Черный флаг нашего славного народа

Эта вода слишком соленая, чтобы пить, но соли в ней недостаточно, чтобы мы не потонули, когда решим кинуться с реи башкой вниз. Или если нас об этом попросят. Я зачерпнул светящуюся пригоршню воды и пропустил между пальцев. Частица злого, изменчивого океана, под которым ходят все – от богачей до оборванцев. Океан безмолвствовал: набирался сил, питаясь старыми душами. Их отблески играли на моих щеках. Неприятно били по сетчатке. — Очки надень, бестолочь, — предложил мне кто-то сверху. Мужчина, застегнутый на все пуговицы, будто сейчас не середина ночи, а наш дредноут не сбавил скорость до минимальной – можно не следить за ветром и нагрузкой моторов. Мужчина выжидательно смотрел на меня, приподняв брови, а я только и мог, что жмуриться в ответ. — Так почему без очков? — Проебал. — Лови, — он сдернул резиновый хлястик, стащил с головы два маленьких стеклышка (аэродинамическая форма, огнеупорные, дарственная гравировка). — Закажешь новые. А посеешь еще раз – накатаю рапорт. — Валяй. Отдежурю, — пообещал я, поймав сквозь внутреннюю мозаику стекла десяток мужчин, застегнутых на все пуговицы. Одутловатые лица, широченные плечи в рамке из зазубринок и путевых меток. Это были очки навигатора, не механика. Сказать по правде, я ничего в них не понимал. — Ты напрочь отвык от черной работы, — пояснил один-единственный Себастиан Смайт. Спрыгнул на этаж вниз и зашагал в своем плаще так, будто души мертвых в общем потоке не доставляли его глазам никакого дискомфорта. — Прикройся воротником, — попросил я. — Отвали. — Ты ж теперь без очков. — Сам знаю. Не буду скрывать, я всегда ему нравился. На нашу ругань откликнулся помощник капитана. — Сидеть изволите? — добродушно оскалился Дюваль. — Механику делать нечего, у нас левый основной мотор не сбоит? Латать дыры, наверное, Джеффа позовем. Джефф – штатный кок. Единственный член команды, который петуха прибить на ужин не может, не то что чинить мотор на полуходу. Намек понят. Я улыбнулся в ответ и покрыл Ника так, что наш попугай Паваротти спутал меня со штурманом. Принялся истошно курлыкать, но ни у кого не нашлось для него угощения. В подполе было пусто, как в сундуках американского правительства, такого эффективного и такого демократичного. Когда мы вылетали к Потоку, президентское кресло делили черный, склочная баба и кусок свиного окорока. Если скажете, что у молодых пиратов нет мозгов, специально для вас я выпишу свежий номер газеты. — Ник, я просто выронил очки в воду. Ничего страшного не произошло, — примирительно сказал я. Смайт в ответ хищно заиграл желваками. — Слыхали? — заозирался на матросов Ник. — Ничего страшного не произошло. Просто с дредноута упал еще один образец биоматериала. — Да там стекла самые дешевые, — тихо возразил я. — Всего раз надевал, какой это биоматериал… Ник подскочил ко мне, словно я хлестнул его по щеке половой тряпкой. — Охуенный биоматериальчик, Карофски! — завопил Дюваль вне себя от гнева. — Мы плывем через океан чертовых мертвых душ! Да им все сгодится, даже носок с кончей. Глазом не моргнешь, как к нам на борт заберутся гости и порешат всю команду. А ты, Карофски, будешь последним. Потому что жрать с тебя нечего. — Спасибо за высокую оценку, — я отодвинулся от зловонного дыхания Ника. Только мне удалось совершить маневр в обход сжавшего кулаки заместителя капитана, как его за грудки схватил сам Смайт. — Хватит запугивать моих парней, — вкрадчиво и по слогам объяснил Смайт. — Заруби на носу: мы не в бирюльки играем, на счету каждый матрос. Команде не нужен очередной пересравшийся суицидник. — Твоих парней… — задохнулся Дюваль. Как же ему хотелось прихлопнуть