Простая сказка

Люциус вытянулся на кровати и глубоко вздохнул. Какое же удовольствие – спать в одиночестве! Никто не сопит, не вздрагивает, не наваливается и не прижимается всем телом. Что за привычки, можно подумать, в спальне не топят или кровать недостаточно широка. Он закрыл глаза. Вскоре сумрачная спальня размягчилась, оплыла, словно горящая на столе свеча. Подкралась дрёма, взяла Люциуса под своё мягкое крыло… И вдруг проросла сухими острыми шипами. Они были повсюду – лишь впереди голубел просвет. Люциус бросился к нему, оставляя на шипах клочки одежды, и вывалился во двор замшелого замка. За спиной с хрустом сомкнулись терновые ветви. - Ну вот, полдела сделано, - прошелестел кто-то – словно речной песок пересыпал. – Теперь иди внутрь. Люциус оглянулся, но никого не увидел. - Зачем? - спросил он в пустоту. - Затем, что я так сказал. - Пф! - Затем, что больше всё равно некуда. Это было резонно. …В замке обнаружилась пыль, мышиные следы и единственная обитательница, крепко («Непробудно!» - подсказал голос) спящая. Её можно было бы назвать красивой, если бы не лёгкая небритость. Но особенно интриговали торчащие из-под платья разношенные кеды. - Целуй! – велел невидимка. - Кого? - Ну не меня же! Его. Принцессу, в смысле. Люциус склонился над «принцессой», кончиком пальца тронул потускневшие очки и констатировал: - Она пыльная. - Так отряхни и поцелуй. - Да зачем? - Чтобы разбудить и взять замуж, - почему-то прозвучало это почти вопросительно. – Получить замок в наследство, я не знаю… Люциус отвлёкся от вырисовывания на стёклышках герба Малфоев. - А виноградники тут есть? Поля? Конюшни? - Э-э… Он уже выторговал у голоса псарню и пруд с карпами, когда реальность вдруг выцвела, словно старый гобелен, и разорвалась с оглушительным треском. Это в камине обрушилось прогоревшее полено. Люциус пробормотал «Приснится же!» и перевернулся на другой бок. …Факелы чадили нещадно, но пахли почему-то свечным воском. Хрустальный гроб в их свете смотрелся эффектно, ничего не скажешь. Приглядевшись, Люциус раскланялся и светски заметил: - Однако, для покойницы вы на удивление мобильны. - Это не покойница, - отозвался голос. – Это принцесса. Белая, как снег, красная, как кровь, во! Люциус посмотрел на чинно сложенные руки – крупные, смуглые, со сбитыми от постоянных тренировок костяшками. - Зато волосы чёрные, как смоль, - смутился голос. - Тут я согласен. - А раз согласен – целуй! - С трупами не целуюсь. - Да не труп это! – сыпуче рявкнул голос. – Просто кусок отравленного яблока в горле застрял. - А я всегда говорил: нечего тянуть в рот что ни попадя, - удовлетворённо сказал Люциус. – И вот результат. - Король в качестве тестя. Полкоролевства в придачу. - И рецепт яда, у меня один друг их коллекционирует. - Замётано. Крышка не поддавалась. Подцепить скользкий хрусталь снизу не получалось, сдвинуть – тоже. Зато «принцесса» начала улыбаться во сне. Люциус скривился. - Недоработка у вас, - объявил он ближайшему факелу. – Что прикажете делать? - Импровизируй! Легко сказать. Он огляделся, без особой надежды, задумчиво потёр ладони. На пальце сверкнул перстень – платина, средней величины бриллиант. Усмехнувшись, Люциус стянул его, приложил гранью к стеклу. И это сработало бы, если б не мерзкий скрежещущий звук… …с которым билась в окно ветка платана. Люциус сел на кровати. Внезапно схожие по сюжету сны – что бы это значило? Ни до чего не додумавшись, он глотнул из стакана, который всегда ставил на ночь, и снова лёг. Вода была тёплой и почему-то слегка