Обратный отсчет

      К счастью, впереди сквозь туман проступили смутные очертания лесистого мыса — и, взявшись за весла, Антиплащ несколькими сильными гребками направил лодку к темной полоске берега. Песчаный пляжик, тянущийся вдоль кромки воды, оказался пустынен — видимо, это, как главарь и рассчитывал, была южная, безлюдная оконечность Заячьего парка. Подогнав плоскодонку к деревянным мосткам, глубоко уходящим в воду, Антиплащ высадил на помост девчонку, потом выбрался сам — и веслом оттолкнул лодку от пирса. Развернувшись носом к противоположному берегу, посудина, попав в полосу течения, беззвучно, как призрак, канула куда-то в туман, пустившись в бесконечное плавание за тридевять земель в тридесятое царство… Антиплащ оглянулся на берег, на стену деревьев, возвышавшуюся метрах в тридцати от воды, напряженно прислушался — тишина, умиротворяющий плеск волн, жизнерадостное чириканье в кустах какой-то пичуги… лишь где-то в отдалении самодовольно тарахтит трактор, временами воинственно взревывая и пуская в ход нечто пилюще-режущее.        — Пойдем. — Он взял Молли за руку.       Они пошли через парк — сонный, мокрый, окутанный предрассветными сумерками и туманом, оседающим на траву капельками росы. Было, по-видимому, начало шестого; даже дворники в такой ранний час еще не выходили на работу, и парковые дорожки были пустынны, усыпанные лоскутным ковром опавших листьев: Молли мимоходом собирала их в покрасневшую от холода ладошку. Антиплащ почти не обращал на нее внимания, занятый собственными невеселыми думами, ломая голову над тем, как дать Мегавольту о себе знать и передать ему герениты, минуя все кордоны и назойливое внимание вероятных соглядатаев. Позвонить ему для начала из автомата — с официальной претензией? «Мистер Искромет, вас беспокоят из компании «Сен-Канар энерго»: настоятельно напоминаем вам, что ваш счет за вчерашний день еще не оплачен, предлагаем уладить все в…» — и, если этот электрический болван, не въехав в тему, бросит трубку… значит, придется просачиваться к нему на маяк под видом, скажем, э-э, м-м… ну, скажем, судебного пристава, обеспечивающего надлежащее ведение счетов. Униформа и «корочки» представителя власти у Антиплаща найдутся — в «гардеробе» на углу Продольной и Поперечного; а что до прочего, то наглый вид, презрительно оттопыренная губа, актерские таланты и острая способность к импровизации у него всегда при себе. Но, если, конечно, он такой непроходимый бездарь, как о том говорил незабвенной памяти доктор исторических наук Э.К.Грюенн… Антиплащ не додумал до конца свою мысль: внезапно Молли, до сих пор с беспечным мурлыканием бредущая где-то позади, схватила его за руку и как-то очень испуганно, изо всех сил сжала его ладонь.        — Собака… Смотри, Анти! Собака! — Она панически взвизгнула. Антиплащ обернулся: откуда-то из ближайших кустов на них, оскалив зубы, с приглушенным рычанием мчался упитанный, грудастый ротвейлер какой-то очень крупнокалиберной породы, — и желтоватые его, глубоко посаженные глазки горели от охотничьего азарта, и тонкий хвост был вытянут в струнку, и из приоткрытой клыкастой пасти капала на дорожку мутная тягучая слюна… Возможно, пес не имел в виду ничего дурного, возможно, это был всего лишь веселый и общительный щенок, жаждущий свести знакомство с симпатичными прохожими, обнюхать в припадке дружелюбия их лодыжки и поиграть в «принеси мячик», — но он был такой мощный, плотный, крупногабаритный, такой свирепый на вид, и на морде его была написана такая неистовая кровожадная радость, что Молли обмерла от ужаса… Пронзительно завизжав, она изо всех сил