До взрыва 15 минут.

- До начала эфира 15 минут. Аманда, ты готова? - Да, Джейк. Готова. Я стою возле машины, которая фактически нам не принадлежит: ни мне, ни Джейку. Но почему-то оформлена она на мое имя, а водит ее Джейк. Я поправляю макияж и в сотый раз улыбаюсь себе в зеркало. Прямой эфир это очень сложно. Нельзя переснять. Нельзя будет потом попросить удалить кусок. Нужно выглядеть идеально. - Волнуешься? - Немного. - Ты справишься, я уверен. - Конечно. С самого утра меня преследует странное чувство. Что-то сегодня должно пойти не так. Что-то должно произойти. - Джейк, это Роберт, ты меня слышишь? - Да. Роберт говорит, что сигнал очень слабый. Он говорит, что нужно увеличить мощность передачи сигнала, что Джейк и делает. - До начала эфира 5 минут. Я не боюсь. Это просто репортаж из школы, куда приехали учиться детишки по обмену. Вряд ли кто-то это вообще будет смотреть. И как такое пустили в прямой эфир? Должно быть сейчас слишком тихо. - Минута. Звенит звонок и детишки высыпают на школьный двор. Занятия закончились, поэтому они спешат, наконец, покинуть учебное заведение. Джейк показывает мне, что осталось пять секунд и я натягиваю улыбку. Ровно через пять секунд со мной связывается студия. - А теперь слово нашем репортеру Аманде Роут. Аманда? - Здравствуй, Катарина, у нас только что прозвенел звонок и дети выбежали на улицу. Иностранных учеников пока не видно, но они должны скоро выйти. По школе их сопровождает... Когда я говорю мимо меня проходит мужчина и задевает меня плечом, я удерживаюсь на ногах и даже успеваю извиниться, но он меня игнорирует и идет дальше. - Я слышала, что один из учеников это сын премьер-министра Франции, так ли это? Аманда? - Да, вне сомнений это именно он. Вдруг я слышу крики и оборачиваюсь. Следом за криком следует вспышка и ударная волна сбивает меня с ног. В голове звенит, я теряю сознание на пару секунд, но тут же прихожу в себя. В наушник мне кричит Роберт. - Аманда! Аманда! Ты цела? Аманда! Ты в порядке?! - Да, я в порядке. Я стараюсь подняться на ноги, но удается мне это не сразу. Джейк уже тоже пришел в себя и Роберт говорит: - Снимай! - он говорит. - Это будет лучшим вашим сюжетом! Снимайте! Джейк безоговорочно хватает камеру, быстро проверяет цела ли она и начинает снимать. Я слышу обеспокоенный голос Катарины. - Аманда! Как вы? Что произошло?! Я отвечаю, что только что произошло сильный взрыв. Пожарные и полицейские уже в пути, подсказывает мне Роберт и я озвучиваю это. Но потом я замираю. Я слышу детский плачь и это выше моих сил. Какая там работа? Нет, никогда себе не прошу, если продолжу говорить в микрофон. Бросив микрофон я бегу туда, где есть что-то горит. Туда где дым. Туда, где я слышала только что плачь. Джейк что-то кричит. Роберт верещит о том, что я срываю прямой эфир. Но это все равно. Это не имеет никакого значения. Я нахожу двух девочек, по бейджам на форме я понимаю, что они из иностранных учеников. Они обе целы и невредимы, но оставаться здесь им нельзя. Я хватаю их за руки и увожу. Но стоило нам пробежать пару метров как совсем рядом с нами ещё что-то взрывается. Что-то небольшое. Меня сбивает с ног и я выпускаю руку одной из девочек. Чуть позже я вижу, что ее разорвало на кусочки. В этот момент нас догоняет Джейк, он продолжает снимать. Он снимает то, как я, вся в крови, помогаю подняться второй девочке. То, как мы бежим. Джейк снимает до тех пор, пока пуля не пронзает его сердце и он падает на землю вместе с камерой. Следующая пуля достается моему предплечью и я, вскрикнув, закрываю девочку собой от третьей пули, падая вместе с ней на землю. Между мной и камерой 4 метра. Роберт кричит и требует, чтобы я взяла камеру и снимала. Черта с два. Я снимаю наушник и выкидываю его. После прижимаю к себе девочку, полностью накрывая собой насколько это возможно. Чтобы не схватить пулю нам нужно притвориться мертвыми. Чтобы обмануть, нам нужно не двигаться. - Ты говоришь на французском? - мой голос дрожит, но я не плачу. - Да. - Хорошо, ничего не бойся, успокойся, не плачь, тише, - я глажу ее по щеке, прижимая сильней к себе.- Я рядом, я помогу тебе. Давай сыграем в игру? - Какую? - Притворись мертвой. - Что это? Что это мокрое? - Это томатный сок. Ты любишь томатный сок? - Нет. - Вот и хорошо, потому что он такой не вкусный. А какой ты любишь? - Апельсиновый. - Если ты будешь вести себя хорошо и перестанешь плакать, тогда я куплю тебе столько сока, сколько ты сможешь выпить. - А шоколадку? - И шоколадку, - я слышу шаги и закрываю девочке рот. - А теперь замри. У камеры очень хороший диапазон, поэтому весь наш разговор слышно. Все мои слова тут же переводятся, внизу бегут субтитры. Катарина старается комментировать ситуацию. Роберт в ярости. Джейк мертв. В этой жизни можно пожалеть о многих вещах. Я же ни о чем не жалею. Пусть я и потеряла свою любимую работу, пусть я и потеряла любимого человека. За то я не чувствую угрызений совести. Стена в моей комнате белая, но ее не видно за детскими рисунками. Каждый месяц Амели присылала мне свои рисунки. Когда я спасла ей жизни, ей было только 8 лет. Прошло уже двадцать лет, а она все ещё продолжает присылать мне рисунки. С каждым годом рисунки становятся все более и более красивыми, профессиональными. Но самым моим любимым останется навсегда рисунок, который она мне принесла в больницу. Неумелой детской рукой она нарисовала меня и принесла в больницу, чтобы сказать "спасибо". Звонок в дверь. На пороге Амели и ее двое детей - Джейк и Аманда. Я ни о чем не жалею.