Время

Эта вещь всё свете съедает - Птицу, дерево, зверя, цветок; В ржавчину лучшую сталь превращает, Камни огромные — в мелкий песок. Свергает царей, города низвергает в руины А горы и скалы становятся просто долиной. Загадка Голлума.*** Милосердное время стирает из памяти смертных лица, события и чувства. Душа их подобна зеленому лесу. Даже если и выгорает лес дотла от пожара — рано или поздно зарастают ожоги травой, потом кустами, и встают со временем на том месте опять высокие деревья. Но Вечноживущие обречены помнить каждую секунду прожитой жизни. Даже то, что хотелось бы забыть навсегда, выжечь каленым железом. Леголас, когда-то один из принцев Лихолесья, ныне же просто сын Трандуиля, сидит на крыльце своего дома. Там всего три ступеньки, и сидит он всегда на средней. Один. С того дня, как он покинул родину, прошло несколько тысячелетий. За это время случилось многое. К эльфам Валинора вести доходят редко - через видения или сны. Или же от тех, кто возвращается из Чертогов Мандоса. Знает Леголас, что не осталось теперь в Средиземье ни единого эльфа. Сын короля — последний из своей семьи, оставшийся в живых, ведь никто из его родных не захотел покинуть Палаты Ожидания, дабы продолжить свой путь в Благословенной Земле. Сотни лет, тысячи дней эльф садится на крыльцо, глядя на звезды под куполом неба. Леголас помнит, как вернулся после Войны Кольца в родной лес и с волнением вступил под своды дворца. Не успел он обменяться подобающими приветствиями с царём, а в Тронный зал уже ворвались, как ураган, его сестры, закружились вокруг них, и взор Трандуиля чуть смягчился при взгляде на дочерей — копии матери. Старшие братья сдержанно улыбались с порога. Конечно, Правитель был уже и так прекрасно осведомлен обо всех событиях, но ещё раз подробно расспросил. На просьбу отпустить часть эльфов с ним в Итилиэн ничего не ответил. На протяжении всего разговора он смотрел на сына с пристальным вниманием. - Оставьте нас с Леголасом наедине. - сказал он, наконец. - Я подумаю над твоей просьбой. Но сейчас хочу поговорить о другом. Ты изменился. Видимо, столь длительное общение со смертными не пошло тебе на пользу. Я чувствую, что младший из моих детей будет потерян вскоре и навсегда. Почему же? Трандуиль глянул на него так пристально, что Леголас с трудом подавил порыв отшатнуться, словно по лицу ему провели холодной рукой. - Что-то гнетет тебя. Тоска, которой не было раньше. Я слышу, как кричат чайки. Неужели это и есть тоска по Морю? Конечно, ведь твоя мать из Тэлери. Её кровь говорит в тебе. Но тень, что стоит за тобой, мне она знакома. - Трандуиль побледнел. - Это любовь смертного к эльфу. И смертный этот — мужчина. Ты связал себя обещанием, за которым темнота. Леголас склонил голову под испытующим взглядом. Кому пришло в голову назвать отца «Цветущей весной»? Его глаза — как тоскливая, беспросветная осенняя хмарь. - Это неслыханно. - прошептал правитель после долгого молчания. - Я могу узнать, кто этот человек? - Его зовут Гимли, сын Глоина. И это не человек. Посеревшее, исказившееся лицо царя было красноречивей тысячи слов. - Ах, вот как. - криво усмехаясь, процедил он сквозь зубы. Я слышал когда-то, что эти грязные животные не видят никакой разницы между мужчинами и женщинами, но никогда не думал, что мой сын будет удостоен столь сомнительной чести. - Да, он не такой, как мы. - тихо сказал Леголас — Но это не значит, что он — животное. Я видел, какого цвета кровь у эльфов, людей и гномов. У всех она одинаково красная. Так почему же мы считаем себя лучше, чем они? Отец и сын молча смотрели друг на друга, сдерживая не сказанные еще слова. Царь вздохнул. - Когда-то я видел лицо Владыки Тингола, когда Берен просил руки Лютиэнь. Разве мог я тогда представить, что мне суждена участь