Сон из прошлого

Сны раздумий небывалых Стерегут мой день. Вот видений запоздалых Пламенная тень. Все лучи моей свободы Заалели там. Здесь снега и непогоды Окружили храм. Все виденья так мгновенны - Буду ль верить им? Но Владычицей вселенной, Красотой неизреченной, Я, случайный, бедный, тленный, Может быть, любим. Дни свиданий, дни раздумий Стерегут в тиши... Ждать ли пламенных безумий Молодой души? Иль, застывши в снежном храме Не открыв лица, Встретить брачными дарами Вестников конца?

Под потолком порхали, переплетались, сталкивались узкие хлёсткие порывы ветра, свободно влетающие в распахнутое окно. Смешиваясь по углам в мягкие вихри, они цеплялись за узорчатые плинтуса, скользили по стене вниз и разбивались о паркет на полу. Ловя в свои объятия всё новые порывы, трепали прозрачно-голубые занавески, ткань которых поднималась почти до потолка, а затем, словно облако, с едва слышным шелестом опадала обратно, открывая взору великолепную картину на потолке. Солнечная, светлая, наполненная безграничной любовью создателя, она сразу притягивала к себе восхищенные взгляды. Но на Мишеля, лежащего на полу в центре комнаты, она не производила ни малейшего впечатления… Это была его старая работа, мечта ещё не потерявшего веру юноши, который с безграничным терпением прорисовывал каждый блик на пушистых облаках, каждую морщинку в уголках лучистых глаз апостолов, каждое перо на крыльях маленьких ангелов. Теперь же он лишний раз не поднимал на неё взгляд, рассеянно блуждающий по комнате. В груди неприятно царапали осколки мечты, к которой он, словно мазохист, возвращался сюда снова и снова. Вампир согнул одну руку в локте, касаясь кончиками острых ногтей выпирающей ключицы, а вторую откинул чуть вбок, наблюдая за переливами жемчужно-серой волны ткани, которая появилась от его движения. Во взгляде Мишеля застыла отрешенность от происходящего, пугающая своей чёрной бездонностью. Он, словно старые механические часы, существовал по инерции, ожидая, когда его завод подойдет к концу. Но проходили века, а Мишель всё также не нуждался во сне и в отдыхе, не ощущал потребности в общении и привязанностях. По сути, ему для жизни необходимы были лишь кровь да отсутствие солнца, однако… Иногда, будто под воздействием старых рефлексов, он закрывал глаза и проваливался куда-то в темноту, отпуская своё сознание, надеясь окунуться в эфемерную ткань сновидений, желая вновь почувствовать за спиной присутствие Морфея. Вот только… Вампирам не снятся сны. И он вспоминал это, когда с неуловимой дрожью во всем теле распахивал от ужаса глаза, обхватывал ледяными ладонями голову, яростно крушил вокруг мебель, словно стремясь выцарапать из себя всплывающие в голове образы. Проклиная само своё существо, он обдирал нежную кожу рук об осколки стекла, рассыпавшегося по комнате, но раз за разом раны мгновенно затягивались, вызывая во взгляде Мишеля лишь ненависть по этому поводу. Вампирам не снятся сны – к ним возвращаются воспоминания. Ему казалось, что его человеческая жизнь давно похоронена под прессом прошедших лет и стерта из памяти, однако то, что раньше он принимал за исторические события, сопровождающие его исследования, со временем превратилось в личные воспоминания; блеклые когда-то, сейчас они были ярче ночного прожектора. Влетающие с ветром в комнату снежинки уже давно не таяли, оседая на предметах белоснежной паутиной. Растирая колкие льдинки между пальцев, Мишель откинулся на спину и вновь скользнул взглядом по потолку. Прозрачно-серебристая завеса из снежинок, словно закалённое стекло или сталь, разделяла его и картину. Только сегодня его мечта не причиняла ему боль, ведь на фоне безмятежных ангелов он видел длинные светлые локоны, испачканные в крови, капли которой рубиновыми брызгами сверкали на гладком белом мраморе пола в холле его дома. Он знал, что этого не может быть наяву, но всё видел и слышал так, словно это происходило прямо сейчас, а не столетия назад… Длинные уши спаниеля забавно захлопали по воздуху, когда он на всей скорости кинулся к любимому хозяину… Влажный шершавый язык за минуту успел вылизать его с ног до головы, а цепкие ручки мальчика прошлись по мягкой шерсти, лаская друга… Внезапно, его подхватывают сильные руки, подбрасывая вверх… - Тише, малыш… - Голос незнакомца ему не