Kiyoshi Yoshida – Tree Song
Я слышу, как из под его пальцев выскальзывают нотки, сливаясь в мелодичную музыку. Такую печальную, что если бы не моя гордость - я бы заплакал, как тупая девчонка, но это будет слишком глупо и неуместно.
- Эту мелодию меня научила играть Анжелла из Великобритании, - говорит он со своим чертовым растягиванием гласных. Гребаный французишка.
- Мне конкретно похрену, кто тебя научил играть, ибо ты омерзительно сыграл последнюю минуту.
- Это все потому, что я ее почти не помню.
- Мелодию?
- Анжеллу.
Взор его печальных глаз направляется прямиком в космос, минуя темно-синее ночное небо, грязные облака, ночных птиц и запах озона от чертовой грозы, что потихоньку проходит.
- Фран, - поднявшись с дивана, подхожу к нему и инструменту, на котором он только что играл. - Я хочу, что бы ты сыграл красиво. Для меня.
- Я тупая криволапая жаба, куда мне до красоты?
За эти слова он получает свой заслуженный подзатыльник и выдавливает из себя глухое "Ай", так, что это кажется мне не искренним.
- Тебе не больно, не притворяйся.
- А Вы не притворяйтесь, что Вам интересно слушать мою игру, - он говорит это не переставая смотреть в космос.
Порой я его не понимаю.
- Принц повелевает, - я беру его за подбородок двумя пальцами левой руки, от чего он переводит взгляд на меня, - завали лягушачью хлебалку и играй ту мелодию, которую я слышал от тебя первый раз.
Этот взгляд всегда был пропитан множеством разных чувств. Наверно, кроме меня ни кто не пытался заглянуть в душу этой жабе через эти глупые зеленые глаза.
- Пустите меня - сыграю.
- Пущу - играй.
И я отпустил его подбородок. И он вновь положил свои тонки пальцы на черно-белые клавиши фортепиано.
Я смотрю в открытое окно, медленно подходя к нему, что бы закрыть.
Музыка опять начинает струиться из под его пальцев, напоминая о том моменте, когда я первый раз услышал, как он играет. Звуки дождя отлично дополняют игру Франа, но в помещении стало слишком холодно, от чего я закрываю окно, продолжая слушать.
Слышишь мелодию и сразу вспоминаешь определенный момент, место или даже человека. Мир меняется, а мелодия остается, как и твое вспоминание. И это удивительно.
- Эта мелодия принадлежит мне, а не Вам, - говорит он.
Грязный забияка.
- Вот только попробуй это повторить и я тебя выпотрошу.
- Эта... - начинает повторять он.
Как предсказуемо, лягушка.
Я кидаю в его сторону стилет.
- Ты мне обещал.
- Я помню, - у него снова начинается задыхающийся кашель. Такой сухой и даже страшный.
Я молчу, ожидая, пока он откашляется.
На какое-то время он перестает играть, загибаясь от кашля.
- Не ври.
Мелодия вновь продолжает звучать, отражаясь от стен.
- Буду.
Я улыбаюсь. Я знаю, что он признает то, что это моя мелодия. Просто ищет момента чтобы подстебнуть. Поиздеваться. Это ему нравится.
Глупая лягушатина.
- Знаете, Бел-семпай, я никогда не смогу забыть вашей манеры говорить.
- И что?
- У вас очень необычный голос, - он продолжает играть.
Подхожу сзади и обнимаю его за шею.
- Фу, жаба, от тебя медом воняет, - сразу же отхожу на шаг.
- Я специально мыл голову шампунем сделанном с медом и молоком.
- Бред какой. Я же дарил тебе лавандовое мыло и шампунь. Какого черта...
- Моей маме не нравится лаванда, - перебивает он.
- Глупые бабы.
- Моя мама ректор института.
- Не аргумент.
Этот засранец слабо улыбается, зная, что когда у меня закончились доводы, эта фраза на автомате вылетает из уст.
- Семпай, а вы будете плакать, если я умру?
- Нет.
- А если никто не будет видеть?
В помещении все так же играет мелодия, исходящая из под его пальцев.
Она на столько печальна, что если бы не моя гордость - я бы заплакал, как тупая девчонка, но я давно не плакал и разучился это делать.
- Ни за что, - подхожу к окну, смотря в небо сквозь немного грязное стекло.
- Значит я вам не дорог.
- Значит да.
Мелодия плавно заканчивается и я слышу, как крышка фортепиано закрывается, а его шаги приближаются ко мне.
Худые руки обнимают за талию со спины.
- А я бы плакал. Если бы никто не видел.
Я улыбаюсь. Ведь все же чертовски здорово, когда по тебе будут плакать после твоей смерти.
- Я бы приснился тебе в кошмаре и...
- И я бы больше не плакал, - перебивает меня он.
- Глупая лягушатина.
- Что?
- Ты бы проснулся от того, что тебе адски тошно без Моего Высочества и утопая в слезах - застрелился.
- Хм, вполне реально.
Я плакал после твоей смерти. Пока ни кто не видел. А потом ты приснился мне в кошмаре, играя на фортепиано и кашляя на клавиши кровью из-за своего чертового туберкулеза...
Как же непредсказуема эта грязная жизнь...
Как же порой хочется завершить твой сценарий, застрелившись к чертям собачьим. Однако...
- Бел, не совершай глупостей только, - говорит патлатый, кладя на мое плечо свою крепкую руку.
- Я выше всего этого. Принципы принца не дадут сделать таких глупостей.
- Ну и молодец. Отдай пистолет.
И я отдал.
Смотря в землю.
- Земноводное. Ну и как тебе там? А в аду? Не жарко?
И шипяше посмеявшись, я пну твою надгробную плиту, уходя в особняк, что бы жить дальше, не забывая прошлое.
...Значит все таки ты мне дорог...
