Птичьи слёзы

      – О, Та, Что Даёт и Забирает! О, Та, Что Карает и Милует! О, Та, Что Начало и Конец! Позволь мне обернуться назад и пересечь чужой путь! Стать Щитом и Опорой, Крылом и Мечом!       ***       Лето 1977 было отвратительным. По мнению мизантропа-Снэйпа, которого сейчас ничего не радовало. Ни тёплое солнышко, которое грело, но не жарило, ни столь редкие для Лондона тёплые же дожди вместо привычной холодной туманной мороси, ни осознание того, что учиться в Хогвартсе осталось всего год, и он – дипломированный волшебник.       Ему, Северусу Тобиасу Снэйпу, сделали предложение, из разряда тех, от которых не отказываются. Потому что отказаться – себе дороже.       Северус всегда был умным мальчиком – временами даже слишком – а потому прекрасно понимал, что «сыр», который ему расписывают Волдеморт со товарищи, скорей всего не только лежит в мышеловке в качестве приманки, но ещё и протравлен. Для верности.       С одной стороны – отомстить магглам за своё «счастливое» детство он был совсем не против. Он никогда не был добрым, и подставлять вторую щёку, согласно христианским заветам, однозначно не собирался.       С другой – а кому мстить-то? Отцу, пьянице и дебоширу? Так он уже три года, как мёртв. Остальные магглы тут и не причём. Другое дело – Принцы, не пожелавшие помочь Эйлин, когда она попросила. Но они – маги. Да и потом: сколько там тех магглов? Пять миллиардов? Шесть? А магов – если он правильно помнит – чуть больше, чем полтора процента от этого числа. Из них «мстить» – рвутся не больше, чем одна сотая. Даже меньше. Чисто арифметически – картина «мсти» бесперспективна настолько, что отдаёт сумасшествием. Вот так тявкала Моська на слона, тявкала, а он и не заметил. Переступил только ногами в задумчивости, и потом удивлялся, чем это они у него таким испачканы.       Идея господства чистокровок его тоже не особо привлекала. Хотя бы в силу отсутствия этой самой чистокровности. Горбатиться же на чужого дядю, за невнятные идеи, на гольном энтузиазме… нет, увольте. Он всё же не гриффиндорец.       «Прогни слабого под себя, а сам прогнись под сильного» – негласное правило факультета Слизерин. Волдеморт и его шарашка объективно сильнее и, с точки зрения слизеринца, подчиниться им не зазорно. Самолюбие переживёт.       Но есть ведь и другие правила. «Не вмешивайся в конфликт, если это не принесёт тебе выгоды сейчас, либо в дальнейшем» к примеру. Волдемортова политическая программа бедному, не имеющему ни веса, ни влияния полукровке ничего особо хорошего не несёт. Зато пробле-е-е-ем… Только и успевай разгребать!       Основная же проблема – на взгляд Снэйпа – была в том, что Волдеморт вполне мог и выиграть. Если уж не свою борьбу с «ветряными мельницами» – с магглами то-есть – то, по крайней мере, гонку за власть в Магической Англии. А такие, как он обычно думают по принципу «Кто не с нами – тот против нас».       Северусу Снэйпу предложили после выпускного принять Метку. И дали на раздумья без малого год – до выпускного.       Но чем дольше Северус об этом думал, тем больше сомневался.       Потому что безопасного и правильного выбора не было.       А принцип «меньшего зла» он всегда почитал за трусость.       ***       Неожиданный стук в дверь развеял сонную одурь и выдернул Северуса из размышлений.       Кто бы это мог быть?       Не магглы – магглоотталкивающие чары, поставленные сразу же, как это стало возможно, вполне работали.       Маги? А что они тут забыли?       На крыльце обнаружился среднего роста парень лет двадцати.       Куртка из кожи дракона, способная заменить лёгкий доспех, проглядывающие в некоторых местах амулеты, в основном защитные, ещё несколько специфических штучек, выдающих боевого мага.       