Портрет

Пацан сидел на скамейке в парке. Дождь, вернее, мелкая противная осенняя морось, сыпала и сыпала с потемневшего неба. Скамейка была сырой, и потому пацан расположился на самом краешке, так, чтоб куртка была под задницей. Его длинные ноги в грубых джинсах вытянулись на самую середину блестящей от влаги дорожки. Благо, по парку сейчас никто не гулял. Ну или пацан думал, что никто не гуляет, и собирался убрать ноги, едва кого-то завидит. Он выглядел типичным «крапивинским мальчиком», хорошо воспитанным, из интеллигентной семьи, — с мрачной усмешкой решил Марк, вот уже минут десять внимательно наблюдавший за пацаном из-за кустов. С веток ему за шиворот капала вода, но он не мог сделать ни шагу. Стоял и пялился. Как дурак. Или как маньяк. Маньяком он себя не считал, да по сути и не был. Его просто пёрло от пацанов в возрасте между четырнадцатью и восемнадцатью. Он нагуглил, что такое влечение называется «эфебофилия». Ну и что? Не педофилия же? Возраст согласия наступил. Но неприятности будут, если пацан подымет шум. По нынешним временам и линчевать могут добропорядочные, правильно ориентированные граждане. Но в парке никого не было. Да он и не собирался насиловать мальчишку! Просто попробовать его… уговорить. Уговорить, да. Хорошее слово. Подходящее. Он глубоко вздохнул и подошёл к скамейке, медленно, боясь спугнуть пацана, хотя тот сидел спокойно, расслабленно, о чём-то задумавшись, и рассеянно вертел в руке свой мобильник. Как ни странно, не шарился в Сети, не слушал музыку, не играл в игрушки. Просто слегка подкидывал телефон в ладони. Марк присел на дальний край скамейки, продолжая пожирать мальчишку глазами. Сейчас он мог видеть только его профиль на фоне тёмного капюшона куртки — чётким росчерком: бледная скула, чуть вздёрнутый нос, длинные тёмные ресницы опущены, из-под капюшона выбиваются светлые прядки волос, пухлые губы слегка оттопырены, будто пацан только что их прикусывал… Или целовался. Боже… Начать разговор, расположить к себе, не спугнуть, только не спугнуть… Марк почти неслышно кашлянул и неуверенно пробормотал: — Что, телефон разрядился? Надо позвонить, что ли? Возьми мой. Сердце у него так и ухнуло вниз, когда пацан стремительно повернулся к нему, вскинув глаза. Ухнуло и замерло где-то в области паха — горячим твёрдым комом. Глаза, распахнувшиеся навстречу ему, светились на бледном мальчишеском лице, словно драгоценные камни. «Кобальт синий? Кобальт зелёный? Монастраль?» — зачарованно подумал Марк, машинально сжав пальцы так, словно в них была кисть. Ну а таких ресниц он и у девчонок не видывал! Марк проглотил слюну, таращась в эти глазищи, словно загипнотизированный. — Нет. Не надо, спасибо. Я отключил мобильник, — хрипловато и просто проговорил пацан. Вроде и не испугался совсем, слава тебе Господи, и не бухтит, не хамит, не подрывается с места. Старших уважает. Общается. Общительный! Аллилуйя. Марк снова горячо взмолился небесам об удаче и продолжал, понимая, что надо бы отвести глаза и не пялиться так открыто. Но он просто не мог! — Ты… что, из дому сбежал, что ли? Пацан слегка приподнял бровь. Брови у него, как и ресницы, были гораздо темнее золотистых волос. — Нет, Не сбежал. Просто вышел… пройтись. Глаза его мерцали в подступавшем полумраке, с губ сорвался невольный вздох. Врёт, понял Марк. Сбежал. Тем лучше! Психует, значит, расстроен, захочет всё рассказать. Потянется к сочувствию. К теплу. — Ты… — промямлил Марк. — Давно ты тут? Холодно же, сыро и темнеет вон уже… Пойдём, может, — он хотел сказать: «Ко мне домой», но запнулся и сказал совсем другое, более осторожное и невинное: — В кафешку зайдём. Кофейку попьём. Или чаю. Пацан выпятил обветренные губы — всерьёз задумался. В этом было что-то такое детское, что Марк аж умилился. — У меня нет денег, — вздохнул пацан, смущённо пожав плечом. — Не взял. — Я угощаю! — поспешно сказал Марк. Пацан испытующе взглянул ему в глаза — куда только детская открытость из этого взгляда делась! Марк прямо взмок под своей кожаной курткой. — Я… ты… — пробормотал он, машинально засовывая руки в карманы. — Это