выскочку-Смайта и какой кайф он получал от каждого ничтожного шанса в этом преуспеть. “Блестящая оговорка”, — подумал я, изучая молочную шею Себастиана. — Ты понял, — скрипнул зубами Смайт. — Еще как. Шел бы ты отсюда… — Петушок! — донеслось из подсобки. — Обед сбежал! Из раскрытых створок пулей вылетел обезумевший рябой петух, за ним наш кок Стерлинг с рассеченной губой, а уж следом все матросы-бездельники. Небось, захотелось сбить ночную сонливость. Какую-то долю секунды все мы с ужасом и раскрыв рты смотрели, как трехкилограммовый биоматериал перемахивает через бортик, и к нему тянутся призрачные раскрытые ладони. Кто знает, может, мертвецы тоже способны испытывать голод? В глотке петуха застрял истеричный возглас, он уже будто чувствовал, что, упади за борт, ему несдобровать, но капитан оказался быстрее. Он подсек птицу за лапы, сложил петушиные лохматые крылья и под возгласы команды поднял ее высоко над собой. — Кто ждал курятины на ужин? — громыхнул капитан. Все подняли руки, протезы и костыли. Кроме разве что нас с Себастианом. Нет, правда, нам не нужны неприятности. Когда Ник отвлекся на треклятого петуха, мы потихоньку сошли в коридор. Туда, где ранними вечерами пустынно и никто нас не побеспокоит. — Если бы ты ослеп... — пробормотал Себастиан, когда я вмял его в стену и принялся за плечи - огладить, размять, может быть, попробовать избавить от плаща. Подозреваю, плащ уже врос в его тело. Ткань ни отодрать, ни срезать. Ладно, как-то раз мы были в постели, все как полагается, я даже свечку зажег. Себастиан валялся в своем чертовом плаще, будто так и надо. Будто приличные люди не снимают верхнюю одежду даже в спальне. “Ботинки-то стащить дашь?” – спросил я тогда. А Смайт молча дал мне по роже. Я к тому, что романтики между нами не получалось и никогда не получится. — Но не ослеп же, — уверенно ответил я и для верности обвел пальцем надежную каучуковую оправу. — Ты совсем не знаешь Поток, — Себастиан занимался моим ремнем. Я и заметить не успел, как мы добрались до каюты, Смайт отпер дверь именным ключом и впустил наш клубок из кожи, резины и металла. — Он безжалостный. Убивает, когда ты спишь, и наблюдает, когда бодрствуешь. Это не просто соленый океан. — Ладно, — покладисто сказал я и прижался к его шее, которая еще на палубе не давала мне покоя. Теплая, податливая, стукающаяся венками в губы. — Мы можем никогда не вернуться. — Пираты всегда возвращаются. — Или остаются в Потоке. — Предлагаю поставить эксперимент на Дювале. — Тупица. — Можно ты все-таки разденешься? Себастиан с неудовольствием начал вылезать из своего плаща, рабочих штанов и сапог, которые отлично защищали от воды и щупалец мертвых душ. Клянусь, однажды я видел фантом гигантского кракена. — Давай сбежим, — ляпнул я, проводя ладонями по узким скулам в темных крапинках родинок и веснушек, вдоль яремной впадины, по жесткому рту и острому кончику носа. — Я не ребенок, Дэйв, — возразил Смайт. Он раскрыл голые руки, опираясь на подушку, и я не мог отвести взгляда от его еще юношеской нескладности. Было в ней что-то привлекательное и опасное, пришедшее вместе с лентами мышц, быстрыми сильными ногами и взглядом, который подмечал каждую мелочь и несоответствие. — С твоей спальней опять что-то сделали? — он нагнулся ко мне, пока я захватывал губами его член через ткань белья и отпускал, чтобы повторить снова. Смайта такие беззубые игры приводили в ярость. При всей изворотливости он порой был слишком прямолинеен. — Приспусти чертову кулиску. — Ты не трогаешь меня? — я вспомнил, что Себастиану нравится, когда без рук. — Пока нет, — прикрыл глаза Смайт. — В твоей комнате погром, поэтому ты притащился в чужую