вцепилась в Антиплаща, в полы его несчастной замшевой куртки, заливаясь слезами и подпрыгивая, готовая, вероятно, взобраться по нему, как по дереву, до самых плеч, если бы была способна на такой трюк. Антиплащу, в целях сохранения собственных пуговиц, пришлось поднять ее на руки и крепко прижать к себе; обычно он против собак ничего не имел, но сейчас панический страх девчонки необъяснимым образом передался и ему. Свободной рукой он подобрал позабытую кем-то на ближайшей скамейке сломанную детскую лопатку и жалким этим, игрушечным оружием погрозил приближающейся псине. Сумею ли я отбиться от зверюги одной рукой, буде песику внезапно придет фантазия откусить от меня кусочек? — с содроганием подумал он; или все-таки придется прыгать повыше и подальше, доставать пушку и, отчаянно отстреливаясь, уходить огородами? Но, видимо, его предостерегающий окрик и выражение озверелости, появившееся на лице, все же заставило доблестного пса приостановиться и призадуматься. Тут же из-за поворота показалась и его хозяйка: дородная, бесформенная леди, облаченная не иначе как в парашют (или в нечто балахонистое, необъятное, размерами и формой парашют напоминающее).        — Хасси! Ко мне! Оставь их, фу! Хасси!        — Вы что, спятили… старая вы, заплывшая жиром дебелая корова! — прорычал Антиплащ, пошатываясь, с трудом удерживая перепуганную, повисшую на шее девчонку. — Выгуливать в парке бойцовую собаку — и без намордника! Да это же… запрещено! Здесь же… места для инвалидов, пенсионеров, беременных женщин и пассажиров с детьми, в конце-то концов! С детьми, неужели не понятно?        — Ну-ну, ты еще будешь меня учить… не слишком ли ранний час для прогулок с детьми, а? Трубы горят, папаша? — Дама, едва удостоив его взглядом, надменно прошествовала мимо, колыхаясь всем телом, будто наполовину надутый метеорологический зонд. — Да будет вам известно, Хасси еще никогда никого не покусал! Милая, добрая, непосредственная комнатная собачка…        — Комнатная?! Не комнатная, а трехкомнатная! — в ярости заорал Антиплащ — но Леди Парашют не сочла нужным снизойти до ответа. Обширный ее афедрон скрылся в конце аллеи, и вместе с ней исчез и квадратноголовый Хасси — только откуда-то из-за кустов время от времени доносился его захлебывающийся, включенный на полную громкость отрывистый лай. Молли все еще дрожала и всхлипывала, судорожно цепляясь за спасительное плечо; Антиплащ поставил ее на ноги и, сердито одернув на ней курточку, недовольно проворчал:        — Ну, хватит. Нельзя же, в конце концов, так шарахаться от каждой брехливой шавки… Ты что, трусиха?        — Да! Она… ушла? — Она опасливо поглядывала в конец аллеи, куда галопом ускакала огромная, как теленок, устрашающая псина. — Она не вернется?        — Нет. Не вернется. Идем. Нам в другую сторону. — Он свернул на одну из боковых дорожек, которые веером расходились от квадратного скверика, украшенного декоративным фонтанчиком и альпийской горкой. Молли, все еще оглядываясь, брела следом, на всякий случай цепко держась за надежную антиплащовскую руку — и нервно прижимая к себе беспечно улыбающегося Тигрушу… Таким манером они миновали закрытое по случаю раннего часа детское кафе, спортивную площадку и унылый, пустынный парк аттракционов — и вышли через боковой вход на одну из тихих окраинных улочек. Остановившись на углу, Антиплащ добыл из кармана плотный, с крупно написанным адресом почтовый конверт, чуть помедлил, покусал губы — и торопливо, словно боясь передумать, бросил конверт в услужливо приоткрытую пасть ближайшего почтового ящика. Впереди, чуть поодаль, уже виднелось серое приземистое здание полицейского участка на Айрон-стрит, возле которого сгрудилось разноцветное и разномастное стадо автомобилей; Антиплащ, стараясь на всякий случай держаться за стеной соседнего дома, указал на него рукой.        — Видишь вон то небольшое серое здание, Молли? Тебе нужно пойти туда, открыть дверь и сказать дядям, которых ты увидишь внутри, что ты — Молли Брукс… И тебя очень скоро отведут домой, поняла?       Она подозрительно покосилась на него.        — А ты?        — Что?        — Ты тоже пойдешь со мной? В серый дом?        — Мне туда нельзя, Молли. Я — гость незваный… Стоит мне там показаться, и, гм, злые дяди быстренько завернут мне пятки за уши. Так что придется тебе топать туда одной… Но ты ведь хочешь попасть домой, правда?       Молли мрачно, вызывающе ковыряла в носу.        — Нет. Я не пойду!        — Почему?        — Боюсь! Злых дядей!       Антиплащ начал терять терпение.        — А меня, значит, ты уже не боишься?        — Я хочу домой.        — Домой! А где он, твой дом? Ты знаешь?        — Вон там. — Она показала пальцем куда-то в конец улицы. — За углом.        — Далеко?        — Да нет же! За углом.       Антиплащ припомнил адрес на Тигрушиной бирке:        — Черри-лейн, дом семнадцать? Ладно, это недалеко, потопали. — Он без промедления повернулся к ближайшему перекрестку, чтобы перейти на противоположную сторону улицы — приближаться к полицейскому участку ему решительно не хотелось. Не оборачиваясь, раздраженно бросил через плечо:        — Ты опять?        — Что?        — Ковыряешь в носу!        — Нет. — Она поспешно спрятала ладошку в карман курточки.       Антиплащ невольно ускорил шаг. Туман рассеивался, и неверный желтоватый свет фонарей неуловимо размазывался в толще густой предрассветной мглы — и пустынная улица казалась призрачной, нереальной, точно нежный пастельный набросок на акварели. Вокруг — ни души: ни автомобиль не проедет, ни дворник не пройдет, помахивая метлой, ни шальной собачник не выскочит из-за угла — раннее утро выходного дня не приветствует чрезмерной деловой активности, тем более в Бейли-корт, небогатом и неуютном районе праджектов и скромного социального жилья. Редко-редко где-нибудь в окне мелькнет огонек: кто-то пришел с ночной смены, или болеет, или успокаивает маленького ребенка… И все же Антиплаща не оставляло неуютное, грызущее чувство: что-то в этом сонном беззаботном мирке было не так, что-то было неправильно, смутная угроза витала в воздухе, неведомый диссонанс, какая-то едва заметная трещинка в общей, тщательно выверенной картине, которую Антиплащу никак не удавалось обнаружить и вычленить…       А, вот оно. Фургон мороженщика на противоположной стороне улицы. В такой ранний час ни о какой торговле мороженым не может быть и речи — но почему тогда приоткрыто небольшое окошко над прилавком: приоткрыто совсем чуть-чуть, практически незаметно, буквально на ширину пальца? Антиплащ быстро обернулся и присмотрелся более внимательно: нет, нет, он ошибся, на самом деле окно плотно закрыто и даже как будто заперто на замок — крохотный такой замочек на краю ставня… Показалось?       Или за ним следят?       