако, Эрик мог с уверенностью заявить, что такого у них никогда не было раньше: леди Ланкастер, да упокой господь ее праведную душу, всегда наставляла своих сыновей заботиться и опекать друг дружку, помогать и никогда не поднимать руку на брата. Этого было достаточно, чтобы дети жили мирно, в отличии от тех же сестер, которые постоянно что-то делили, кричали, ревели и жаловались нянькам и матушке одна на другую. Нет. Братья Ланкастер были не такие. Все секреты, проделки или шалости оставались здесь – между ними или же в стенах их излюбленного места пребывания: самодельного домика на дереве, который был выстроен ими с таким рвением улизнуть иной раз от надсмотрщиков. Хоть разница в возрасте в два года была не так уж велика, младшему постоянно казалось, что это пропасть, не иначе. Старший, Эрик, отличался выдержкой и сдержанностью, что бы ни случилось, постоянно давал советы и заступался, если Винсу приходила в голову гениальная идея своровать чужие яблоки в саду. Убегать приходилось быстро, а тумаков от отца получать много и только старшему: за то, что не доглядел. Однако, что бы не выдавал младший братец, его милая беззлобная и всегда искренняя улыбка не могла не растопить обычно холодное ко всему остальному сердце 17-летнего Эрика. Так они и жили, росли, учились и наслаждались жизнью. Их секретное укрытие часто служило плацдармом для новых игр, которые придумывались на ходу, в следствии разговоров, или же площадкой для любования звездным небом. Конец 19 века, по истине потрясающее время, когда мануфактуры едва набирали популярность, известность, и звездное небо можно было рассматривать с ночи и до зари, когда последняя звезда выцветает, уступая золотому диску солнца. Спать в такую роскошную ночь было бы сродни преступлению, поэтому мальчики забирались на крышу особняка, выстроенного в викторианском стиле, ложились поудобнее и выискивали знакомые созвездия, лишь изредка нарушая молчание короткими фразами. В такие моменты Эрику казалось, что у них с братом одна душа на двоих, и такое духовное единение и взаимопонимание будет всегда; они не станут так же глупо собачиться из-за наследства отца или же кому идти в армию, а кому остаться на хозяйстве. Он явственно представлял, как они возмужают и начнут самостоятельную жизнь, неспешную, но полную событий и ярких красок, впечатлений, приключений: как же без них, когда у тебя неугомонный брат под боком. Да. Он мог иной раз ощутить дыхание будущего: такое завораживающее и манящее, где они всегда будут опорой для друг друга. Но нет. Все изменил дурацкий фарс, мимолетный отрезок времени, случай, секунда, после которой что-то внутри Винса поменялось настолько, что родственники перестали узнавать мальчика. Да. Всему виной была девушка. Они всегда вносят сумбур и неясность в голову таких простаков, как его дорогой братец: наивный и не знающий лжи. Она появилась на балу, что давал уважаемый друг их отца, словно полтергейст: из ниоткуда, словно гриб после дождя на лесной полянке. Как ураган, вскружила голову юному Ланкастеру, очаровав золотыми кудрями, спадающими на плечи и милой невинностью обрамляя еще чуть детское личико с большими фиалковыми глазами, русыми локонами. Кокетливо вздернутый кончик носа девушки в сочетании с алыми нетронутыми никакой краской, кроме природной, устами, следовал привидением за Винсентом днем и ночью, постепенно лишая рассудка. Все взрослые ахнули, когда в разгар торжества юная леди первой заговорила с неопытным пострелом, приглашая закружить деву в танце, чуть улыбнувшись, так мягко, как касаются нежных лепестков редкого цветка. И его сердце екнуло. Забилось так, будто впервые начало на самом деле перекачивать кровь, а до этого просто готовилось к подобному моменту, лениво доставляя по сосудам необходимое в ткани. О, боги! Эрику показалось, что демоны поистине приходят на землю именно под личиной такой ангельской невинности, покоряя человеческое сердце, испепеляя его себе в угоду. Брат все чаще стал отсутствовать дома, пропадая неизвестно где, но понятное дело с кем. Эта блондинка, не переставая, хлопала своими длиннющими ресницами, с каждым взмахом забирая все больше внимания ЕГО брата себе. Черт ее дери, Винс принадлежит и принадлежал лишь ему, ему – Эрику! Как в один момент простая и нетривиальная идиллия кровного родства могла быть нарушена, пошатнуться из-за обычной девушки? Эти мысли, обличенные в гневную тираду, и стали яблоком раздора между двумя братьями, доселе жившими в мире и безмятежности, закрывшись наглухо в своем уютном мирке. В их вселенную была приоткрыта дверь, через которую заглянул шаловливый сквозняк, коему было имя Зои. И ладно бы она просто была с братом урывками, иногда. Но