каюту? Я молча обводил линию светлых волос на его животе: она казалась важнее. Да, в моей каюте камня на камне не осталось, но зачем огорчаться, если на свете существует кто-то вроде Смайта? Разгребать пыль и куски дерева я и так буду весь остаток ночи. — Погром? — скептично переспросил я. — Просто давно хотелось сменить обстановку. Я смочил палец слюной и двинул им внутри Себастиана, плавно и потихоньку. — Вот почему ты вечно предлагаешь сбежать, — выдохнул Смайт, поджимая коленки с белыми шрамами к груди. — Полегче. — Я предлагаю сбежать, потому что люблю тебя, — серьезно ответил я, пока Смайт извивался, насаживаясь на мой дрожащий палец. — Расслабься, — Смайт зашелся сладкой дрожью. — Капитан никогда не узнает. — Сам расслабься, — я обнял его, сжал бока ладонями, пока этот бесчувственный засранец дрочил мне левой. Я вдыхал запах сквозь его потемневшие от недостатка солнца волосы, а он уже натягивал на мой член согретый в ладони презерватив. — Серьезно, — сказал я, заглядывая Смайту в затуманенные блядские глаза, когда он опал на спину, задирая для меня свои длинные ноги. Я перехватил лодыжки и направил член к бескомпромиссно смелой Смайтовой заднице. Почему-то он всегда был смелее меня. Наглее. Когда мы покидали Америку и садились на наш первый корабль. Когда вместо мастерового он решился пойти в ученики к старому, воняющему квашеной капустой боцману. Когда дал мне первым. Когда рассказал, что его отец вообще-то большая шишка. Даже теперь я только и делаю, что ремонтирую ржавые моторы. Себастиан вынужден отпугивать голубей с налитыми кровью глазами (вроде Дюваля), в то время как Дэйв Карофски размахивает руками и бормочет формальные отговорки. Возможно, все должно было сложиться иначе, и нам не следовало подписываться на этот рейд "Одноглаза". Себастиан начал виться подо мной, надрывно выстанывая сквозь раскрытый рот. Я поймал звук. Проглотил вместе с его языком, слюной и дыханием. — Никогда не узнает, — лепетал Себастиан, перевернувшись на бок и сложившись пополам – чтобы я мог закинуть его ногу на свою и войти чуть глубже, до основания и его рыка в подушку. — Тише, — попросил я, успокаивая. — Чтобы нас не услышали? — капризно спросил Себастиан, двигаясь в такт со мной. Неспешно набирая скорость и нужную амплитуду. Я чувствовал, как сжимаются его мышцы, принимая мой член, и как он приятно скользит по смазке. — Хочу, чтобы ты не разговаривал, — честно признался я. Не знаю, что находило на Смайта, но в постели он мог обсуждать что угодно, вплоть до судовой команды и ободранного Паваротти. Иногда казалось, что я не нужен ему, и он просто пережидает рядом со мной, как люди стоят под тонким навесом в надежде, что дождь вот-вот перестанет. Было ли мне обидно? Нет. Дело в Себастиане: вряд ли он вообще способен на большее. На этот раз, по крайней мере, он снял плащ. — Я люблю тебя, — снова повторил я, впиваясь в его трясущееся бедро. — Вынимай, — ответил Смайт, коротко вскрикнул и кончил на застиранную простыню. Я задумчиво растёр его сперму между пальцев, а потом поставил ему на живот две белые подсыхающие черты. — Развел тут грязь... — сонно поморщился Себастиан и отключился. *** Пока мы в пути, наша команда ничем не отличается от любой другой. Те же попойки, проблемы с цингой и недостатком женщин. Та же дележка власти, имущества и привилегии вырвать судовому попугаю перо из хвоста, чтобы очинить и написать пару строчек домой. Все меняется, только когда мы выходим на сушу. — Берег через полчаса! — закричал капитан, высовываясь из рубки, обитой крепкими листами металла. Матросы, спавшие с регулировочными тросами в руках, осоловело заозирались, а после взорвались