отдавала тиной. Люциус почти не удивился, оказавшись на болотной кочке. - Так-так. – Он оглядел заросшую ряской топь. – А тут что в приданое предложите? - Да всё то же, - буркнул голос. – Только руку протяни. Протягивай, не бойся. Люциус послушался, и под гнусное песчаное хихиканье на его ладонь запрыгнул мокрый лягушонок цвета Авады. – Это ещё что?! - Принцесса, конечно. Отец-король, полкоролевства, все дела. Люциус поднёс лягушонка к глазам. Тот осмелел: приподнялся и, раздувая полупрозрачный горловой мешочек, тихонько заквакал. - Кое в чём вы ошиблись, - заметил Люциус. – Это совершенно точно не принцесса. Принцессы не квакают. - Ну, принц. Тебе-то особой разницы нет, - съехидничал голос. - В отношении пола, допустим, нет, но с земноводными целоваться в любом случае не буду. Это негигиенично как минимум. Лягушонок оборвал призывное кваканье и ринулся обратно в болото, но Люциус успел поймать его за лапку. - А может, и буду, - пробормотал он, наблюдая, как лягушонок барахтается, пытаясь то ли высвободиться, то ли отвернуться. – Гордый, да? В ответ тот вздёрнул головёнку и отчеканил: - Ah, du lieber Augustin, Augustin, Augustin! «Когда же я выкину эти мордредовы часы?» - вяло думал Люциус, прислушиваясь к музыкальному бою в гостиной. Наконец «Августин» отпел свой концерт. Четыре утра. Засыпать было страшновато, но вставать – рано. Люциус перевернул подушку прохладной стороной и задремал, нервно вздрагивая. Залитая солнцем полянка радовала глаз: молодая весенняя трава, пламенеющая роза размером с кочан и тварь, похожая на всех хищников сразу. С минуту Люциус разглядывал композицию, а потом заявил: - Согласен на лягушку. - Поздно, - прошуршал голос. – Целуй что есть. Тварь при этих словах уставилась на Люциуса глазами цвета давешнего лягушонка. Всеми четырьмя. - А… Это тоже заколдованный принц? - Да нет, никакой он не принц. Обычный. - В таком случае не думаю, что есть смысл… Тварь вальяжно подтекла к нему и, ткнувшись в колени чёрной косматой башкой, принялась тереться. - А других вариантов не предусмотрено? - Люциус изо всех сил пытался удержаться на ногах. – Без поцелуев? - Ну, если ты согласен полюбить его искренне, горячо и прямо сейчас… Люциус понаблюдал, как мощные когтистые лапы мнут дёрн, вырывая целые куски, и решил, что не хочет торопить развитие отношений. И всё же он предпринял последнюю попытку: - Но ему и так неплохо. - Это только кажется, - опечалился голос. – На самом деле без тебя он умрёт. Издохнет в судорогах, в корчах, изойдёт слезами, чёрной желчью, кровавым по… - Хватит! Люциус посмотрел на тварь. Та замерла, прижавшись к нему бугристым, словно расколотым надвое, лбом. Львиные хвосты робко мели кисточками по взрытой земле. Чудище, конечно. Но это его чудище, и никак нельзя допустить, чтобы оно погибло. Люциус протянул руку и осторожно погладил тварь – там, где к шипастой спине примыкали драконьи крылья. Тварь утробно, с подвыванием заурчала. На ощупь она была тёплая, кожистая, какая-то удивительно знакомая. Пока голос рассуждал о символике сорванного алого цветка, тварь подняла морду и нежно оскалилась. Оценив двойной ряд клыков, Люциус задержал дыхание, но пахло от неё вполне приятно: бергамотом, травами и чем-то хвойным. Как от подушки, в которую он, перекатившись на чужую половину кровати, уткнулся носом. Люциус выругался, скинул подушку на пол и пошёл пить кофе. Хватит на сегодня снов. День получился шумный и суматошный, а может, так казалось из-за недосыпания. Люциус безумно устал, но не хотел ложиться рано, и