же просто чашка кофе… я тоже замёрз… посидим, погреемся… что тут такого-то? Вот идиот, — мысленно ругнул он себя. Тот, кто говорит о «таком», о «таком» и думает! Осёл, тупица… Но пацан, секунду подумав, тряхнул головой и откинул капюшон: — Ладно, тогда пошли, если ты тоже замёрз. Его золотистые волосы, не очень длинные, но густые, растрепались, пухлые губы на миг дрогнули в искренней улыбке, от которой засветились глаза, и Марк вновь застыл, как зачарованный. Господи Боже. Не спугнуть. Не спугнуть. Болтать, расспрашивать. Сочувствовать. Выпить по чашке капучино. В кофейне шибко не разъешься, а мальчишка явно голодный. Судя по тому, как промокла его куртка и джинсы, он давно бродит по улицам, а денег у него с собой нет, сам же сказал. Значит, очень естественно позвать его на ужин. К этому времени он уже расслабится, размякнет. Сочтёт приятелем. И согласится с ним, с Марком, пойти. А дома… что дома? Мяса пожарить, картошки. Накормить до отвала. Коньячку плеснуть в чай, чтоб расслабился окончательно. Предложить переночевать. Не форсировать. Пусть переночует. Просто. Просто переночует! Господи Боже, да Марк сам был готов спать на кухонном половичке, лишь бы мальчишка пришёл к нему домой, помылся в его душе, надел его футболку и улёгся в его постель! Как Красная Шапочка… Нет, Машенька у медведей! Потерпеть. Подождать. Приручить. Подружиться. Все эти мысли бессвязно метались в голове Марка, как стая вспугнутых с берёзы ворон, когда пацан, вскинув ресницы, просто спросил: — А тебя как зовут-то? — Марк, — хрипло сказал Марк и откашлялся. Маньяк из него и вправду был хреновый. Робкий, застенчивый… — А меня — Дэн, — улыбнулся пацан, склонив голову к плечу. Улыбка его была слегка вымученной — своими натянутыми нервами Марк это сразу просёк. Что-то у этого мальчишки было сильно не в порядке, но он этого показывать не хотел. Держался. Молодец. * * * В маленькой кофейне было тепло. Марк снял свою куртку и аккуратно повесил на вешалку в виде стилизованных лосиных рогов, искоса глядя на пацана, который машинально провёл пальцами по влажным от дождя волосам. — Ты бы тоже разделся, что ли, — проговорил он бодренько, хотя эти простые слова мгновенно заставили его вздрогнуть от возбуждения. — Куртка быстрее высохнет. Дэн на мгновение задумался, потом серьёзно кивнул, стягивая куртку с худых плеч, и Марк взял её у него из рук, расправляя на вешалке рядом с собственной. И это простое действие тоже взволновало его до глубины души. И ещё — мальчишка явно привык слушаться старших. Это Марку было очень на руку. Может быть, его быстро удастся уговорить… на что-то. На что-нибудь почти что невинное. Почти. Под курткой у пацана оказалась белая футболка с надписью «BE A PIRATE» поперёк груди и тёмные джинсы. Футболка была продрана на плече, оттуда торчали нитки и светился треугольник золотистой кожи. Марк снова незаметно проглотил слюну и поинтересовался: — Чего тебе мама футболку не зашьёт? Пацан на миг коснулся длинными пальцами прорехи и почти беззаботно дёрнул плечом: — А нету мамы. Но голос его чуть дрогнул. — Ну, девчонка, — промямлил Марк. — И девчонки нету! — Пухлые губы пацана растянулись в безмятежной улыбке. — Сам зашью, чего там. Я не заметил просто. А ты… наблюдательный. Ещё бы ему, Марку, не быть наблюдательным, Господи Боже! Да он подмечал каждую мелочь в облике мальчишки так, словно старался запомнить навеки. Трещинку на нижней губе. Слипшиеся стрелками длиннющие ресницы. Светлые прядки волос, которые в тепле начали высыхать и завиваться кудряшками. — Я просто… — Марк откашлялся в некотором замешательстве, наконец переведя взгляд на возникшую перед их столиком улыбчивую официантку: — Два двойных капучино, пожалуйста. — Он снова глянул на пацана. — Тебя устроит, Дэн? Ему вдруг стало любопытно, как же зовут пацана на самом деле — Денис, возможно? — но спросить он не решился. Дэн задумчиво кивнул: — Да. Люблю пенку. — И внимательно глянул из-под ресниц на Марка, который машинально облизал губы. — Продолжай. — Что… продолжать? — Марк недоумённо моргнул, потеряв нить этой странной