приветственными воплями. Каждый был истощен долгой экспедицией, скудной едой и, конечно, Потоком, который хоть и не лез за борт, но пил из живых их соки. За исключением нашего ни одно суденышко не решилось броситься в Поток в этом или прошлом месяце. Среди воронки мертвых мы были одни и привлекали чрезмерно много внимания. Не ровен час, кто-нибудь постучится нам в хромированное дно, и тут уж ничего нельзя будет поделать. Однако удвоенная ставка творит чудеса, и матросы оставались под крепким контролем штурмана. Даже сейчас мы вскочили от сотрясавших дредноут воплей. “Убьем все живое!” – орали одни. “Обчистим и ограбим!” – орали другие. “Накупим кур!” – резал воздух высокий голос кока. — Джефф слетел с катушек, — пробормотал я, хватаясь за голову. Вчера ночью мы выпили слишком много рома. Как у Себастиана получилось просчитать верное направление, оставалось загадкой. — Ты все еще здесь? — с неудовольствием бросил Смайт и завозился с застежками. Его кожа снова покрывалась слоями ткани и резиновыми накладками амуниции. Ночью она казалась мне совсем прозрачной, а теперь я нескоро до нее доберусь. — Не хочу торопиться, — заныл я, прижимаясь щекой к его бедру, которое оттолкнуло меня в сторону: Себастиан возился с часами и датчиками, защелкивая их на запястье один за другим. — Левый мотор до сих пор не восстановлен. — Не твоя забота. Себастиан посмотрел на меня долгим немигающим взглядом. Кажется, мои слова его задели. — Со своей работой я разобрался, — ответил Смайт после паузы. — И мы все благодарны тебе за это, — я неловко улыбался, пытаясь смягчить свою грубость. — На чьи земли высаживаемся? — Не уверен. Область мы еще не изучали. По сводкам, должен быть небольшой приморский городок. Я зашнуровал ботинки и опустил штанины комбинезона. Из-за него от меня несло каучуком и гниющей тиной даже после душа. Смесь этих двух запахов неразрывно следовала за мной по пятам. Аккуратно прикрыл дверь каюты и поднялся на палубу, где уже сгрудилась большая часть команды, от боцмана до последнего матроса. Джефф утирал полотенцем измазанную манкой щеку. Неподалеку от него Ник поигрывал цепью фамильных дювалевских часов. Хотел бы я когда-нибудь передать такие сыну... Капитан стоял на мостике, запахнувшись в плащ с погонами, снятый с убитого офицера. А над фигурой капитана развевался черный флаг с изображением птичьего черепа. Себастиан, догнавший меня на последних ступенях, заворожено уставился на символ нашего дредноута и, черт возьми, где-то в душе испытывал нечто похожее на гордость. Тогда как я – только легкую грусть и гадливость. Жизнь пирата не привлекала меня, но и не тяготила. Гораздо сложнее мне было бы в американской армии, в этом я уверен точно. Финн Хадсон погиб. Хотя я знал Хадсона совсем не близко, его смерть в возрасте семнадцати лет произвела на меня глубокое впечатление. Я окончательно осознал, что на междоусобных войнах гибнут парни. Они не просто забривают черепа, принимаются носить китель и жить в казармах. Они уходят раз и навсегда, освобождая матерей от возможности вырастить внуков, а своих девушек от будущей семьи. Чуть позже я встретил Смайта, и узел пустых сожалений внутри меня заметно ослаб. — Берите самые тяжелые пушки! — сказал капитан. Его голос подхватили сильные порывы ветра. До берега оставалось всего ничего. — Берите клинки и зажигательные смеси. Если нас не встретят, как полагается, мы выжжем этот клочок земли до самого основания. Тому, кто первый обнаружит золото, титан, специи или сахар, полагается отдельная награда! Моряки восторженно взревели. Я видел жадный взгляд Дюваля – с такой завистью он уставился на капитана. Ставлю что угодно на то, что Ник спит