еще хуже, чем моему королю? Даже твоя мать никогда не приняла бы такого. А ты был и остался неосторожным мальчишкой, который не думает о последствиях. Уйди, прошу тебя, - простонал он, - дай мне побыть одному. - Я хочу поговорить с вами. Твердый голос правителя был слышен в каждом уголке большого зала, в котором собралось множество его подданных. - Мой сын хочет помочь новому королю людей. Если кто-то из вас решит отправиться с ним, я не против. Помните, что вы вольны будете вернуться, когда пожелаете. Война с Сауроном окончена и, хотя силы добра и одержали победу на этот раз, время эльфов в Средиземье подошло к концу. Отныне люди будут править всеми землями. Моей силы хватит, чтобы оградить этот лес от посторонних. Но те, кто останутся здесь, рано или поздно покинут этот мир. Когда-то Авари, ставшие Лесными эльфами, не захотели подчиниться призыву Валар. С тех пор прошло немало времени. У многих из вас есть родичи среди эльфов Ривенделла, Лориена и Митлонда. Возможно, вы захотите присоединиться к ним и навсегда покинуть Средиземье, пока путь на Запад ещё не закрыт. Подумайте над этим и примите решение. Я не вправе удерживать кого-либо в этом последнем королевстве эльфов. Сегодня мы собрались, чтобы отпраздновать победу и возвращение Леголаса. Давайте же забудем на время обо всех печалях. - С этими словами король удалился в свои покои. Через месяц эльфы отправились со своим временным правителем в дорогу до Гондора. Они были немало удивлены, что путешествовать придется вместе с гномами, но ни с той, ни с другой стороны возражений не последовало. Годы, незаметные для эльфов, шли своим чередом. Леголас, хоть и видел Арагорна или же Фарамира гораздо чаще, чем Гимли, никогда не забывал, какая радость вспыхивает в темных глазах при его появлении. Потому срывался с места, отправляясь в многодневную дорогу. Знал, как говорят гномы: «Путь не близок к другу плохому, хоть двор его рядом; а к доброму другу дорога пряма, хоть далек его двор.»* Каждый раз он удивлялся, как изменяется, разрастаясь, новое поселение за время его отсутствия. Страже у врат было приказано пропускать его в любое время дня и ночи, но появлялся эльф всегда вечером, а на следующее утро уже торопился в обратный путь. Гимли всегда отпускал его без лишних слов, и Леголас был ему за это благодарен. Один только раз, незадолго до отъезда эльфа в Митлонд, сын Глоина изменил этот устоявшийся ритуал. Прощались они всегда наверху лестницы, ведущей в покои правителя гномов. Но вместо обычного «Береги себя» на прощание, Гимли вдруг обнял его изо всех сил. - Я жду тебя. - сказал он глухо. - Не успеешь уехать, а я уже жду, когда ты вернешься. - Прости. - Да что ж ты... - гном силился улыбнуться, но звериная тоска в его глазах ужаснула Леголаса. - Разве ты у меня должен прощения просить? Сожми птицу в кулаке — и она погибнет. А разве эльфы — не вольные птицы? Разве не прилетают они, когда захотят? - Прости, прости меня. - шептал эльф. - Не надо. - улыбнулся ему Гимли. - Береги себя. Не потому ли Леголас ничего не сказал, отправляясь в Гавани вместе с теми, кто решил присоединиться к береговым эльфам? Наверное, втайне он надеялся, что по возвращении обнаружит гнома, который завел семью, народил детей. Но если так случится, достанет ли у него сил улыбаться, поздравляя друга? Море покорило его. До сих пор он не видел ничего более прекрасного, чем корабль под парусами. Тэлери были народом простым и веселым, а правитель их часто напоминал эльфу Митрандира. - Пожалуй, я слишком задержался у вас, Новэ. - сказал однажды Леголас. - Мне жаль, что ты оставляешь нас. И жаль, что ты не отчалишь вместе со всеми на последних кораблях. - вздохнул Кирдан. - Но ты многому научился, и мы будем ждать тебя на другой стороне Моря, одного или же с любыми