беседы. Пацан был совсем не таким простым, каким сперва казался, внезапно понял он. — Я говорил, что ты наблюдательный, — терпеливо пояснил Дэн и старательно устроил свои длиннющие ноги на подставке высокого стильного табурета. Марк даже засмотрелся на эти ноги в разношенных кроссовках, а пацан невозмутимо закончил: — А ты сказал: «Я просто…» Что просто? Он выжидательно умолк. — Ну… — Марк замялся. — Я просто художник. Артер. Вот так. — Он смущённо развёл руками. Это, кстати, было чистой правдой. — Ого! Круто! — Пацан удивлённо улыбнулся, показывая подбородком на кожаную папку формата А3, которую Марк положил рядом с собой на свободный табурет. — Там твои рисунки? Ты что, учишься? — На худграфе, — скупо ответил Марк, снова приходя в замешательство. Он не привык, чтобы кто-то им интересовался, а в глазищах Дэна засветился искренний интерес. — Покажешь? — продолжал допытываться пацан, положив подбородок в ладони, а локтями упершись в стол. Марку показалось, что глаза его прямо-таки светятся. Вот он, этот оттенок! Морская вода. Аквамарин. — Н-не здесь, — бормотнул Марк, неловко поёрзав, и вдруг сообразил, что этот вопрос даёт ему шанс. Он на минуту замолчал, дожидаясь, пока официантка проворно расставит перед ними высокие кружки с капучино и наконец отчалит восвояси. А потом выпалил: — Здесь неудобно. Ну… все же смотрят. Пацан моргнул, со вздохом кивнул и отпил кофе из своей кружки. Марк тоже схватил кружку, сделал длинный обжигающий глоток, кое-как отдышался и, решившись, бухнул: — Можно у меня дома посмотреть. У меня много работ. Я… рисую сколько себя помню. Всю жизнь. Это опять было сущей правдой. Марк с детства рисовал по многу часов в день, и ему не надоедало. В этом была вся его жизнь. Так он и объяснил пацану, продолжавшему уважительно на него смотреть, что Марку неимоверно польстило. — Выходит, ты сам, что ли, научился всему? Ещё до худграфа? — Дэн уважительно покачал головой. — Нифига себе. А у меня вот только палка-палка-огуречик получается хорошо… — Он вдруг прыснул, тряхнув волосами. — Руки у меня кривые для рисования! Марк чётко осознавал, что пацан нарочно пропустил мимо ушей его приглашение зайти к нему домой и там посмотреть рисунки, но всё равно не вытерпел: — У тебя красивые руки. Дэн вскинул на него глаза — Марк даже дышать перестал, — а потом, растопырив пальцы, поглядел на них, словно видел впервые, и снова заразительно фыркнул: — Ну ты сказал! Руки как руки. Лапы даже… Марк снова сделал длинный глоток из кружки, несколько раз вздохнул и торопливой скороговоркой пробормотал: — Нет. Не лапы. Ты красивый. Очень. Я тебя сразу заметил… в парке… я бы хотел тебя… нарисовать, Дэн. Просто нарисовать. Ничего такого, ты не думай! — Его несло, но остановиться он не мог, раз уж начал, и поэтому продолжал, глядя в расширившиеся глаза мальчишки: — У тебя лицо такое… выразительное… и глаза… — Он беспомощно покрутил пальцами в воздухе, сам понимая, что лопочет ерунду. — И руки, — подсказал Дэн, улыбаясь углом рта. Взгляд его стал острым и холодным. Изучающим. Взрослым. — И руки, да, — упавшим голосом закончил Марк, уже понимая, что всё испортил. В горле у него встал комок. — Знаешь что? — тихо сказал пацан, опуская глаза на полированную деревянную столешницу. — Это всё бесполезно, ты даже не старайся. Я тебе не дам. Марк лишился дара речи и мог только немо таращиться на него. — Ты… — пролепетал он наконец, оттолкнув кружку — так, что кофе выплеснулся на стол. — Извини… Ты просто такой… такой… Дэн снова поднял на него глаза и Марк едва не замычал от тоски, кольнувшей в самое сердце. В глазах пацана стыла та же тоска. — Сякой, да. Немазаный, сухой. — Верхняя губа его вздёрнулась, будто у волчонка, загнанного в угол и готовящегося к прыжку. — Но я же не виноват в этом, верно? Что я — такой. А ты… не западай на меня. Ни к чему это. Он вдруг поднялся и сдёрнул свою куртку с вешалки — в одно движение. Господи, нет! «Поздно! Я уже запал!» — едва не заорал Марк, но лишь пошевелил пересохшими губами. — Спасибо за кофе, — ровно проговорил Дэн. Оделся он мгновенно, как в армии, и