Чёрные волосы, собранные в достигающий лопаток хвост, кое-где расцвечены тонкими снежно-белыми прядками.       И глаза. Тёмные зелёные глаза, слишком старые для двадцатилетнего.       Повисшая над крыльцом пауза затягивалась.       – Вы кто? – Северус не выдержал первым.       – Я? – переспросил парень, – Я – Гарри… А ты – Северус. А год сейчас какой?       Снэйп, внезапно вспомнивший, что сумасшедшим лучше не перечить, осторожно ответил:       – 1977.       – Так значит вот когда…       Северус потряс головой. Несмотря на очевидные странности парень не выглядел безумным. Немного растерянным и основательно отмороженным – это да. Но не безумным. Он решил попробовать ещё разок.       – Ты кто?       Парень подобрался, окинул его взглядом прищуренных глаз и тяжко, как землю на крышку гроба, уронил:       – Твой муж.       ***       Как бы странно это ни звучало – но Гарри и впрямь оказался мужем Северуса. Правда сам Северус в это поверил только после клятвы Магией и некоторых весьма специфических подробностей. Например, о неприметной родинке под правым коленом или бережно хранимой деревянной заколке, принадлежащей матери, или… в общем да, Гарри таки муж.       Один вопрос: а когда они успели-то?       – В январе 1998.       И вот тут Северуса – как того жирафа из анекдота – наконец, что называется, догнало.       Гарри из будущего. Раньше, когда Гарри его убеждал, подобное уже звучало, но Северус отметил это как-то мимоходом – не до того было. А вот сейчас эта мысль развернулась во всей красе – Гарри из будущего. И раз Гарри здесь – значит там, в будущем, случилось что-то из ряда вон выходящее. Потому что Гарри – и это Северус откуда-то знал абсолютно точно – не тот человек, чтобы ломать мир из пустой прихоти.       Но что именно случилось?       ***       – Видишь ли, Северус, так получилось, что в прошлое я сиганул из-за тебя. Это может выглядеть эгоистично, но… мне всё равно.       – Что же я такое сделал в будущем?       – Ты умер.       Недолгая тишина.       – И ты решил меня спасти?       – Я решил дать тебе шанс дожить до старости.       – И что для этого надо сделать?       – Предотвратить войну.       Сказанное, а пуще того НЕ сказанное, повисло в воздухе. Северус был… удивлён. Перед ним сидел человек, который ради одной жизни – его, Северуса, жизни – был готов перекроить судьбу целого мира.       – А я думал, что прошлое нельзя менять…       – Это только в том случае, если ты хочешь вернуться. Я – не хочу.       ***       – Ты когда-нибудь задумывался о том, что такое Судьба? И я сейчас не о философской стороне вопроса, а о чисто практической. Ты когда-нибудь задумывался о том, как это работает? Нет? А я тебе скажу. Судьба – это череда неслучайных случайностей. Это как горный обвал, стронутый с места крошечным камушком. Как цепь из костяшек домино. Для того, чтобы упала последняя – нужно в правильную сторону толкнуть первую. Но что, если толкнуть её не вперёд, а назад?       – А если дорожка из падающих домино всё равно пойдёт? Не с начала, так с середины?       – Если бы у нас была одна ровная линия костяшек – да, результат бы изменился не сильно. Но представь, что у нас целое поле из домино, стоящих хаотично по отношению друг к другу и время от времени меняющих положение, и ты поймёшь о чём я. «Дорожка» может побежать в любую сторону. И зависеть это будет не только от того в какую сторону упадёт первая костяшка, но и под каким углом, и как упадут последующие. Для доминошек это выглядит случайностью: тебя толкнули и ты, качнувшись, толкнул следующего. Но если посмотреть со стороны, то понятно, что это не случайности – это закономерность. Потому что толкнувшего тебя – тоже кто-то толкнул.       – «Решительный шаг вперёд – это результат не менее решительного пинка сзади»?       – Именно.       – Ты же не просто так мне это говоришь?       – Нет.       Сосредоточенная тишина.       – Война началась… с меня?       – Чем ты слушал меня, Северус? Задницей? У всего этого нет начала – просто потому, что нам уже не найти его за давностью лет. Но сейчас, в этот момент, ты – точка, от которой «дорожка» может побежать в другую сторону. Собственно, вполне возможно, что уже побежала.       – Из-за тебя?       – Да. Своим появлением у тебя на крыльце я УЖЕ отсёк ту версию будущего, из которого прибыл. Это гарантировал ритуал перехода…       – Маховиком воспользоваться было нельзя?       – Нет. Во-первых: так далеко назад меня ни один Маховик не перебросит. Во-вторых: Маховик не меняет прошлое, он замыкает время в кольцо. Мне же нужно было полностью удалить мой вариант будущего. Теперь осталось только убедиться, что мир пойдёт другой дорогой.       – Но ты же уже…       – Нет. Яблоко, Северус, может быть зелёным, красным или жёлтым. Но это всё равно яблоко, а не груша, помидор или гвоздь.       – Ты расскажешь?       – Пожалуй. Волдеморт свирепствовал вплоть до 1981, когда его удалось развоплотить. Не надолго, к сожалению. Вновь воплотиться ему удалось в 1994. Потом, в 1997, его смогли окончательно уничтожить. В 1998 мы поженились, а в 1999 началась война с магглами. Так получилось, что военные действия – как наши, так и волдемортовы – полностью скрыть не удалось и Статут пал. Тебя убили в 2000. Я протосковал год, а потом понял, что всё. Больше я так не могу. Мир вокруг меня рушился и жить мне было особо-то и не зачем. К 2001 маги фактически проиграли, а значит терять мне было нечего. Я сотворил ритуал Перехода…       – …и очутился на моём крыльце.       – …и оказался там, где мог предотвратить войну. И, в частности, твою героическую гибель на баррикадах.       – Так войну или гибель?       – Не обольщайся, Северус. Если это будет нужно для твоей жизни – я войну не только начать, но и возглавить не постесняюсь. И мне будет плевать, сколько людей погибнет, если ты будешь жить. Я не сказал бы, что меня радуют чужие смерти, но… сам понимаешь.       Северус кивнул и в задумчивости провёл пальцем по нижней губе. Правда почти тут же его собеседник практически зашипел, требуя прекратить:       – Северус-с-с… Не провоцируй меня! – и пригрозил в ответ на приподнятую бровь – Разложу прямо здесь!       Северус аж поперхнулся. Не обладая канонической красотой он редко получал подобные предложения. Тем более в таком тоне. Тем более так… привычно. Будто для Гарри вполне нормально думать о замухрышке Снэйпе, как о сексуальном партнёре.       Но, с другой стороны, Гарри ведь его муж. И брак они, судя по всему, заключали обоюдно добровольно. Из очередной задумчивости его вывел сдавленный рык и лицо Гарри внезапно оказалось слишком близко. Тёмно-зелёные глаза высветлялись до цвета молодой травы и теплели и Северус, заворожённый этими метаморфозами, не успел среагировать на поцелуй. А потом он передумал вырываться и протестовать, занятый необычными ощущениями. Он уже целовался пару раз, но никогда – НИКОГДА – его магия не реагировала на поцелуй. Никогда он не чувствовал себя частью единого, общего целого. Настолько неодиноким, что хотелось плакать. Раскрывшиеся за спиной крылья трепетали, стремясь в небо, и были столь сильны, что могли бы весь мир поднять.       А ещё Северус внезапно понял что этот человек, Гарри, является его магическим партнёром. Той самой половинкой, которая никогда не предаст, никогда не отвернётся.       – Мне пора, – шепнул Гарри и… истаял.       