и видит, как бы самому встать за штурвал «Одноглаза». Борт дредноута мягко ударился об илистое дно. Молодой чахоточный матрос выкинул за борт якорь, а другой выставил трап. Команда понеслась на песчаный берег, бряцая кусками металла. Мы со Смайтом замыкали шествие. Я – держа в руках остро наточенные мачете, а Себастиан с ручным пулеметом, которых на все судно было всего два. Мой локоть задел капитан. Он шел вызывающе уверенной поступью, на ходу поджигая душистую сигару. Щелкнула его зажигалка Зиппо с зеленым змеем-огоньком. — Это и есть стратегия: пустить матросов вперед и спалить себе горло легкой марихуаной? – обернулся к нему Себастиан, надевая через плечо накладку с патронами. Капитан улыбнулся ему почти что сердечно. — Ух ты. Не зря я взял тебя навигатором, Смайт, — одобрительно сказал он, вонзая саблю в грудь дряхлому туземцу, который подбежал к нам с бадьей мытого риса. Я поморщился. Кончик капитанской сигары погас от густой капельки крови, и капитан, понятно, огорчился. — Вот так всегда, — пожаловался он, безуспешно пытаясь поджечь табак еще раз. — Ты идешь к ним с распростертыми объятиями, а они портят твои вещи. — Напрашиваются, — покивал Смайт, а я даже не понял, говорит он это всерьез или просто потешается над главным. Часть наших матросов растянулась на белом песке. Малыша Лео утаскивала в море чья-то бестелесная рука, а Уилл корчился неподалеку, пытаясь вытащить из живота каменный гребень. Получалось хреново. Из раны хлестала кровь, хорошо хоть кто-то догадался заткнуть ее головной повязкой. Орал Уилл так, что закладывало уши. В ответ Смайт прошелся по горстке местных мужчин короткой очередью. От пулемета несло порохом, дуло дымилось от серой гари. Я хотел прочесть Себастиана, но он не позволил. Ни единой открытой эмоции. Себастиан просто уставился куда-то вдаль, за линию схождения песка и влажных темнеющих джунглей. — Придется вырезать всех. Они от своего не отступятся, — задумчиво произнес Смайт, снимая двух дозорных с невысоких плетеных башенок. Из чащи штопором вылетела стайка плачущих птиц. После нас, наверное, этот крошечный остров надолго останется пустым. — Я нашел золото! — завопил увалень Азимио, за что получил ощутимый укол стрелы под ребро. — Проклятье!.. Мы приближались к комку сошедшихся в драке тел, своих и чужих. Я размахнулся для первого удара. Смел чью-то голову, проткнул худой живот, подрезал под коленом, а затем ударил эфесом легко поддавшееся темя. Череп раскололся спелым гранатом, и Смайт наконец-то улыбнулся мне, весь шальной и пропитанный адреналином. Не знаю, что происходит с нами во время драк. С одной стороны, каждый двигается машинально, повторяя одни и те же вызубренные движения со связками. С другой стороны, это чистое творчество. Никто не мог быть равнодушным, находясь на волосок от смерти. Ты находишься в постоянном движении, выдумываешь пасы, уклоняешься, нападаешь. Убиваешь. Получаешь от каждой победы удовольствие. Возможно, это примитивное счастье мясника, но оно, как ни странно, вселяло надежду. А еще каждый раз я словно на дюйм становился ближе к Смайту, ведь для него убийство – чистое искусство. Себастиан умел убивать красиво и тонко, как не умею этого я или, скажем, Дюваль. Или даже наш капитан, который кроил черепа, не вынимая изо рта сигару. Если спросят, я отвечу, что это непочтительно. Мужчин мы перебили почти полностью и даже стариков, которые подходили к нам с рисовыми подношениями, пряча ножи за поясом холщовых штанов. — Смотрите, какая! — закричал второй механик, таща за запястье черноволосую девчонку. Может, на год старше нас, не больше. — Ну, кому? Смайт по-лисьи улыбнулся и повернул ко мне голову. Его