Или это — очередная причуда его больного воображения, распаленного разыгравшейся паранойей, заставляющей его вздрагивать от малейшего шороха, и на каждой стене, на каждом фонарном столбе видеть бдительные, следящие за каждым его шагом глаза и уши? Он здесь, посреди улицы, будто штрафник на краю окопа — у всех на виду; и безмолвные дома вокруг смотрят на него сотнями всевидящих неморгающих глаз, и за каждым окном, за каждым углом, за каждым выступом стены может скрываться вооруженный, выжидающий удобного момента для нападения враг, держащий палец на спусковом крючке, замерший в ожидании короткого отрывистого приказа. Нет, решительно, стиснув зубы, приказал себе Антиплащ, нельзя об этом думать, нельзя, нельзя, иначе все дальнейшее барахтанье становится делом и вовсе бессмысленным и излишним… счастье еще, что Чернышу и К* ничего не известно о вмонтированном в браслет радиомаяке…       А вот Боссу, убийце Войта — известно.       А «глушилка» — у Мегавольта…       Антиплащ вновь нервно огляделся. Молли, что-то радостно щебеча, втащила его за руку в небольшой дворик с детской площадкой и крохотным, емкостью в полторы клумбы сквериком в противоположном углу, окруженном громадами темных безмолвных домов. Лишь одно-единственное окно на втором этаже старого кирпичного домика было неярко освещено — там, за белыми кухонными занавесками и подоконником с пыльным фикусом в цветочном горшке кому-то явно не спалось… Молли показала на это освещенное окно пальцем.        — Смотри! Вот! Вот — наш дом. Там мама! Пойдем! — Она потянула спутника к подъезду.        — Погоди, не так быстро. Во-первых, домой к тебе я не пойду, а во-вторых… — Антиплащ вновь быстро, встревоженно огляделся поверх ее головы. — Слушай, Молли…        — Что?        — Отдай мне на пару дней твоего Тигрушу, а?        — Что? Тигрушу? — Молли крепче прижала к себе игрушку — неожиданная просьба застала ее врасплох, и перспектива расставания с верным полосатым другом девчонку вовсе не обрадовала. — Зачем?        — Ну, затем, что… э-э… так надо. Буквально на пару дней. Я тебе его верну, обещаю. Пришлю по почте… Нет! — Его вдруг озарило. — Ты же, помнится, сама просила, чтобы я пришел к тебе в детский сад… но кто, собственно, меня просто так туда пустит? А вот если я приду с твоим Тигрушей… это будет совсем иное дело! Он как бы послужит мне пропуском, поняла?       Аргумент был сильный, Молли как будто заколебалась. Палец ее, как всегда в моменты растерянности и волнения, сам собой потянулся к носу — но она решительно сжала ладонь в кулачок и затолкала ее в карман.        — А ты его не потеряешь?        — Разумеется, нет! Какого чёр… то есть я буду беречь его как зеницу ока! Уж в чем-в чем, но в этом, хех, ты можешь быть абсолютно уверена… Лады?        — А ты точно придешь? Обещаешь?        — Ну, разумеется. — Антиплащ утвердительно кивнул. Странное дело: сейчас ему было тяжело лгать, как никогда, вранье выдавливалось неохотно, словно чересчур густая паста из тюбика, он даже оставил все попытки подыскать достаточно убедительные слова. — Договорились?        — Ну… ну… только верни его обратно! — Она неохотно протянула Тигрушу Антиплащу, со вздохом погладив игрушку ладошкой по пушистому хохолку на голове. — И приходи! Обязательно! Я буду ждать.        — Молодец. Жди. А теперь пойдем… преподнесем сюрприз твоей маме. — Он сунул Тигрушу подмышку и, набрав на дорожке горсть гравия, легонько бросил пару камешков в освещенное окно. Несколько секунд ничего не происходило; но, когда четвертый камешек грянул в стекло и с негромким стуком скатился по карнизу, занавеска отдернулась — и в лимонно-желтом прямоугольнике возник тонкий, плоский, будто вырезанный из черного картона женский силуэт…        — Мама! — крикнула Молли.       