Как будто и не было его. И только на ковре у ног Северуса блестел металлический кулон в виде стилизованной ласточки.       Он поднял его, повертел в руках, надел на шею и тихо хмыкнул:       – Да здравствует новая жизнь.       ***       Метку Северус принимать не стал. Как он договаривался с Волдемортом и чего ему это стоило – знает, пожалуй, только он. Гарри не говорил – была ли у него Метка, и должна ли она быть. Но Северус отчего-то очень чётко понял, что меченым быть не желает. Может гордость взыграла, а может он понял, что рядом с вольным и сильным Гарри фактически рабу места не будет – это тоже знает только он.       ***       Волдеморт погиб в 1979, от взрыва в лаборатории.       «Карнис Кейрос» – зелье для упрочения духовных связей, тёмное, сложное, чрезвычайно нестабильное на одном из этапов, сдетонировало, когда кто-то постучал в дверь лаборатории. Взрыв не просто убил его. Он фактически стёр Волдеморта из реальности, как ластик стирает карандашную линию. Не помогли даже кресстражи – взрыв неизвестным образом уничтожил и их, оставив просто старые артефакты.       Ирония судьбы: Северусу, варившему это зелье для Тома в будущем-которого-уже-не-будет, было просто некому мешать…       ***       Северус отучился в Хоге и поступил в ААЗ – Английскую Академию Зельеварения – льготником. Стал в неполные двадцать Мастером Зелий и Ядов. Запатентовал несколько зелий и сколотил на этом небольшое состояние. Открыл собственную лабораторию и… жил.       Встречался с парнями – все они, как один, были зеленоглазыми брюнетами.       Ходил в бордель – но там ему было всё равно, кого трахать.       Не тосковал, не хандрил… и не ждал. Старался не ждать.       Северус всегда был умным – пусть уже и не мальчиком, но всё же – а потому понимал: затеянные Гарри игры со временем не могли пройти без последствий для него самого.       И какие они, эти последствия, – знает только сам Гарри.       ***       Время шло. Всё было относительно спокойно.       1981, 1994, 1999, 2000, 2001…       Война с магглами, которой так боялся Гарри, не случилась.       ***       31 июля 2001 года Северус – который пусть не ждал и не тосковал, а всё равно скреблось что-то внутри – закрыл глаза в своей кровати, а открыл на берегу небольшого, идеально круглого озера. Где-то рядом кто-то играл на флейте. А Северус стоял и смотрел на этого «кого-то» и пытался понять: совсем он с катушек съехал или это и правда Гарри?       Парень отнял окарину от губ и улыбнулся:       – Здравствуй, Северус.       ***       Небо здесь было странное. Неправдоподобного, ярко-аквамаринового цвета. А у горизонта аквамарин плавно переходил сначала в баклажановый, а потом в лососёвый. Причём сразу везде. Казалось, что Солнце всходит – или заходит, потому что разобрать: утро сейчас или вечер не представлялось возможным – сразу на всех сторонах света.       Гарри, заметивший интерес Северуса, хмыкнул.       – Это место прямо на солнечном диске стоит. Поэтому солнца, как такового, здесь как бы и нет.       Северус странно посмотрел на Гарри и осторожно заметил:       – Солнце – это шар.       Гарри в ответ наградил Северуса укоризненным взглядом.       – Ты же маг! А рассуждаешь, как маггл. Вон, смотри, – он указал рукой на огромное, просто исполинское, дерево с пышной кроной, растущее вдалеке, – Мировое Древо. Оно, как ты наверняка знаешь, в вещном мире расти не может.       – Значит это всё не настоящее? Это просто сон?       Взгляд стал откровенно жалостливым и Гарри медленно и внятно, как для умственно отсталых, заговорил:       – Это действительно сон. И попасть сюда по другому, чем оставить тело и освободить дух, нельзя. Для живых – к коим относишься и ты – всё вышеперечисленное возможно только во сне. Но, тем не менее, ничего более настоящего, чем это место, ты не найдёшь. Потому что всё «настоящее» когда-то родилось здесь.       