Первое апреля

Общага колледжа, вечер субботы. Тихо, все в комнатах напиваются в предвкушении первоапрельского пати. - Поднимаем? – Фрэнк разошёлся не на шутку. - Пас, – Майки устало прихлебнул пива из банки. – Ну вас на хрен с такими ставками. - Я тоже пас, – Боб почесал задницу и повернулся ко мне. Я посмотрел в карты. Нет, они никуда не делись, хоть я уже и порядком выпил. Значит, мне не показалось. Шестёрка, семёрка, восьмёрка, девятка и десятка червей весело подмигивали, будто говоря: «Решайся, чувак!». - Поднимаю, – тут же раздались свист Боба, хмыканье Фрэнка и ободряющее похлопывание Майки по плечу. - Ты рискуешь, брат. В покере шутки плохи, – Майк ещё раз хлебнул пива, его глаза были уже совсем осоловелые, я сомневался, что он доживёт до окончания партии. - Иди ты, - беззлобно огрызнулся я. Я поглядел на Фрэнка, вперившегося в карты. О, это будет миг моего триумфа. Я уже представлял, как он будет отпираться, но потом мы всё-таки заставим его раздеться. И я смаковал этот момент в своей голове: вот он, красный от смущения, берёт гитару и топает в преподавательское крыло, чтобы исполнить гимн колледжа в прикиде ню. А мы бежим за ним, обстукивая по пути все комнаты, чтобы собрать народ. Чёрт, такое представление не должно остаться без публики. Это была наша ставка в сегодняшней игре. И я не мог проиграть! - Вскрываемся? – кажется, Фрэнки занервничал. - Двойка, - Майки скинул свои карты в центр кровати. - У меня две двойки, - промычал Боб, зевая. Пауза, дабы оттянуть момент. Вот он, миг блаженства! - Стрит-флэш! – я театрально сбросил карты на кровать, Боб присвистнул, типа: «Да ты крут, чувак!», а Майки снова похлопал меня по плечу и улыбнулся. Я уставился на Фрэнка, который всё так же пасся в своих картах и не поднимал глаз. - Давай уже, раздевайся. Ничего нового ты там не увидишь, - да-да, я жаждал начала шоу! Фрэнк сначала сидел с каменным лицом, но потом его чёртовы губы стали ме-е-едленно-медленно растягиваться в широкую такую преширокую лыбу, как у хренова Чеширского кота. Он поднял на меня глаза, горящие дьявольским огнём, и скинул карты в центр. - Роял-флэш, милый. Меня охватил ступор, и я опустил глаза вниз на карты. Туз, король, дама, валет и десятка пик. Бля-я-ять! - Ты попал, чувак! – Боб ржал как конь, а Майки, упившись почти в зюзю, хрюкал от смеха в подушку где-то рядом. Краска медленно отливала от лица, я аж чувствовал, как моя рожа становилась восково-белой, словно у мумии. - Давай уже, хватит падать в обмороки, Джи. Раздевайся и топай. Я даже дам тебе гитару, прикрыть срам, – Фрэнк издевался, как он издевался, гадёныш. Он ликовал! Твою мать… - Эмм... – нужно было использовать последний козырь. – Может, я лучше просто тебя поцелую, Фрэнки? – я сделал щенячьи глаза и губки бантиком, никто не мог устоять перед моим фирменным взглядом «ми-ми-ми». - Теряешь хватку, Джи, - этот гад только смеялся. – Кому нужны твои пьяные поцелуи? Они не стоят того кайфа, который я намерен получить от предстоящего шоу. Снимай штанишки! – и он со взглядом голодного вурдалака потянулся к ремню, видимо, чтобы помочь его расстегнуть. - Руки прочь от тела! - я занервничал. - Я сам справлюсь. Предатели! - простонал я обиженно. - Давай гитару, пусть ей выпадет великая честь прикрывать мои яйца. Фрэнк ржал, ребята хрюкали и тряслись, один я, блять, грустный клоун, не веселился. Мне выдали любимую гитару, и я скрылся в ванной, чтобы спокойно раздеться. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Никогда ещё я так не попадал. Стянул джинсы, майку, трусы и носки. Надел на шею гитару. - Охренеть! Аполлон современного рока готов взорвать колледж своим появлением, - скептически оценил я свой вид в зеркале и открыл дверь, являясь миру. Щёлк. Щёлк. Щёлк... - А-а-а-а, Боб, перестань фотать, мудак! - Ну уж нет, я сохраню этот вечер для потомков, герой. Ты просто нереально крут, Джи! – снова взрыв хохота. - Вы, хреновы предатели... водки мне! - решился я, наконец. - Я слишком трезв для подвигов. - О-о-о, Джерард дозрел! Фрэнки, забацай отвёртку, у тебя лучше всех получается. Боб с Фрэнком наводили пойло, а Майки наверняка уже мирно храпел, обнимаясь с подушкой. Святой человек, избавил меня от надобности стыдиться перед ним за своё поведение. Я влил в себя пол-литра предложенной адской смеси, больше просто было некуда. Ещё капля, и всё бы полезло наружу. Почти сразу в голову двинуло небесным молотом, не иначе, и разум отключился. «Нахрен, нахрен, я умываю руки» - сказал он на прощание, мерзко хихикая. Последовавший за этим треш я помню только урывками… Вот я пинаю дверь ногой и, начиная наигрывать какую-то ахинею на гитаре, иду по коридору. Эти мудаки, то есть, мои друзья, с гиканьем и гаканьем идут за мной, барабаня во все двери, и орут: «Наро-о-од, шоу начинается! Присоединяемся!» Гитара неприятно хлопает по яйцам, но я стойко терплю все лишения и иду к своей цели – преподавательскому крылу. Вот я стою в центре холла в преподавательском крыле, голый и прекрасный, и ору благим матом гимн колледжа: - Свобода, равенство и братство-о-о! - блямс-блямс-блямс, - жалобно вторит мне гитара. – И лучшие учителя-я-я, - треньк, треньк, - соглашается она, - Уберегут от тунеядства-а-а, - не унимаюсь я, - Мой колледж – Родина моя-я-я! – блямс, бамс, заключительные аккорды.* Я театрально ударяю по струнам в последний раз и дёргаю головой, как на рок-концерте. Секунды тишины... и толпа вокруг взрывается овациями, подбегают какие-то люди, пытаются отобрать гитару, но я не даю. Вот Боб, этот мудак, естественно, снимает мой триумф на телефон. Толпа девчонок, все пьяные, подбегают и подставляют грудь, чтобы я оставил автограф – да пожалуйста, хорошие! Обращайтесь. Вокруг гомон, свет, шум и, слава богу, ни одного препода. Суббота всё-таки. Меня куда-то увлекают вместе с остальной толпой, мы заваливаемся в чью-то комнату, тут тыц-тыц-тыц – орёт музыка, все танцуют и развлекаются. Кто-то суёт мне косяк с травой в губы, я затягиваюсь… Дальше события понеслись еще быстрее… Вот Фрэнк, у него в руках маркер. Мы ржем как кони. Я говорю с Бобом, не расставаясь с гитарой Фрэнка ни на секунду. Фрэнк что-то рисует на моей заднице, это приятно и щекотно одновременно. Вот мы дёргаемся в танце, оборачиваюсь и вижу вдалеке глаза Лин. О, любимая, и ты тут? Давай веселиться вместе с нами! Но она почему-то отворачивается и куда-то уходит. Мне суют в руки косяк, я выкуриваю его до конца… Темнота. *** Утро. Как же мне херово. Мне так херово, как никогда не было херово. Нифига не помню. Помню, как играли в покер… Вроде, я проиграл? И что потом? Я пытаюсь открыть хотя бы один глаз. Моя комната (слава тебе, Боже). Я поперёк кровати, голый (охренеть), рядом храпят Майки и Боб. Фрэнка нигде нет. Ладно. Всё не так плохо, как могло бы быть. Пытаюсь встать. Бля-я-ять. Лучше бы я этого не делал. Но срочно надо отлить, иначе мочевой взорвётся. Шатаясь, я достигаю туалета, и познаю, что значит рай и высшее блаженство. Смывая, в зеркале замечаю что-то чёрное на своей голой заднице. Что за чёрт?! Подхожу ближе к зеркалу, выворачиваю шею, чтобы понять, что это за хрень там. Сука! Мать его! Тру пальцами. Никак. Вообще не поддаётся. Я вылетаю из ванной, как ошпаренный кипятком и ору, что есть мочи. - Где этот сукин сын?! Я убью его! Где он?! – я уже почти выбежал из комнаты. - Джерард, придурок, оденься, – сонный Боб с закрытыми глазами кидает в меня джинсы. Занавес. *** Рисунок на заднице перманентным маркером. В районе крестца – череп с перекрещенными костями. Ниже, переходя с одной ягодицы на другую: Caution! Do not touch. Frank Iero’s Property (Осторожно! Не трогать! Имущество Фрэнка Айеро) __________ * сюда подставляем любой гимн любого колледжа или университета, что вам по душе.