спутниками. Даже самая быстрая лошадь не смогла бы домчать его до Белых гор раньше, чем за месяц. Он уже миновал переправу в Тарбаде. До Эред Нимрайс оставалось меньше двух недель. - Где же ты? - Услышав голос друга прямо у себя в голове, Леголас едва не слетел с лошади, чего с ним не случалось никогда. Он не предполагал, что возможна такая сила в передаче мыслей, всегда думая, что у него нет способностей к осанвэ. Эльф понимал, что это означает — слияние, единение душ, чересчур близкое для дружбы. Не оно ли помогло, когда, обнимая лежащего в беспамятстве гнома, Леголас искал и звал его в темноте. И нашел, и вернул. Потому и сказал безумное «До последнего вздоха». Если он не может быть рядом каждый день, пускай хотя бы его обещание остается с Гимли всегда. Эльф помнит лицо своего отца. В последний раз он видел его, когда приходил попрощаться со всеми. Правитель только глянул на него и отвернулся, не говоря ни слова. Ну что же, разве произнося гному слова обета, он не знал, что так и будет? Эльф помнит голос Гимли, когда тот впервые увидел построенный им корабль. - Слушай, друг, а ты уверен, что мы на этом куда-то приплывем? Леголас улыбнулся. - А что ты ожидал увидеть? Я ведь его один строил. К тому же, нам не придется путешествовать долго. Ветер попутный, а Прямой Путь начинается там, где скроется из глаз Средиземье. Крошечный кораблик уже отдалился от суши настолько, что кругом было только море. - Леголас, тебе не кажется, что мы как-то странно плывем? - Ты прав, Гимли. Больше похоже на то, что мы летим. Они схватились за руки, ища поддержки друг в друге, как испуганные дети, и вновь ощутили, как качается под ногами палуба. Темная полоса на горизонте постепенно приближалась, обретая форму. - Это Валинор? - спокойный голос гнома привел Леголаса в чувство. - Должно быть, Одинокий остров. Казалось, судно направляет чья-то невидимая рука. Ничего не оставалось, как покориться ветру и течению, увлекающим их вокруг острова. Белые башни — такие же, как и в Митлонде, были видны издалека. Но силы моря направляли их мимо, туда, где на горизонте с севера, запада и востока вставали Пелоры. «Наверное, чтобы направиться к Тол-Эрессеа, нужно повернуть из этого течения» - сообразил эльф. На белоснежном причале их встретили Митрандир и Кирдан, разительно схожие между собой, точно старший и младший братья, оба седовласые и длиннобородые, в белых одеждах. - Мы ждали вас. - Новэ приветствовал их так спокойно, словно десятки гномов ежедневно появлялись на пристани Эльдамара. - Мне дано поручение сопроводить этих безумцев на Совет. - усмехнулся тот, кого они знали, как Гэндальфа. Леголас помнит, как вдвоем вошли они в огромный зал без крыши, где четырнадцать тронов образовали правильный круг. Их сопровождающий остался на площади перед входом, пожелав им удачи. С замиранием сердца эльф увидел, как над тремя тронами серый туман сгустился, обращаясь в высокие прекраснолицые фигуры. Тот, кто находился в центре, встал. - Приветствую вас в Благословенном крае, дети Эру. - голос его оказался неожиданно мягким. - Я тот, кого называют Манвэ. Мы собрались не для того, чтобы судить. Должно нам решить вашу судьбу на время пребывания здесь. Вы заключили союз, подобного которому еще не было. И теперь, перед лицами тех, чьими именами вы скрепляли свой договор, я предлагаю вам отказаться от него. В любом случае вы останетесь здесь, как жители Валинора и вольны решать, к какому народу присоединиться и какое место для жилья избирать. На несколько минут воцарилась тишина. - О, повелители Арды, прошу у вас разрешения говорить. - сказал гном, и Леголас невольно улыбнулся. На его памяти друг лишь несколько раз объяснялся по эльфийски, хотя и владел языком хорошо. - Мы слушаем тебя, дитя Ауле. - Я приносил обет, как