Северус скривился. Что-то он и правда… маху дал.       Неожиданно паузу в разговоре заполнило чьё-то дивное и грустное пение на незнакомом Северусу языке. И было оно столь прекрасно, что посторонние мысли буквально таяли в голове.       Гарри, настороженный долгим молчанием спутника, нахмурился, оглядел его с ног до головы, потом оглянулся вокруг и… внезапно заливисто, по-разбойничьи, свистнул в два пальца. Да так громко, что у сидящего рядом Северуса зазвенело в ушах.       Дивное пение сменилось совсем не мелодичными воплями и заполошным хлопаньем крыльев.       – Что это? – выдохнул всё ещё впечатлённый Снэйп. – Что это такое было?       – А, – отмахнулся Гарри, – не обращай внимания. Это Сирин. Птица солнечного сада. Ты её не слушай особенно-то. Она же хуже Еиналеж! Её песни только послушаешь – и жить совсем перехочется. Только и останется, что мечтать о том, что никто никогда не видел, потому что этого и не было никогда, – он скривился и досадливо сплюнул на землю. – Истеричка крылатая. Натрескается яблочек с Древа Мечт и Желаний и давай о потерянном Рае плакаться. А яблочки те, чтоб ты знал, покруче иных грибочков забирают!       Северус хмыкнул:       – А что, есть опыт?       – Есть, как не быть, – хихикнул Гарри и напел, отчаянно фальшивя, – «Когда мы были молодые…»       – Хватит-хватит! – хохотнул Снэйп, – Я понял тебя. Только, пожалуйста, перестань!       – Ну не Сирин я, не Сирин, – развёл руками юноша.       – Да уж я услышал.       – Зато у меня хватает других талантов!       И тут же, прямо на Снэйпе, это продемонстрировал, чуть дёрнув его на себя. И Северус был совсем не против, вспоминая как это – целоваться с Гарри, ощущать его вкус, дышать им.       Он почти забыл.       Столько лет прошло с того единственного поцелуя – а ощущения не изменились. Щемящее до слёз не-одиночество, крылья за спиной и человек, которому ты можешь доверять.       Гарри…       ***       Тормознувший было на поцелуях разговор всё же возобновился. В основном потому, что Северусу – вот не жить, не быть – потребовались подробности их совместной жизни. И не только. Он хотел знать всё и теперь усиленно домогался этого от Гарри.       Гарри, надеявшийся на несколько более горизонтальное продолжение поцелуев, повздыхал маленько и капитулировал. Он Снэйпа знал с одиннадцати лет и понимал, что его проще пристрелить, чем остановить.       – Ну, смотри, – и кивнул на резко потемневшую воду в озере.       ***       …— Гарри Поттер. Наша новая знаменитость…       Отражающийся в озере мужчина так презрительно смотрит на щуплого первокурсника, что реальному Снэйпу делается как-то не по себе.       Второй курс тоже не принёс особой радости. Подло науськивать одного ребёнка на другого, и подзуживать малолетнего идиота применить заклинание вызова змеи, которая могла укусить кого угодно. Подло и непрофессионально для педагога и декана.       Третьекурсника-Поттера хотелось отодрать за уши. Где-то у школы ошивается беглый азкабанский сиделец, по школе, как по своему дому, бродит неконтролирующий себя оборотень, а этот мелкий поганец будто нарывается специально! Сидящий рядом взрослый Поттер смущённо розовеет ушами.       Поттера-Чемпиона хочется куда-нибудь спрятать. Прямо видно, что его все достали и держится он только вбитой намертво вежливостью. А Диггори, Крама и Чжоу хочется покусать, чтобы не тянули лапки к чужому.       