***
Аомине скучно. До одури, до безумия. Каждый его день начинается так нудно, и с самого утра он уверен — будет так же. Аомине ничего не интересует, потому что он лучший. И ему это всё время доказывают всякие неудачники. Аомине старался, трудился, тренировался изо дня в день… Пока не понял, что он сильнейший. И, наверное, лучше уж было бы как раньше. Тогда бы он, как прежде, радовался баскетболу. Каждой игре, каждой секунде, каждому мгновению. Да вот только… не вернуть ничего. Не возвращается прошлое, как ни проси, ни старайся, ни стремись. Стрелки уже не перевести. Но Момои каждый божий день поднимается на крышу, чтобы заставить его тренироваться. Аомине это раздражает. Аомине это злит. «Да разве меня может кто-то победить?» — пренебрежительно и слегка лениво, не открывая глаз, протягивает Дайки. Но Момои так же упорно ходит. Пока они не находят компромисс. И, признаться честно, у Аомине просыпается интерес. Не к баскетболу, нет. Но зевать с утра он перестаёт. «Странно», — думает Аомине, рыча от подступающего оргазма.***
Момои любит Куроко. Любит сильно, всем сердцем — по её утверждению. И не забывает говорить об этом открыто, прямо, громко, без стеснений. Но вот Куроко всё время сбегает, уходит, исчезает в своей излюбленной манере. И Момои снова с разбитым сердцем и мокрыми глазами идёт к другу детства, чтоб он успокоил. Аомине ворчит, хмурится. Аомине раздражённо чешет затылок, но всё же неловко треплет её волосы и беззлобно поддразнивает. Момои привыкла к его специфическим методам общения и лишь негромко сквозь слёзы огрызается — настроение медленно поднимается. Момои снова и снова приходит за утешением, Аомине снова и снова, закатив глаза, успокаивает. Пока они не находят компромисс. Момои любит. Совершенно точно. Да вот только Куроко ли? «Странно», — думает Сацуки, крепче обхватывая торс Аомине.***
В раздевалке гаснет свет, последний игрок уходит с изнурительной тренировки. Момои торопливо и чуть небрежно собирает свои листы с характеристиками. Аомине садится на скамейку и, запрокинув руки за голову, облокачивается на шкафчики, терпеливо ожидая. Они оба понимают, что это значит. Они любят безумно, азартно, на грани разоблачения. Момои неловко протискивается в раздевалку, словно сомневаясь. Но это продолжается ровно до того момента, как горячее дыхание касается её уха, и через мгновение тёплые губы запечатлевают поцелуй на тонкой шее. После Момои не сомневается, прижимаясь к своему персональному болеутоляющему. Когда его руки проникают под блузку и скользят по идеальному кукольному тельцу, Момои не думает. Момои полностью отдаётся этому обоюдному безумию, иногда забывая, как дышать. Девушка становится на цыпочки, чтобы поцеловать, но даже так не дотягивается. Аомине знает это, даже когда не видит её. Он знает, что она терпеливо ждёт, приоткрыв рот. Парень усмехается и игнорирует порыв Сацуки, дразня её ожиданием. Дайки резко срывает кофту с блузкой. И Момои удивляется, как они ещё не порвались от таких довольно-таки частых контактов с Аомине. Баскетболист подхватывает девушку как пушинку и слегка грубо прижимает к стене. Он любит грубость, он любит, когда Момои, отдаваясь страсти, забывает обо всём кроме него. И ему это приносит немыслимое удовольствие. Даже больше, чем секс. Наконец Аомине прикасается к её губам, играючи покусывает и лижет. Сацуки от удовольствия прижимается к нему сильнее, ближе, плотнее. Он слышит безумный стук её сердца и надеется, что его собственное так предательски не бьётся. Они всегда делают это молча. Чтобы лишний раз не сомневаться. Чтобы не мешать забыться. Вместе, но по отдельности. Они и без этого знают схему. То есть, Момои, пользуясь своим аналитическим разумом, просчитывает возможные комбинации, а Аомине полагается на инстинкты. Всё как в баскетболе. Момои, обхватив талию парня ногами, трётся об его возбудившуюся плоть, оттягивающую штаны. Аомине рычит, как зверь, и усмехается так же безумно. Быстро, расстегнув ремень и спустив брюки, парень второй рукой освобождает Сацуки от нижнего белья и высоко задирает и без того короткую юбку, пока розоволосая, покусывая его шею, целует. Её ногти уже слабо впиваются в плечи, словно пробуя почву, чтобы пустить корни. Аомине насаживает Момои на член. Как всегда грубо, как всегда не заботясь о подготовке девушки. Момои, не сдержавшись, кричит, неосознанно подаваясь ближе к нему и выгибая спину. Она привыкла к такому и, как ни странно, ей это даже нравится. Аомине двигается быстро, слегка рвано. Низ живота сводит от сладостной неги. И им обоим кажется, что это не взаправду, что это шутка или какая-то немыслимая выдумка. Но нет. Правда заключается именно в этом. В его горячих прикосновениях, её страстных криках и тёмной раздевалке. Их обоих это устраивает. Пока что устраивает. Аомине вдавливает её в стену и одной рукой умудряется ласкать грудь. Момои запускает руку в его короткие волосы и слегка оттягивает, без особого смысла, по привычке. Но так ей почему-то легче. На спине и плечах Аомине она уже и без света может различить, какие царапины оставила. И каждый раз на его теле только её следы страсти. И Момои, не в силах удержаться, улыбается. Это до сумасшествия приятно. Словно он только её. Аомине тяжело дышит, так же, как и Момои. Они оба знают, что это значит. Дайки сквозь зубы стонет и выходит из девушки. Момои бессильно осаживается на пол и громко выдыхает. Аомине упирается кулаками в стену, чтобы перевести дух. Без лишних слов, которые они так не любят. Которые обязывают слишком ко многому. Которые не нужны людям, понимающим друг друга. Момои одевается неспешно. Ноги не держат, то и дело дрожат, руки не слушаются. Он терпеливо ждёт. Не может уйти просто так. Она наконец-то застёгивает последнюю пуговицу, и сомнения снова начинают досаждать ей. Момои отмахивается от них, понимая, что назад дороги нет.***
Они идут молча до самого дома. Никто не решается произнести ни звука. Так в последнее время происходит постоянно. Просто Момои нужно прийти в себя и перестать думать об их сексе, как о предательстве Куроко. Снова. Или просто перестать спать с Аомине. Но это… кажется невыполнимым. Аомине не любит говорить. Особенно в такие моменты. Обычно Момои о чём-то неустанно щебечет или просто-напросто отчитывает, а он лишь, погрузившись в мысли, делает вид, что слушает. Но Сацуки сегодня не произносит ни слова. Поэтому Дайки чувствует себя неловко и напряжённо. И как бы это не хотелось признавать, он начинает к этому привыкать. — Завтра игра. Не опоздай, — бросает Сацуки, когда вдалеке уже виднеется её дом. — Это слишком скучно, — пренебрежительно протягивает Дайки, кривя губы. Момои, наконец-то придя в своё нормальное состояние, с улыбкой смотрит на него. И через мгновение заливисто смеётся, замечая на его губах тень ухмылки. Они оба понимают, что это значит.