полагается. - эльф чувствовал, как дрожит рука друга, в которой он сжимал тонкое запястье, но речь Гимли звучала твердо. - Обещаний своих назад не возьму. Но Леголас, - голос гнома неожиданно прервался, он с трудом продолжил, - Леголас своей жизни бессмертной не пожалел, чтобы мою, короткую, лучше сделать. Он волен от слов своих отказаться. Гимли выпустил его руку и эльф увидел, что тот склонил голову, сжимая кулаки, готовясь не выказать отчаяния, услышав страшные для себя слова. Сын Трандуиля прислушался к себе. Он знал, что, возможно, придет час, когда он пожалеет о своей клятве. Готов ли он? Сможет ли? - Нет. - тихо сказал он, глядя в нестерпимо сияющие глаза Владыки Арды. - Что же, - Манвэ склонил голову. - Что скажете, Намо, Ауле? Вашими именами скреплен этот союз. Как рассудите вы? - Вижу я, что мое дитя со своего пути не свернет. - молвил один. - Но не стать смертному бессмертным, и быстро пролетят те годы, что проведут они вместе. - Души гномов собираю я в своих чертогах. - прошелестел бесстрастный голос. - Там ожидают они Конца Мира. Лишь после этого увидятся двое и получат возможность сразиться рядом в Последней Битве. - Хорошо. - величественные фигуры рассеялись в серый туман и исчезли. Леголас покосился на гнома. Тот улыбался. - Я рад, что ты не отпустил меня одного. - выдохнул эльф. - И я рад. Значит, вот они какие, Валар. Вот уж не думал, что еще при жизни доведется Создателя увидеть. - Гимли помолчал. - Ну и куда мы теперь? - А куда бы ты хотел? - Туда же, куда и ты. Леголас рассчитывал поселиться среди Береговых эльфов. Кирдан, по своей извечной привычке к жизни в отдалении от всех, поселился с остатками своих подданных на опустевшем к тому времени Тол-Эрессеа. Правитель Митлонда с неохотой покинул Средиземье, проводив на Запад всех родных и друзей, и множество знакомых и незнакомых эльфов. Многие из его народа захотели жить в Валиноре. Те же, кто остались, поселились на западном берегу острова. Но вначале Гимли с Леголасом отправились в путешествие к Элронду. «Нас там уже заждались» - сказал им Митрандир. Эльфы в Амане жили отдельными поселениями, между которыми иногда тянулись сотни лиг. Жилище Элронда располагалось в предгорьях северных Пелор. Чтобы добраться туда из Тириона, им понадобилось два месяца. Увидев издалека сияющие купола Серебряной Долины, Гимли заметил: - Точь-в-точь Ривенделл. - Вечером праздник устроим по поводу вашего приезда. - обещали им братья Элладан и Элрохир. - Но сейчас вы наверняка будете рады кое с кем увидеться. Идти было недалеко, Элронд сам проводил их к покоям в южном крыле дворца, где на скамье грелся на солнышке седой хоббит. - Сэм! - эльф и гном кинулись обнимать старого друга и едва не разорвали его на две части, поскольку каждый тянул к себе изо всех сил. - Ох, ребята, как же я рад, что еще успел вас повидать. - Сэм плакал от радости. - Господин Фродо вас на днях во сне видел, так и сказал, что скоро появитесь. - Фродо...жив? - растерянно спросил Гимли. - Где, где он? Оказалось, старый Хранитель был уже настолько дряхл, что с трудом поднимался на ноги. Но разум его был по-прежнему ясен. Он приветствовал друзей, лежа в постели. - А Бильбо? - спросил Леголас. - Дядя прожил здесь всего несколько лет. - грустно улыбнулся хоббит. - Он ушел спокойно — однажды уснул и не проснулся. Ну что ж, скоро и моя очередь настанет. - Ты так спокойно говоришь об этом, Фродо. - Не удивляйся, Леголас. Я многое узнал, пока жил с эльфами. - Останьтесь нашими гостями, Леголас и Гимли. - попросила их вечером красавица Келебриан. - Мы знаем, что вы торопитесь к Кирдану, но Хранителю доставит удовольствие, если друзья проведут с ним оставшееся время. - Спасибо за приглашение, госпожа. - поклонился гном. Они почти не расставались в последующие