Болеутоляющее

      – Положь, откуда взял.       – Обойдёшься.       – На место поставь.       – Обойдёшься, кому говорю?       – Лави, ты…       Многоэтажные матерные конструкции, способные поразить воображение лингвиста-архитектора, не находят никакого отклика. Если не знать, о чем речь – можно представить бытовую перебранку. В принципе, перебранка действительно бытовая – подобные ситуации здесь в порядке вещей, но литературного запала это не умаляет. Вместо запятых, точек и прочих восклицательных знаков на куртку Лави летят брызги крови.       – Ты подохнешь, если будешь меня тащить.       Просто, лаконично, и ведь не поспоришь. Лави стискивает зубы и упрямо шагает вперёд. На спине полумёртвым грузом висит Юу, поминая его, Лави, гипотетическую родню незлым и пугающе тихим словом. Ему бы помолчать, если по-хорошему, но по-хорошему Юу не хочет категорически. Дыхание – не то свист, не то хрип, не разберёшь. Грудную клетку знатно разворотило, рёбрам сильно досталось, и благо, если не зацепило лёгкие. Юу мелко потряхивает – лихорадит его, ещё как лихорадит… Регенерация регенерацией, но не настолько уж она и быстро протекает, чтобы вовсе не обращать внимания на подобные мелочи жизни.       Убраться бы подальше от этого проклятого городка, да поскорее… Дьявол с ним, с Рунным камнем этим, не все аномалии из-за Чистой Силы происходят, эта – как раз из таких, и Чёрному Ордену здесь ловить нечего. И акума тоже, впрочем, но добрый десяток Вторых с впечатляющим подспорьем в окрестностях всё же ошивался – уж больно интересным был древний курган-могильник с этим чёртовым Рунным камнем и историческими светопреставлениями каждую ночь. Жаль, под пёстрой обёрткой ничего не оказалось. И пусть поголовье акума в этих местах изрядно поредело, но осталось их ещё достаточно, а Юу и правда очень серьёзно ранило, не рассчитал. Оставаться вблизи кургана нельзя – там людей немерено живёт, нужно хотя бы увести акума подальше, раз уж добить их сейчас возможности нет, но и медлить с перевязкой тоже никак, кто его знает, что с Юу может статься от такой кровопотери… Он ведь тоже человек, в конце концов, и отнюдь не такой двужильный, каким пытается казаться.       Лави сперва замедляет шаг, затем вовсе останавливается. Глушь полнейшая, опушка посреди неизвестности. Посреди Норвегии, если быть точным, но это, право, такая мелочь. Благо, дождей давно не было, что для этого времени года странно, и валежник сухой. Хоть не так холодно будет. Лави осторожно сгружает Юу на землю, опускается на колени рядом. Лицо экзорциста совсем бескровное – куда там привычной бледности, щеки цвета мокрого мела, разве что красным заляпаны. За маску сошло бы, только губы в кровь искусаны, чуть подрагивают, когда выдыхает хрипло, через силу, и глаза блестят лихорадочно, взгляд мечется – не уследишь.       Из сумки Лави, будто из волшебного ларца, совсем как в славянских сказках, которые он как-то поминал, извлекается самое необходимое – бинты, пузырёк какой-то с ядовито-зелёной жидкостью, пилюли. Юу сдавленно шипит сквозь зубы, когда Лави заливает рану содержимым пузырька – жжёт неимоверно, куда там яду акума, будто нервы выдирают… Лави и сам болезненно морщится – не понаслышке знает, каково это, сам едва не воет, ежели приходится эту дрянь использовать, но уж лучше так, чем истекать кровью. Умело накладывает повязки – сейчас бы только не навредить, то, что осколки рёбер не пробили ни кожу, ни лёгкие – уже огромная удача. Едва ли не силой заставляет проглотить болеутоляющие и гемоглобиновые пилюли. Татуировка и лотос – это, конечно, замечательно, но толку от них, если от боли дышать невозможно?       Юу вздыхает с едва заметным облегчением, когда Лави, наконец, позволяет ему просто лечь, положив голову ему на колени. То, что задание оказалось бесполезным, здорово раздражает, а уж недобитые акума и вовсе… Но Лави считает, что лучше вовремя отступить, чем бесславно сдохнуть, и, пожалуй, он в чем-то прав. Пусть даже в этот раз вышло не совсем вовремя. А акума их все равно найдут, и тогда… И тогда. Но не сейчас.       – Мы выберемся, – шепчет Лави, бездумно перебирая тяжёлые жёсткие пряди. – Обязательно выберемся, бывало и хуже…       Юу издаёт непередаваемый звук, который с большой натяжкой можно назвать фырканьем, и закрывает глаза. Осторожные прикосновения к волосам – только его прикосновения – не бесят, как обычно, а наоборот, успокаивают, и заглушают боль не хуже пилюль. Конечно, выберутся, другие варианты изначально не рассматривались…       – Ты только не вздумай помирать, Юу, – добавляя это, Лави почти улыбается – нервно, почти болезненно, но улыбается.       И Юу не может не улыбнуться в ответ.