Поттер-пятикурсник похож. Очень похож на того Гарри, который оказался мужем своего самого нелюбимого преподавателя. Настолько, что собственнические инстинкты в Снэйпе – в обоих! – воют дурным голосом, требуя схватить и не отпускать. Но если Снэйп-на-берегу может просто обнять сидящего рядом Гарри, то Снэйпу-из-озера приходится давить это в себе, отчего он становиться ещё злее, ещё нетерпимее. И достаётся больше всего Поттеру.       Поттер-шестикурсник взывает злобное раздражение и зубовный скрежет. В то время, как по Школе ходит совершенно свободный и давно заинтересованный Снэйп – этот шрамоголовый придурок не нашёл ничего лучше, чем волочится за Уизли! Ладно бы за Грейнджер – она и умная, и добрая, и верная, и даже пусть и не красивая, но вполне милая. Но Уизли! Наверняка рыжая его чем-то опоила! И Снэйп со смаком отрывается на ней весь год.       Год директорства был наполнен постоянным, перманентным беспокойством. Где Гарри, как Гарри, что с Гарри, не болен ли, сыт ли, не ранен ли, не помирает ли где-нибудь под кустом… Укус Нагини воспринимался как долгожданная возможность отдохнуть. Но ведь не дали! Поттер и не дал.       После выписки из Мунго Снэйпа сразу ждал суд. На который, прорвавшись через авроров, притащился и Поттер. В больничной пижаме и бинтах. И прямо с порога на весь зал потребовал, «чтобы эти (вырезано цензурой) убрали свои (вырезано цензурой) от моего жениха!» А потом, уведя Снэйпа на Гриммо, начал его в наглую шантажировать. Пусть не слишком явно, но уловить «или я, или Азкабан» в его речах Снэйп вполне сумел. И, естественно, согласился. Потому, что во-первых – таки Азкабан. А во-вторых: Поттер сам предложил то, о чём Снэйп себе и думать запретил. Как тут откажешься?       Год они прожили почти спокойно. Настолько, насколько это для них вообще возможно. А потом началась война. Ни один из них – естественно – не стал отсиживаться за чужими спинами. Да Гарри бы и не позволили. А Северус – не оставил бы его одного. Они оба почитали себя достаточно везучими, и достаточно желали выжить, чтобы это и правда было возможно. Но… но. Для Гарри – это вторая война, для Северуса третья. Когда-нибудь везение должно было закончиться. И оно закончилось. Магглы научились отливать пули из особого сплава, названного «полиаргом». Они проходили сквозь любые магические щиты – как горячий нож сквозь масло. И, как и Авада, останавливались только физическим объектом. Одну такую, предназначавшуюся Гарри, перехватил Северус. Если бы это был выстрел хотя бы в сердце – ему ещё можно было бы помочь. Но… попадание в висок, антимагической разрывной пулей… Северусу снесло полчерепа. Никакой колдомедик тут уже не поможет – мгновенная смерть.       Гарри не скорбел. Не тосковал. Не скучал. Он умер. Вместе с мужем. Без малого год продолжалась душевная агония. А потом, в день своего рождения, 31.07.2001, он сотворил ритуал Перехода, сознательно отказываясь от всего, что создал, что узнал, во что верил. Отказываясь от всего уже пройденного пути, от всей своей жизни – ради того, чтобы смог жить Северус Снэйп.       …– О, Та, Что Даёт и Забирает! О, Та, Что Карает и Милует! О, Та, Что Начало и Конец! Позволь мне обернуться назад и пересечь чужой путь! Стать Щитом и Опорой, Крылом и Мечом!...       ***       – Я рад, что ты жив. Это стоило уплаченной цены.       Северус хочет задать вопрос, но не может выдавить не звука. Он, кажется, понял.       Гарри мягко улыбается, подтверждая:       – Жизнь за Жизнь, Северус. Не так уж и много.       Готовые сорваться возражения поглотила очередная песня-плач.       Но – и это внезапно стало кристально ясным – оплакивала Сирин вовсе не мифический Рай, а их горько-сладкое счастье, пахнувшее кровью и копотью. А ещё – глупого зеленоглазого мальчишку.       Мальчишку, который однажды просто… не родился.