две недели. Однажды утром Фродо был обнаружен в глубоком обмороке. С трудом приведенный в чувство, старый хоббит слабо прошептал: - Ну вот и все, подошло мое время к концу. Прощайте, друзья мои, Леголас и Гимли, прощайте, Элронд и Гэндальф. А с Сэмом мы ещё увидимся на Другой стороне. Дыхание его слабело, пока не затихло навсегда. - Прощай, мой друг. - Элронд ласково погладил руку Фродо. - Мне будет не хватать тебя. Он вышел вместе с Митрандиром, не скрывая своих слез. Сэм неожиданно улыбнулся. - Идите, ребята. Я догоню вас. Хочу вот только хозяину кое-что сказать... наедине. Минуты проходили одна за другой, но хоббит не выходил. Леголас тихо приоткрыл дверь. - Гимли... - сказал он, чувствуя, что голос не повинуется. Сэм полулежал на краю постели, держа в ладонях руку Фродо. Он был мертв. Верный старый слуга не мог отпустить своего хозяина одного по Дороге Смерти. Стоя рядом с тремя могилами, Леголас так крепко сжимал плечо гнома, словно тот тоже мог исчезнуть в любую минуту. Друг был рядом, живой и здоровый, даже седина еще не коснулась рыжих волос, но с той поры страх всегда стоял у эльфа за спиной. Сейчас, как никогда ясно он понял, что когда-нибудь увидит, как Гимли умирает. - Глупый надеется смерти не встретить, коль битв избегает; но старость настанет — никто от нее не сыщет защиты.* Давай вернемся на Остров. - сын Глоина накрыл его руку своей. - Мы тебя заждались. - сразу же по возвращении заявил Кирион, капитан одного из кораблей. -У нас рулевой надумал на Большую Землю податься. Пойдешь в команду? У вас четыре дома на выбор, в каком поселитесь? Своим пристанищем гном захотел сделать самое дальнее и обособленное жилище. Леголас не возражал. По соседству были только Кирион с женой, да и то их жилья было даже не видно из-за вклинившегося куска огромного сада. Гимли долго ходил туда-сюда по большому дому. Эльф только улыбался, зная: «Прежде чем в дом войдешь, все входы ты осмотри, ты огляди, - ибо в этом жилище недругов нет ли.»* За долгие годы общения с гномами он выучил все их правила, что были порой сильней рассудка. На все вопросы друг отвечал отрывисто и нехотя, а под вечер и совсем замолчал. Он не стал ложиться спать, хотя была уже ночь. Леголас, вернувшийся от соседей, нашел его сидящим на краю постели. - Что с тобой? Сын Глоина покачал головой, не поднимая глаз. Эльф не торопил с ответом, зная, что гному иногда требуется время, чтобы в чем-то открыться. Он устроился на кровати, свернувшись, прислонился ухом к широкой спине, слушая, как бьется дорогое ему сердце. - Пойдем завтра со мной к Кирдану? - спросил Гимли. - Непривычны мы подарки принимать. - говорил гном правителю утром. - Трудами своими кормимся. Не могу я лентяйничать. Ежели ремесло моё здесь не требуется, другому выучусь. Скажи только, какое вам дело надобно. - Ты теперь один из нас. - отвечал ему Новэ. - И можешь избрать любую работу по душе. Но я хочу попросить, чтобы ты не бросал свое занятие. Леголас рассказывал, что ты мастер в ювелирном деле, а у нас уже давно нет такого. Даже в сокровищнице некому порядок навести, не то что в мастерской. Окажи честь, прими на себя эти заботы. Гимли просветлел лицом. На следующий день, первый из множества похожих между собой, оба вышли из дома, направляясь по тропинке на юг. У большого, поросшего мхом камня разошлись в разные стороны. Леголас — на пристань, Гимли — в поселок. Мастерская была неподалеку от Большого Дома, где немало эльфов собирались, занимаясь своими делами. Поначалу Леголас боялся, что не приживется гном среди чуждого ему народа. Рыба, рожденная в воде, гибнет на суше. И нельзя пересадить на другое место взрослое, сильное дерево. Видимо, у него плохо получалось скрывать свою тревогу. - Не смотри на меня так. - попросил его однажды друг. - Не