Решение

- Соул. Три минуты, сто восемьдесят секунд решения, обращающиеся в одно единственное мгновение, когда грудь разрывается от боли. - Соул. Она знает, что ей не больно. В локти впиваются острые грани мелкого стекла, перемешанного с камнем, но ползет, призрачно чувствуя, как что-то инородное проникает под кожу на изодранных ногах - кажется, они больше не двигаются. Хруст заполняет слух, перекрывая сошедшие в тишину звуки мира вокруг. Есть только она и пепел его волос - ее ориентир. Изломанное тело девушки трясется от напряжения, не позволяя движениям быть даже немного четкими. Стеклянно-каменная пыль, остающаяся позади, покрывается алым блестящим налетом, кое-где остаются обрывки черной и красной в клетку ткани. К крепкому запаху пороха и безумия примешивается свинец ее крови - не чувствует, ползет дальше. Спину кроит жестокий свет потерявшего свой облик солнца. Она знает, что больше не будет больно. Бледная кожа, покрытая словно нарисованными дрожащей кистью царапинами и ссадинами, стала ее, смерти, холстом. Ей нужно ближе, нужны глаза, встречающие каждый ее взгляд вызовом, но пониманием; нужны губы, растягивающиеся в "акульей" ухмылке при любом удобном случае; нужны пальцы, длинные, тонкие - пальцы настоящего пианиста. Ей нужно все без остатка. И было нужно всегда. Она поднимает от земли руку и протягивает ее вперед, надеясь, что найдет пустоту иллюзии, но сломанные пальцы впиваются в прорези на рукаве оранжевой куртки, слишком знакомой, а оттого ненавистной. Впиваются сильнее, пытаясь найти под изорванной тканью спасительное тепло. Протянутая рука изгибается под углом, останавливаемая стремительно теряющим контроль над ней разумом. Падает, словно тряпичная, но тянется дальше, находя в таких страшных тридцати сантиметрах затянутую в черно-оранжевую кожу руку. Пытается притянуть, но не под силу - девушка, глухо вскрикнув, рывком подтягивает тело на одном локте, разрывая вконец полы своего плаща и юбки, оставляя сверкать в прорезях кожи на ногах стеклянную пыль. Пальцами пытается нащупать под курткой что-то, переходя с рук на грудь, с груди на волосы, растрепанные и потерявшие всякий блеск. Девушка затихает, обессиленно склонив голову над его лицом с наблюдающими неведомое глазами. Она знает, что уже его не найдет. Нет слез, нет разрывающего изнутри плоть горя, нет прерывающего дыхание страха, но есть пустота. Спасительная ли - вопрос не в том. Она не затягивает - приглашает, прикасаясь к сломленным под тяжестью плечам мягко, почти невесомо. Ей нельзя сказать "нет", потому что это единственное, что имеет смысл. В чем она видит его и все-равно знает, что даже он останется где-то позади. За матовой краснотой его глаз лежит такая же пустота. Комната с разлетевшимся в щепки роялем и затянутыми черным полотном фотографиями на клетчатых стенах тоже опустела. Ей некуда возвращаться. - Пожалуйста. Она не слышит своих слов, точно так же, как не услышала до этого крик. Больше нет ни отваги, ни смелости, ни надежды. Суть теряет свой смысл, превращаясь в ненужную шелуху. Ей кажется таковой каждое мгновение, сопровождающее биение ее сердца, глухими ударами отражающемся в сознании. Ты жива, пока чувствуешь боль. Кто ей это сказал она уже и не вспомнит - воспоминания стираются одно за другим, сбрасывая с себя нити памяти и чувств словно надоевшую пленку старой краски: поначалу тускнеют, затем растворяются, оставляя лишь созданный прожитой жизнью каркас из улыбок и прикосновений. С тихим треском ломается каждый из них, пеплом оседая на подступающей черноте. Этот пепел - она сама, все, что делало ее именно той, кем была, кем сама себя называла. Теперь в словах нет никакого смысла. Закончилось и оборвалось. Лоб девушки опускается к его лицу, касаясь холодной, покрытой смесью пороха и крови, кожи. Сжимающие безжизненное тело руки слабеют, все больше напоминая руки куклы с оборванными к ним нитями. Она последним усилием открывает глаза, всматриваясь в пустоту за обрамленными алым зрачками и, кажется, находит там что-то, отчего на бледных губах появляется тень улыбки. Все было решено когда душа перестала биться, не сумев найти рядом такого привычного и такого необходимого дыхания. У нее отказали ноги, затем остановилось дыхание, затихли мысли, оставив после себя неизвестную, но желаемую темноту. Соул умер. Пожалуй, ей тоже пора умереть.