Женщина в окне вздрогнула так сильно, что это было видно даже с улицы — и силуэт исчез; а что, если она сейчас вызовет полицию? — поспешно отступая в тень, подумал Антиплащ. Но девчонкиной мамаше было в этот момент явно не до объяснений с копами… По лестнице простучали торопливые шаги, и дверь подъезда распахнулась; женщина выбежала на улицу — простоволосая, с бледным лицом и воспаленными, опухшими от слез глазами, в коротком халатике и стоптанных домашних тапках…        — Молли! Молли! — Она кинулась к дочери, ничего не видя перед собой, будто слепая протягивая вперед руки, словно боясь, что сейчас, вот сию секунду ее малышка вновь исчезнет, бесследно растворится в воздухе, точно бесплотный призрак, зыбкий морок, неведомым колдовством пришедший из ниоткуда — и в никуда собирающийся уйти…        — Мама! — пробасила Молли почему-то укоризненно — и исчезла в объятиях пестрого велюрового халата, и голосок ее потерялся в бессвязных мамашиных рыданиях. И Антиплащ, незамеченный и предпочитающий впредь таковым оставаться, поспешно отступил за ближайшие кусты, за аляповатую пластмассовую горку и дальше — к углу дома, к выходу со двора, торопясь сойти со сцены прежде, чем Молли, рассказывая матери о своих злоключениях, начнет искать его взглядом…       Но благополучно исчезнуть за кулисами ему не удалось.       Где они умудрились спрятать группу захвата, спрашивал он себя впоследствии — в ближайшей песочнице? В пластмассовом домике на детской площадке? В мусорном контейнере?.. Из арки, выходящей на улицу, вынырнул длинный полицейский фургон — и остановился, перекрывая дорогу. В противоположной стороне, в проулке меж соседними домами, откуда ни возьмись, будто по мановению волшебной палочки возник черный бронированный микроавтобус — и тихий сонный дворик в мгновение ока наполнился бесшумными, деловито бегущими со всех сторон людьми в темной форме, в бронежилетах, со щитами и оружием; и Молли с мамашей исчезли в этой недоброй людской круговерти, оттесненные к подъезду, отгороженные стеной брони и могучих плеч. Антиплащ стремительно всунул Тигрушу под попавшийся на глаза выступ детской горки и отчаянно бросил взгляд через плечо, уже понимая, что все кончено, что шансы на побег стремятся к нулю… Перебежать бы через скверик, перемахнуть через скамейку, прошмыгнуть к торцу дома и вскарабкаться на крышу — на все это уйдет не более полминуты… Нет. Не успеть. Не успеть. Пока он будет бежать, и перемахивать, и прошмыгивать, и карабкаться, бравые ребята из SWAT десять раз успеют всадить в него пулю, и не одну… аккурат в пятую точку…       А может, оно и к лучшему? Нет, не то, что в пятую точку, а то, что пулю, и не одну? По крайней мере, не придется мучительно агонизировать еще три бесконечных томительных дня…       Во всяком случае, как бы там ни было, секунда промедления решила дело: благоприятный момент был упущен, его уже окружили. Антиплащ и глазом моргнуть не успел, как оказался под прицелом полудюжины автоматов. Со всех сторон на него смотрела бронированная сталь оцепления, и черные дула штурмовых винтовок, и зеркальные, не дозволяющие видеть лиц щитки полицейских шлемов — и мир исчез за заслоном этих безликих, одинаково неопознаваемых шахматных фигур, безнадежно схлопнулся над головой Антиплаща, словно крепкая хитроумная ловушка.        — Стоять! Руки за голову… Лечь на землю! Лечь, я сказал! Лицом вниз. Живо! Обыскать задержанного!       Двое крепких парней, внезапно материализовавшихся позади, ловко завернули Антиплащу руки за спину, заставляя упасть на колени. По телу арестованного, выворачивая карманы, быстро пробежались чьи-то шустрые пальцы: пистолет, отмычки и фонарик полетели на асфальт. Неимоверная тяжесть — кто-то придавил его коленом? — плотно прижала Антиплаща к земле, и на левом запястье щелкнул наручник; кто-то сердито спросил, досадуя на внезапно возникшее непредвиденное обстоятельство:        — Что это у него на правой руке?        — Что это у тебя на правой руке, бандит? — глухо произнес над головой Антиплаща другой, на этот раз — очень знакомый голос: Черныш. — Что за странная цацка, а? Уж не бомба ли часом?        — Бомба, — сквозь зубы прохрипел Антиплащ, и коротенькое слово упало гулко и тяжело, будто кирпич. Увы — его собеседника оно не особенно впечатлило.        — Да ну, правда? Споешь эту песенку своим легковерным дружкам, — устало, со вздохом пробормотал Дрейк, и голос его прозвучал пресно, невыразительно — сродни голосу человека, обреченного день за днем выслушивать одну и ту же, серенькую, изрядно уже поднадоевшую ложь. — Свяжите ему руки резиновым жгутом, Перси, в ШУШУ разберемся…        — Попался, ублюдок! — Тоже знакомый голос, высокий благозвучный тенорок; где-то Антиплащ уже имел неудовольствие его слышать, причем совсем недавно. — Ваши осведомители вас не обманули, Плащ, мерзавец действительно вернулся в Сен-Канар… счастье, что их с девчонкой зафиксировала камера на перекрестке Сандэй-авеню и Айрон-стрит! Ребенок, значит, теперь в безопасности?        — Да. Мы только и ждали момента, когда девчонка окажется вне пределов его досягаемости, чтобы начать операцию. Все, я бы сказал, получилось очень удачно.        — С чем вас и поздравляю. — Перед глазами Антиплаща остановились черные, начищенные до блеска лакированные ботинки с острыми носами, потом исчезли: их обладатель небрежно перешагнул через распластанного на земле преступника, словно через груду брошенного на дороге грязного тряпья. — Заставил же ты нас поволноваться, сукин сын! Мерзавец! — Что-то так неожиданно, с такой силой (острый носок ботинка?) въехало Антиплащу в бок, что он задохнулся от резкой, окатившей его с головы до ног волны боли. — Я еще не забыл, мразь, как ты пытался меня убить!       Антиплащ с трудом выровнял сбившееся от боли дыхание.        — Идиот! — презрительно процедил он. — Если бы я действительно пытался тебя убить, я бы тебя убил… ты что, думаешь, я промахнулся бы — с пяти шагов? Я всего-навсего хотел снять с тебя твою уродливую, оскорбляющую всякий эстетический вкус мерзейшую шляпу! А теперь вот жалею, что не убил… — Он стиснул зубы, потому что твердый носок лакированного ботинка вновь проехался по его ребрам — не то чтобы очень остервенело, но как-то весьма прикладисто, с едва сдерживаемой злобой.        — Пауэр! В этом нет нужды. Он не сопротивляется, — сухо произнес Черный Плащ. На своего двойника, уложенного носом в асфальт, ему, разумеется, было сто раз наплевать, но превышения служебных полномочий он явно не приветствовал — и такое в его голосе сквозило холодное неодобрение, даже негодование, что мстительный Пауэр все же предпочел сделать вид, будто смутился.        — Извините, не сдержался… Его обыскали?        — Бегло.        — Герениты и похищенное в Павильоне… нашли?        — Нет. Успел или где-то припрятать, или кому-то передать, сволочь. Ничего, в ШУШУ заговорит… В машину его!       Крепкие руки ухватили Антиплаща за плечи, заставляя подняться. Он наконец-то сумел повернуть голову и осмотреться — крохотный дворик был тесен от скопившихся машин: здесь были и полицейские, и ребята из ШУШУ, и штурмовики из SWAT, и спасатели, и даже зачем-то красный автомобиль пожарной охраны — много чести для одного вшивого беглого бандита! Черныш стоял чуть поодаль, взъерошенный, раздраженный, не выспавшийся, с причудливо распухшей щекой — отчего бледная его, перекошенная физиономия казалась сегодня еще более мрачной и недовольной, нежели обычно. Давешний пижон (Пауэр?) тоже обретался неподалеку, такой же вылощенный и самоуверенный, как накануне (правда, без шляпы); да и облачен он был не во вчерашний, серо-стального цвета костюм, а в черный вельветовый пиджак с «молниями» и накладными карманами, и такие же брюки, и в руках его…       Стоп!       