надо. - Ты не жалеешь? - вырвалось у эльфа. - О чём ? - странная, мягкая улыбка засветилась в темных глазах. - С тобой ведь я, стало быть и жалеть не о чем. Всё у меня есть. Со временем тэлери привыкли к несловоохотливому мастеру, все чаще стали обращаться к нему с разными просьбами. Гимли пропадал в мастерской с раннего утра до позднего вечера. Он тоже свыкся с жизнью среди вольного народа. Гному пришлась по душе вся их неспешная и размеренная жизнь, где каждый занимался своим делом не за плату, не по обязанности, а ради удовольствия. Все чаще Леголас, заходя вечером в мастерскую, замечал на лице друга легкую улыбку и сам радовался этому. Теперь ему было не страшно оставлять Гимли одного, уходя в плавание на несколько дней к Зачарованным островам. Когда первые нити седины засеребрились на висках сына Глоина, эльф, разрываясь между морем и сушей, попытался чаще оставаться дома, отказываясь от длительных путешествий, бросая команду на другого рулевого. Но Гимли быстро всё понял и пресек его благое начинание. - Что ты со мной, как с дитём малым носишься! - сказал он с досадой. - Я до дому и один смогу дойти, не потеряюсь. По вечерам они часто ходили в Большой Дом, где собирались эльфы, слушая песни и сказания. Там можно было увидеть и гостей Новэ. Иногда появлялся Митрандир, он же Олорин, впрочем, не задерживаясь надолго. Кого только не увидел гном за все годы — многие из тех, о ком в Средиземье слагали легенды, были в дружбе с Владыкой Гаваней еще со времен Белерианда и даже с дней Великого переселения эльфов: Ингвэ и Ольвэ, Финголфин и Финрод, Галадриэль и Келеборн, Элронд с сыновьями. Внук Кирдана Эрейнион со своим отцом Фингоном появлялись чаще всех. Однажды Леголас увидел, как Гимли беседует с Келебримбором, единственным отпрыском Первого Дома, покинувшим Палаты Ожидания. Лица у обоих были сумрачными. Когда-то, будучи еще мальчишкой, охранявшим с сестрами южные границы леса, эльф бывал с ними во владениях Келебримбора. Солнечным лучом светился тогда правитель эльфов, звенел серебряной струной. И улыбался. Теперь же он выглядел так, словно перенес тяжкую болезнь. Рассказывали, что создатель колец власти живет отшельником в заброшенном ныне Форменосе и не прикасается к инструментам. Даже взгляд у него стал совсем другим. «Про Морию расспрашивал» - объяснил потом Гимли. По возвращении домой друзья почти каждый вечер допоздна засиживались на крыльце. Гном обычно садился на верхнюю ступеньку, а Леголас — на среднюю, прислоняясь к широкой груди спиной. Гимли обнимал его, а когда говорил что-нибудь, дыхание шевелило волосы у эльфа на виске. Они подолгу разговаривали, наслаждаясь бархатной темнотой ночи, осиянной звездами, звонкими голосами, доносящимися из леса и никогда не надоедающим обществом друг друга. Иногда спокойное течение беспечальных дней прерывалось. Леголас, приходя в мастерскую, заставал гнома не с работой в руках, а задумчиво и бесцельно смотрящим куда-то вдаль. Всегда рассудительно-немногословный, в такие вечера Гимли становился угрюмым и мрачным. Эльф ни разу не решился узнать, что его гнетет, о чем он думает. Боялся услышать правду, что снятся другу по ночам сородичи-гномы, их чертоги и песни, родные лица и голоса. Но ведь сам же он сказал «не жалею». А просыпаясь утром, Гимли обнимает его ещё крепче, чем ночью, порой так, что хрустят кости. И если каждое утро гном улыбается, глядя на него, разве это не значит, что не надо ничего спрашивать? Правда, приступы хандры стали посещать друга гораздо реже, когда в его жизнь ворвалась неугомонная девчонка. Кирион, иногда заглядывающий в мастерскую, чтобы заказать какую-нибудь драгоценность для жены, однажды пришел с весьма смущенным видом. Его дочь — единственный ребенок в поселении — с любопытством выглядывала, прячась за отца. Взрослый сын Кириона и Линдис давно жил в Валиноре с родичами-нолдор, и в малышке оба родителя души не чаяли. - Приветствую тебя, мастер. - Моё почтение.