потому сел за секретер в спальне – писать письмо. Там и заснул. …Комнаты, в которых совершаются казни, не должны быть такими… никакими. Серые стены, бетонный пол, высокий потолок, до которого не долетят крики. И пахло там тоже никак – серым бетоном. Люциус навсегда запомнил этот сухой пыльный запах. А ещё он помнил, что вот-вот должно прийти решение о пересмотре дела, которое остановит казнь, но откуда-то знал, что оно опоздает. Мир выцвел, стены покрылись изморозью. Он не мог сдвинуться с места, наблюдая, как сверху планирует дементор. Рядом кто-то звал, тянул за руку, но Люциус стоял неподвижно, ощущая, как его высасывают, словно устрицу из раковины. Вдруг его резко дёрнули, повернули и запечатали губы чем-то мягким и горячим. Люциус не сразу понял, что это поцелуй – нежный, отчаянный. Настоящий. Он приоткрыл рот, впуская чужое тепло, и оно расходилось по телу, захлёстывало, словно набирающий силу прилив. И уже можно было обнять в ответ, привычно погладить по тощей спине, шее, запустить пальцы в жёсткие волосы. Обманутый дементор с воем нарезал круги по камере.Вот он взвыл особенно пронзительно и выдал: - Твою мать! Люциус открыл глаза. Проморгавшись, он понял, что Поттер исполнил свой коронный номер: на выходе из ванной споткнулся о сброшенные кеды и врезался в тумбочку. - Привет! – тот радостно улыбнулся. – Извини, что разбудил. Надеюсь, не испортил хороший сон? Люциус смотрел на него. На ушибленную, по-журавлиному поджатую ногу, сползающее с бёдер полотенце. На запотевшие очки, за которыми, в сами-знаете-какого-цвета глазах плясали принцессы, лягушата и твари с алыми цветами в зубах. - Что это было? Зелье? Поттер, надо отдать ему должное, всегда безошибочно определял, что шутки кончились. - Да нет, просто договорился с Песочником. Надо, кстати, узнать, чего он там вдувает со своим песком для таких снов. Хотя в отделе он по другому делу проходил. Ну, я и подумал – забавно будет, сказки эти так подходят. Вечно же у тебя поцелуи клянчу, а ты меня только когда мы… Ты же не обиделся? Люциус молча раздевался. - Нет, правда. – Поттер забеспокоился. - Люциус! Это же просто розыгрыш. - Дементор был лишним. - Какой ещё дементор? Не было там никакого дементора! Сказки только! Там что, был дементор? Люциус аккуратно застёгнул пуговицы на пижамной куртке. - Я его убью, - пообещал Поттер. – Переплавлю в стеклянного человечка и поставлю в сортире аврората. Да как он додумался?.. - Это не он, - нехотя буркнул Люциус. – Думаю, это мой собственный сон. Погаси свет. Они забрались под одеяло. Обычно после суточного дежурства Поттер моментально засыпал, но в этот раз просто лежал на своей половине и даже не пытался лезть с объятиями. Расстояние между ними ощущалось физически. Люциус вздохнул, перекатился ближе и нашарил Поттера сам. - Если уж тебе непременно нужны поцелуи, просто попроси. Тут Поттер мог бы ответить, что просил, и не раз, но, к счастью, он был слишком занят. Люциус запомнил этот способ на будущее: целоваться неторопливо и долго, слизывая с губ мятный вкус зубной пасты и горьковатый – сигарет, которые Поттер, зная его чувствительность к запахам, выкуривал тайком. Гладить влажную после душа кожу, ощущая, как уходит напряжение, как тело наливается сонной тяжестью и становится очень удобно лежать в обнимку. Когда разомлевший от поцелуев Поттер мерно засопел, Люциус решил не отодвигаться на свою половину кровати. В конце концов тот никогда не распрашивал о его страшных снах. Зато с ролью патронуса, как оказалось, вполне справлялся. Fin.