Антиплащ обмер, пораженный внезапной догадкой…       Так вот, где он видел вчера те вычурные серебристые пуговицы!       Те странные, приметные блестящие пуговицы с рисунком, одну из которых обнаружил под войтовским столом… и таскал всю ночь в кармане, и бросил полчаса назад в конверте в почтовый ящик... То-то она сразу показалась ему такой знакомой… Ну, конечно! Это была пуговица пижона Пауэра!       Тысяча чертей!       Пауэр.       Так это был… Пауэр?       Каким образом его пуговица оказалась зажатой в мертвом кулаке Войта?! Каким образом? Каким? Значит ли это, что…       Антиплащ похолодел.       Пауэр. Высокомерный лощеный коп. Ловкий агент ШУШУ. Таинственный Босс и убийца Войта. Вот он — стоит перед Антиплащом и поигрывает полицейской дубинкой, и, едва заметно усмехаясь, внимательно смотрит, как ведут в автозак задержанного — обвиняемого в преступлении, истинного виновника которого он, подлая двуличная скотина, очень хорошо знает… Все Антиплащу внезапно стало ясно, как дважды два, и загадочные доселе обстоятельства выстроились в связную цепь, и разрозненные кусочки паззла сложились в цельную картинку, и все оказалось на своих местах… но слишком, слишком поздно!        — Убийца… — прошептал он.        — Что? — Пауэр вздрогнул.        — Убийца! Ты — убийца! Это ты… ты убил Войта! Это на тебя работал Бобби, и тебе, тебе он должен был передать похищенные герениты… Выпустите меня! — Он рванулся — отчаянно, слепо, бездумно, пораженный сделанным открытием наповал, с обреченностью человека, безнадежно увязшего в хваткой трясине — так, что полицейские, тщась его удержать, навалились на него с обеих сторон. — Черныш! Черныш, выслушай меня! Я знаю, кто убил Войта!       Но Черный Плащ был уже далеко, где-то за детской площадкой, возле арки, за кольцом полицейских машин… А Пауэр — близко; бледно-зеленоватый, с подергивающимся лицом, задыхаясь от ярости, он метнулся к растерявшимся полицейским, которые невольно замешкались со взбунтовавшимся арестантом.        — Пошевеливайтесь, живее! Какого черта вы слушаете пьяную болтовню этого мерзавца? Вы что, не видите — он под кайфом! А ну, заткнись, бандитская рожа! Заткни пасть, кому говорят… В машину его, живо!        — Черныш! — в отчаянии завопил Антиплащ — и ему показалось, что Черный Плащ, услышав его крики, на мгновение обернулся — но в следующий миг преступника запихнули в фургон; и захлопнулись стальные двери, и лязгнули засовы, и неумолимо затарахтел мотор — и машина тронулась: через двор, мимо скверика и украдкой любопытствующих окон, в узкую кирпичную арку… Черный Плащ, склонив голову к плечу и зябко кутаясь в куртку, проводил фургон рассеянным взглядом — задумчивым и долгим, долгим, как медленно стягивающаяся петля…        — Что он там кричал, этот псих? — угрюмо, едва разжимая губы, безо всякого интереса спросил он у подошедшего Пауэра. — Мне показалось, он выкрикнул мое имя… Но я не расслышал…        — Что он там может кричать, этот псих, кроме грубых угроз и площадной брани? — Пауэр сочувственно посмотрел на Дрейка и его опухшую щеку и ободряюще хлопнул напарника по плечу. — Как дела? По-моему, самое время к зубодёру, дружище, запущенный флюс до добра не доведет. А что касается этого мерзавца… ну, не тревожьтесь, я сам им займусь — дело-то, в сущности, теперь остается только в пустых формальностях…