- отозвался Гимли. - Что так скоро? Линдис кольцо не понравилось? - С кольцом все в порядке. - улыбнулся капитан. - Но теперь дочь настаивает, что хочет научиться делать такие же красивые вещи, как те, что носит её мать. Гном поднял брови. Линдэль не исполнилось и десяти лет. - А не рано ей еще работой заниматься? Мала ведь. Кирион вздохнул. - Ты прав, мастер. Но мы не знаем, что делать. Ремесло у эльфов — дело добровольное. Если мы находим занятие по душе, то можем следовать ему всю жизнь. Прошу тебя, возьми девочку в ученицы. Если ты не согласишься, придется отправить её в Валинор, к брату. - Да ведь не полагается у нас девок-то учить. Что ж вы за народ такой, всё у вас по другому. Ладно бы еще мальчонка какой пришел. - Гимли растерянно окинул взглядом маленькую фигуру. - Иди сюда. Крошечная рука легла на непомерно широкие ладони. - Смотри, какие руки у меня некрасивые. Это от работы. Хочешь, чтобы у тебя такие стали? - У мамы тоже есть мозоли. - серьезно ответила Линдэль. - И у папы. И я хочу такие руки. - А песен много знаешь? - спросил гном, сдаваясь. - Да, мастер. - Ладно. - простонал Гимли. - Приходи завтра. - Как твоя ученица? - спросил Леголас через неделю, но друг только пожал плечами. Ответа на вопрос эльф дождался спустя несколько лет. Наблюдая однажды, как гном мастерит очередную интересную вещь, спросил — для кого? - Девчонке подарок решил сделать, пока она там на Большой земле гостит. - Значит понравилось тебе её учить? Гимли повертел в руках один из парных браслетов, на которых было подвешено множество серебряных колокольчиков. - У нас, чтобы ученик мастера превзошел, надо много лет работать. Да и то, считается, что это учителя заслуга. А неугомонная эта, она ведь меня обставит скоро. Даром что мала еще. - Как же обставит, у гномов ведь свои секреты есть, ты сам говорил, что открывать их никому нельзя. - Да рассказал я уже ей все секреты. Даже песен, которые за работой поются, и то не скрыл. Придется мне теперь на том свете ответ держать. Так ведь не продал же я их, добром отдал, в руки умелые да в голову умную. Коли неправ, пущай за всё сразу судят. Эльф только покачал головой, понимая, что друг его ради чужого народа сознательно нарушил один из гномьих законов, за что в Средиземье был бы приговорен к смерти своими же сородичами. Леголас помнит, как возвращался однажды их корабль с северных островов. Лишь в одном месте можно было повернуть из сильного течения, огибающего остров, чтобы попасть домой, а не уплыть к гавани Эльдамара. Опоздаешь — придется заново огибать весь Тол-Эрессеа. Неожиданно эльф почувствовал, как наливается свинцовой тяжестью руки. Тело было его, и голова — его, но думала голова чужие мысли, чужим голосом. « - Не жалею. - прошептал голос Гимли. - Прости меня, Леголас. Хотел бы я прожить с тобой рядом и тысячу, и десять тысяч лет. Да только путь мой к концу подошел...И так заждались меня в Палатах. Прости за все. Прости... Прос...ти...» Эльф ощутил, как без боли, без страха, остановилось в чужой груди сердце. Кровь гулко стучала у него в висках, глаза застилал багровый туман. С трудом дыша, Леголас оглянулся и Кирион, поймавший безумный взгляд, рванул рулевое колесо у него из рук. Тело друга, оплот и вместилище вечно неспокойного духа, стало теперь просто телом, лежащим на плите каменной гробницы. Леголас стоял возле него, последний из всех, кто хотел попрощаться с Гимли. Что ж, оба они знали, что этот день придет. Но закрывали глаза, позволяя себе жить сегодняшним днем, не думая о будущем. Всё позади. Сотня лет в Средиземье и две — в Валиноре. Что триста лет, что три дня — для вечноживущего едино. Для гнома же — целая жизнь. - Я тоже хотел бы прожить с тобой рядом и тысячу, и десять тысяч лет. Эльф осторожно провел Гимли по волосам. Когда-то огненные, они стали белоснежными. Но черты лица неуловимо изменились, словно смерть сняла с него налет прожитых лет. Это было лицо гордое и красивое странной и удивительной красотой, лицо неустрашимого воина и справедливого правителя, хотя друг при жизни не признавал себя ни тем, ни другим. - Прости меня. - выдохнул Леголас. - Я всегда забывал о времени. Я так много хотел тебе сказать — и молчал. Пожалуйста, даже если ты там, а я здесь... услышь, услышь меня. Ты всегда думал, что я был с тобой из жалости и довольствовался этим. И не узнал, как нужна мне была твоя безжалостная любовь, твоя жестокая нежность; как я уважал тебя и восхищался тобой. Как рад я был возвращаться домой и знать, что ты ждешь. Мне жаль, что я принес тебе больше страданий, чем счастья. Но я буду помнить свои обещания. Леголас снял с пальца Гимли простое золотое кольцо. По обычаям гномов, тот из супругов, кто переживал другого, носил два кольца вместе. Он поцеловал холодную руку, потом приложил её к своей щеке. Глубокое, болезненное чувство потери заполняло эльфа целиком, оседая комком в горле. Повинуясь безотчетному желанию, он вырвал у себя один волос, намотав его на палец, хранящий след от снятого украшения, коим так дорожил Гимли. В тот же день, не дожидаясь, когда гробницу наглухо закроет тяжелая каменная плита, Леголас попросил Кириона о переправе в Валинор. Его странствия по землям Благословенного Края растянулись на несколько веков. Но однажды он понял, что дом, хоть и наполовину опустевший, зовет к себе. И сын Трандуиля вернулся туда, где он был счастлив. -Мы ждали тебя. - услышал он в конце долгого пути. Море не забывает ничего. Всё, от судьбы крошечной рыбешки до пенных следов огромных кораблей хранит оно в своих бесконечных глубинах. В чем-то эльфы похожи на море. Воспоминания окружают их со всех сторон, такие яркие, такие живые. Вот — улыбка отца, вот — песни матери, смех братьев, объятия сестер. Они всегда рядом с ним. Они там — все вместе. А он один сидит на крыльце. Всегда на средней ступеньке, верхняя — место гнома. Чистый, высокий голос звенит неподалеку в лесу. Линдэль, давно уже переселившаяся в дом неподалеку от мастерской, идет зачем-то к родителям. Тонкий звон браслетов сливается со словами её песни. Есть такие дороги — назад не ведут. На чужом берегу я прилив стерегу. Паруса обманув, ветер стих навсегда, Плоским зеркалом стала морская вода. Обернуться бы лентой в чужих волосах, Плыть к тебе до рассвета, не ведая страх.** «Шелком в руки родные опуститься легко, - шепчет Леголас. - Вспоминай моё имя, прикасайся рукой». Он скучает по сильным рукам, которые были такими обманчиво неуклюжими с виду, но создавали вещи изумительной красоты. Скучает по мягкости в низком голосе, которая всегда отдавалась внутри легкой дрожью, по теплоте и тяжести большого тела, по всегдашней усмешке в темных глазах. Друга нет уже несколько тысячелетий. Многое напоминает о нем. А больше всего то, как Линдэль прикусывает губу и хмурится за работой. Не схожи её голубые глаза с глазами Гимли, но та же радость светится в них при его появлении, и Леголас отводит взгляд. Она ничего не говорит. Она всё знает. Любовь смертного не запятнала, не унизила, не оскорбила эльфа. Но выжгла душу, и не вырастет лес на пепелище. Выжгла — и осталась глубоко внутри крошечным огоньком свечи. Сотни лет, тысячи дней Леголас садится на крыльцо, глядя на звезды под куполом неба. -Я помню. - повторяет он каждый раз. - Ты всегда рядом. Я помню о тебе. * - "Старшая Эдда" - "Речи Высокого" ** - Гр. "Мельница" - "Лента в волосах" *** - Загадка в переводе И. Тогоевой