все его время стало поглощаться этой белокурой бестией, в конце концов, добравшись до святая святых: домика на дереве. Их мужского убежища, секретного места, хранившего только их тайны. И сейчас, лежа в траве, Эрику хотелось закричать во весь голос, прося небеса повернуть время вспять, когда он упустил, не уберег их, как оказалось, хрупкие отношения, от непонятного врага. Даже находясь так близко и, вроде бы, даже разговаривая и смеясь, он мог поклясться, что между ними невидимая преграда, глухая стена, что не пропускает теперь его мысли и мольбы до брата. Неожиданно Винс замолчал на секунду и сделал серьезное лицо, обернувшись к старшему брату, что еще больше напугало последнего. - Я скучал по тебе, дурак. Давай больше никогда не расставаться? – Извергнутая из далекого детства улыбка, озарила юное лицо брюнета, который искренне смущался таких высокопарных слов, кои были присуще Эрику, но не ему. Младший любил выражаться просто и ясно, для большей художественной выразительности бранным словом. - Конечно, – схватив несмышленую занозу в заднице, старший Ланкастер что было силы прижал к себе темноволосого подростка, смеясь и давая тому легкий подзатыльник, силясь не разреветься, как сентиментальная девушка перед смотринами. – Только попробуй снова с головой уйти в свою «любовь», и я найду и задушу тебя, гаденыш ты этакий! – Он чуть сильнее сжал руки на его плечах и мальчик ойкнул, чувствуя, что от таких сильных объятий может получить трещины в хрупких аристократических костях. *** Начало 20 века встретило их новыми увлечениями, болезнью и скоропостижной смертью матери, в результате чего отец отослал сыновей в город, дабы те получали образование и могли развивать дальнейшее производство семейного бизнеса. Более скромный быт, но не сковывавший привычный образ жизни братьев, ядреная смесь из лекций и кутежа, скачек и красивых дам, все это увлекло Винса и Эрика, намертво приковав юношей к каменным джунглям. Все были довольны: парочка влюбленных голубков менее страстно проявляли свои чувства на людях, а старший все больше проводил время на ипподроме, увлекшись грациозностью и силой скакунов. Началась именно та, «взрослая жизнь», о которой так часто думал и представлял себе Эрик Ланкастер. Однако, детские мечты и реальность – это две никогда не пересекающиеся плоскости, далекие одна от другой, как люди от неандертальцев в своем развитии. Мечта – это что-то невероятно романтичное и настолько идеальное, что в какой-то мере даже хорошо оставить идеал нетронутым, не оскверненным ржавчиной отрезвляющей реальности. Истинное понимание всего происходящего пришло к нему позднее, чем к младшему, казалось все еще несмышленому братцу, когда все больше замыкающийся в себе статный темноволосый завидный жених обнаружил себя в неизвестном кабаке, в окружении представительниц древнейшей профессии, упитым до нельзя. Вчерашний ребенок топил свои несбывшиеся мечты в бокале, на дне которого не было ничего, кроме мутного осадка. Либо он не успел повернуть на их общем пути вслед за Винсом, либо не понял к чему все это ведет. Их единение душ было все так же крепко, иногда даже сильнее прежнего, ведь оба мужчины до сих пор не желали изменять привычное сосуществование под одной крышей. Однако, казалось, что жизнь все равно для них делилась на две ипостаси: когда они вдвоем и когда каждый сам по себе, выходя за кованую ограду. Невозможно было теперь привязать к себе свободного и уверенного в себе когда-то полностью зависимого брата, наказать или запереть. Да и вообще такие мысли уже попахивали инцестом. Так что оставалось лишь дальше прожигать жизнь, наблюдая за счастьем молодых, все такой же искренней, не сходящей с лица, улыбкой Винса, которая как только садилось солнце, заменяла его на бесконечных празднествах. И Эрик так же забывал о всех трудностях, которые валились на него после кончины их дорогого батюшки, вместе со своим единственным близким родственником без устали радовался моментам искрометного веселья, когда можно было на время забыть о печалях или трудностях, позволяя телу и разуму отдохнуть и перестать работать на пределе возможности. В такие моменты Эрику казалось, что мечта почти коснулась их нынешней реальность, обдавая своим мимолетным свежим дыханием его лицо. Он видел их большое уютное поместье, то поле с высокой травой, в котором они тогда крупно повздорили и ту искреннюю улыбку облегчения на лице бесконечно родного человека. По истине, ему никогда не придет в голову оставить этого парня одного, ведь у них одна душа на двоих, как она сможет функционировать, если второй половины не будет? P.S. Посвящается Джесс, человеку, чье сердце всегда бьется в унисон с моим.