застегнул замок куртки до самого горла. — Не ходи за мной. — Дай мне свой номер, а? — кое-как прохрипел Марк. В глазах у него защипало, и он несколько раз сморгнул, чтобы не опозориться. Пацан устало покачал головой, глядя на него всё так же пытливо, а потом, поколебавшись, положил перед ним бумажную салфетку с логотипом кофейни: — У тебя есть аккаунт где-нибудь в соцсетях? С твоими работами? Запиши, где, и ник запиши, я зайду… посмотреть. Марк поспешно пошарил в кармашке своей папки, где у него всегда лежали карандаши, фломастеры и чёрный маркер. Нацарапал свои данные на салфетке и взмолился, приподнимаясь с места: — Напиши мне что-нибудь туда, пожалуйста! Я ничего плохого… я же просто… Ладонь Дэна вдруг легла ему на плечо и на мгновение крепко сжала. — Напишу, — произнёс он негромко. — Не обещаю, но постараюсь. Ты только не жди очень-то уж, ладно? — Ла-ладно, — выдохнул Марк, понимая, что отныне будет проверять сообщения на своей странице каждые пять минут. И ещё он понимал, что пацан сейчас повернётся и уйдёт — насовсем — из его грёбаной жизни, как мимолётное виденье, как гений чистой красоты… Но не представлял, как его задержать ещё хоть на чуточку, и пробормотал: — Ты же можешь прямо сейчас посмотреть мои рисунки. Здесь. Вот! И он вывернул свою драгоценную папку прямо на столешницу, по которой расплескался его кофе, уже не думая о том, что все посетители этой забегаловки с любопытством таращатся в его сторону. Пацан медленно брал один лист за другим, а Марк жадно смотрел на его тонкое лицо, где словно отражалось всё, что тот видел: средневековые башни, парящие в поднебесье драконы, внезапно маленький дом в чаще леса, бегущая куда-то река, единорог с босой девчонкой рядом… Единорогом Марк гордился. В этой вещи было что-то… Именно на арте с единорогом пацан и задержался. — Единорог подпускает к себе только невинных, — зачем-то пояснил Марк. — Значит, меня не подпустит. — Губы пацана снова дрогнули в улыбке, которая не коснулась усталых глаз. — Ты рисуешь… — Он помедлил. — Как надо. По-настоящему. Он ещё раз пересмотрел все арты, бережно сложил листы обратно в папку и безмолвно протянул её Марку, а тот так же безмолвно взял. Сердце у него колотилось быстро и болезненно. — Я тебе маякну, — коротко сказал пацан, тряхнув головой. — Честно. Так же коротко улыбнулся. И пошёл к дверям. Марк провожал его глазами, пока дверь за ним не захлопнулась. Ему показалось, что в кофейне сразу стало темно. Ну вот и всё. Мысль побежать за Дэном, попытаться остановить его или хотя бы проследить за ним — мелькнула и пропала. Марк всем своим существом чувствовал, что это означало бы потерять его навсегда. А так у него был хоть какой-то шанс увидеть его вновь. Пусть призрачный, но был. Не давая себе раскиснуть, Марк снова стремительно схватил фломастер, чтобы сделать то единственное, что он мог сейчас сделать. Он выхватил из папки и перевернул лист с одним из рисунков. Фломастер быстро зачиркал по бумаге — без карандашного наброска, почти без помарок. На листе постепенно возникло лицо пацана: острые скулы, чуть вздёрнутый нос, большой рот с прикушенной нижней губой. и глаза в мохнатых ресницах, словно освещавшие всё вокруг. Подошедшая со счётом официантка бесцеремонно заглянула Марку через плечо и удивлённо пробормотала: — Похо-ож… Марка так и передёрнуло, словно девчонка претендовала на самую суть Дэна, на него самого. Он, не глядя на счёт, бросил на стол пару сотен, затолкал рисунок в папку и, бережно прижимая её к груди, выскочил за дверь. Снова моросил дождь, и уже начинало темнеть. Марк замахал рукой приближавшемуся такси и неловко влез в салон, стукнувшись макушкой. Где сейчас Дэн? Боже, ну почему он ушёл бродить по улицам один в такую пору? Неужто так испугался его, Марка, приставаний? Вряд ли. Он точно был не из пугливых. Марк поймал себя на том, что всматривается в одинокие фигуры прохожих, ищет Дэна глазами. Бесполезно. Надо было скорее вернуться домой, к компу, запостить арт на тот сайт, адрес которого он дал Дэну. Пусть тот побыстрее откликнется. Может быть, откликнется. Может быть.