чистый профиль неплохо контрастировал с фоном из экзотического оранжевого солнца. — Карофски, возьми-ка эту строптивую суку себе, вы хорошо смотритесь вместе, — сказал кто-то из команды, разглядывая симпатичную местную. Несколько матросов собрались подвернуть ей платье, чтобы узнать, не кривы ли ноги. Смайт влюбленно таращился на меня, поглаживая пулеметный предохранитель. Как-то раз мне в сапоги подложили битого стекла, и я вынужден был пройтись по палубе в моторный отсек и не заорать только потому, что он точно так же изучал меня, до самого потаенного дюйма. Девчонка едва держалась. — Мертвое мясо не ебу, — я вставил мачете в песок и поднял ладони. — Пиратская честь, — цокнул капитан. — Похвально. Но давай Дюваль все-таки покажет, как нужно. Ник? Ник вернул пистолет в кобуру, взял черноглазую дикарку за волосы, другой рукой перехватил ее за подбородок. Она гневно кричала нам на южном наречии. И только Ник вцепился в ее корсет, как та выпростала из рукавов несоразмерно крупные, слишком длинные для женщины руки. Словно скопировав движения несчастного Дюваля, она обхватила его за шею, сложила пятерню в кулак и играючи переломила Нику хребет, только позвонки хрустнули. Джефф Стерлинг взвизгнул и запустил в нее разделочный нож. Угодил дикарке прямо в темя, но не остановил. Кожа девушки пошла синеватой рябью теней, покрылась мелкими чешуйками, и, наконец, все, кто пытался заглянуть ей под нижнюю юбку, с ужасом отпрянули. Местная налетела на слабеющего Дюваля, повалила в песок и впилась в перебитую шею. Скалился ее широкий разорванный рот. Юбка больше не скрывала холодного толстого хвоста, который сломал кости паре неудачливых матросов. — Русалка! — опомнившись, воскликнул Уэс. Девушка показала в ответ раздвоенный язык, перемазанный в теплой крови Дюваля. — Это был мой лучший заместитель за последние годы, — сплюнул на песок капитан. Смайт взял пулемет наизготовку. В ленте было еще достаточно пуль, чтобы продырявить ее от головы до двухметрового хвоста. — Погоди, — остановил я его. — Она и так мертвая. Не стоит тревожить оеканских. — Какая ж мертвая? — закричал Джефф, не зная, куда деть дрожащие руки. — У нее даже кровь течет! — Синяя, — Смайт перемигнулся с русалкой, которая с минуты на минуту должна была отбросить все навязанные человеческой половиной доводы и ринуться на нас. — Можем разделить золото пополам, дорогуша, — сказал капитан, приятно улыбаясь. — Любишь золото? — От пиратов подачек не принимаю, — прошелестела тварь, убирая с себя остатки женского платья. Грудь вывалилась из корсета, подернутая тиной и застывшей пеной. — Так, может, нам с тобой покончить? — ласково спросил капитан. — Не развязывайте войну с тем, кого не знаете, — презрительно сощурилась русалка и оглянулась на краешек океана. Вода зашлась недобрыми волнами, и, кажется, десятки глаз смотрели на нас из мутной толщи. Всем стало не по себе, даже Смайту. Он поправил на носу защитные очки, которые придавали ему сходство с ящерицей, и дал залп по песку. — Убирайся, пока цела. Не церемоньтесь с ней, парни. Надо же, как далеко вас занесло течением. Русалка презрительно раздула ноздри. — Лжец, — сказала она после раздумий. Себастиан задрал подбородок и дал еще один короткий залп неподалеку от ее бока. Русалка убрала длинную узловатую ладонь себе за спину. — Однажды захлебнешься и сдохнешь, — выплюнула русалка. — Берите, что успеете, и поднимаемся на борт, — распорядился капитан, насмешливо изучая жемчужину, которая отлетела от ожерелья чудовища и скатилась к его ботинку. *** — Это что сейчас было? — заорал я, когда «Одноглаз» набрал порядочную скорость, и водные твари не могли нас нагнать. Смайт как обычно сосредоточенно обозревал свою каюту и не обращал на меня никакого внимания. — Мы могли бы сбежать во время всей это шумихи, черт возьми! — всплеснул я руками и уставился в обшитый жестью иллюминатор. — Дэйв, заткнись, — сказал Смайт, жалко скалясь. Вид у него был пришибленный. — Куда бы мы делись? Нам стоило остаться на острове и окультуривать местную фауну? — Нам стоило попробовать что-то еще, — я злился все больше и больше. — Я умею только быть пиратом. А ты? Я поцеловал его красное от волнения ухо. Смайт поморщился, словно я стал ему неприятен. — Мне нужно к капитану, – тихо сказал Себастиан. — Если ты меня отпускаешь. — Не стесняйся, ты всегда можешь накатать рапорт насчет моего плохого поведения. — Точно, – сказал Смайт, поджимая губы. — Я могу накатать рапорт. — Знаешь, – Себастиан обернулся, вопросительно глядя на меня. — Дюваля не стало, и теперь я спокоен. Вечно он пытался что-то вынюхать. — Ты даже не представляешь, что, — заверил Смайт. Себастиан ушел, оставив меня наедине с ранкой, гноящейся от яда местной шпаны. Нужно было поскорее обмыть ее, затем мачете, привести в порядок каюту. Смерть Ника меня по-настоящему встряхнула. Может быть, не так плоха жизнь на «Одноглазе», как мне казалось все это время? Тем более, когда мы потеряли половину команды, выменяв на сундуки с сокровищами. Сделка неравная, зато каждый знал, на что шел. Главное, чтобы не началась гангрена. Рана просто отвратительная… Моя нога начала пылать, как в печке, когда до каюты донесся гневный голос капитана, а затем и рассерженные выпады Смайта. Он умел парировать, но в этот раз я был не намерен оставлять его одного. Проковылять в коридор оказалось делом сложным. — Ты обязан мне местом, — заявил капитан из-за угла, ударяя кулаком о стену. — И я расплатился, — упорствовал Себастиан, отступая к лестнице. Давно не слышал от него таких просительных ноток. — Этого недостаточно, — отрезал капитан. — Я только просил не трогать его, — взвизгнул Смайт. — Не трогать, а матросы переворачивают вверх дном его каюту, будто Дэйв с ними одного чина. А он вообще-то механик. Линейное подчинение, слыхал о таком? — Если принимаешь ответственность, — зловеще проговорил капитан, — будь готов платить за двоих. — Хантер, не надо. Я уперся ладонью в мачете, тяжело шагнул наверх и вышел на залитую лунным светом площадку. В стеклах очков бликовало мертвое море, стянутое тенями. — Подобрал тебя едва живого, – сорвался капитан Хантер Клэрингтон. – Я тебя спас, и все было прекрасно, пока ты не связался с проклятым Карофски. Не надо шутить со мной, Себастиан. Просто пусть все будет как раньше. Хочешь – уходи ненадолго в море. Я не рассержусь. — Себастиан? — я замер, наблюдая, как он медленно снимает очки, и его глаза на фоне упокоенной морской воды светятся призрачно-белым. — Тяжело быть полукровкой, — заметил Смайт, аккуратно обходя по дуге выхолощенного усталого Хантера, который подкуривал сигарету, расхаживая по помосту. — Но я старался, Дэйв. Очень старался. — Смайт, — пробормотал я, — объяснишь мне что-нибудь? — Ты же хотел приключений, Дэйв? — спросил Себастиан, проходясь ладонью по моему колену, которое билось лихорадочным тремором. Резать, точно резать. — Время настало. Вдыхай поглубже. Я толком не успел ничего сказать, как Смайт выкинул меня за борт, в сонм голосов, рук, белых скачущих фигур и сам ринулся следом. Кислород быстро закончился, я глотал ртом какую-то сухую холодную субстанцию, Себастиан бил меня по щекам, приказывая задержать дыхание. Я почти отключился, но все еще держал фокус на остром, нечеловеческом лице полукровки и отчего-то точно знал: Смайт полностью уверен в том, что сейчас делает.