нравится. - Кто вы? – Он вцепился в грубую ткань куртки, боясь упасть. – Отпустите! – Собака зарычала, реагируя на страх хозяина. Яростно вцепившись зубами в ногу мужчины, Шер добился того, что от боли и неожиданности незнакомец выпустил из рук маленького Мишеля, и тот со всех ног бросился к дому. - Мама! – звонко крикнул малыш. Шер задержал мужчину ровно на столько, чтобы мальчику удалось скрыться в доме, захлопывая за собой грубую дверь подсобного помещения. Он пробежал вперед по деревянному полу в кухне, ускользнул в узкий коридор, скрытый гобеленом и выскочил из-за угла в холле - ровно в тот момент, чтобы увидеть… Длинные светлые локоны его мамы рассыпались по полу за колонной, а ручейки крови черной краской растекались вокруг. Мужчины над её телом умолкли, в шоке оглядывая мальчика, который в оцепенении смотрел на мертвую женщину. Шаг…ещё один… он не верил… - Мама! – отчаянный крик того, кто пытается докричаться до улетевшей ввысь души… Этот крик звучал у него в голове, эхом разлетался по комнате, становясь то невыносимо громким, то едва слышным. Он был слишком маленьким, чтобы отомстить тем людям, что убили его мать. Однако позже, став вампиром, он жестоко поквитался с их потомками. Тогда в его сердце не было жалости, сострадания, чувства, что он мстит невинным. Не возникли они и теперь, потому что ни тогда, ни сейчас он не верил в их невиновность. Клеймо убийц остаётся на всём роде, не тускнеет даже спустя десятилетия. Смыв его кровью, он в какой-то мере даже помог семьям этих мужчин - избавил от проклятья. Впрочем, он не питал иллюзий и на свой счет, гадая, какого оттенка черного его собственная душа. - Мишель? – Дверь скрипнула, немного приоткрываясь, и в светлом прямоугольнике явственно очертилась маленькая фигура мальчика. - Кен… - с усилием выдохнул вампир, слизывая кровь с нижней губы. – Малыш, ты почему ещё не спишь? - Ева сегодня рано ушла… Она недосказала мне сказку… - Он потёр кулачками глаза, переминаясь с ноги на ногу от разгулявшегося по полу сквозняка. - Ребёнок, - вампир улыбнулся одними уголками губ, в одно мгновение подхватывая на руки сонного малыша. - Ре-бё-нок, - тут же повторил Кен, пробуя слово на вкус. Он доверчиво обхватил вампира за шею, прижимаясь щекой к его плечу. – Ма-лыш… - Несносный, - посмеиваясь, подкинул ему слово потруднее Мишель, направляясь к детской. Лампы за его спиной, словно по волшебству, немедленно гасли, погружая коридор в пепельный полумрак. - Нес-ос-ный… - зевнул Кен, упрямо повторяющий незнакомые слова. - Молодец, завтра продолжим, - вампир улыбнулся, укладывая его в кроватку. – Какую сказку Ева тебе не дочитала?... Спустя десять минут он с доброй насмешкой оглядывал Кена, упрямо вцепившегося во сне в новую книжку, подаренную ему вчера Евой. Какое упорство… Все вещи, лично отданные малышу женщиной, мгновенно становились самыми любимыми. Видимо, даже то, что она резко очерчивала границу между ним и собой, с самого его младенчества, ребёнка не пугало. Даже напротив, давало силы на то, чтобы стремиться пробить брешь в этой отчужденности. Мишель покачал головой, заметив на пороге детской Еву. Она слишком предсказуема. Плотнее укутываясь в теплую шаль, она опустилась на колени рядом с кроваткой, аккуратно поправляя одеяло. Вся её поза буквально кричала о том, как ей больно и как тяжело чувствовать изо дня в день вину, становящуюся всё больше. - Он вырастет, и станет легче… - уговаривая себя, шепнула женщина, заправляя за ухо короткий локон обрезанных до плеч волос. - Верный ли ты выбрала выход, Ева? – Мишель слегка пожал плечами, направляясь к двери. Он положил руку на косяк и, не оборачиваясь, медленно оборонил в тишину: - Моя мама безумно меня любила. Я её обожал. Но жизнь распорядилась так, что она была со мной лишь пять лет. И их я не променял бы ни на что… Я отдал бы всё – прожитые века, бесчисленные знания, талант художника, душу - за то, чтобы она не оставляла меня так рано. И ты подумай, Ева, нужна ли Кену эта жизнь без тебя? Без матери? Не дожидаясь ответа, вампир буквально растворился в воздухе, оставляя вместо себя горсть белых лепестков, напомнивших о нежной чистой душе ребенка, который нуждается в любви и ласке. Ева просидела несколько часов возле кровати сына, бессознательно вычерчивая пальцами на покрывале разные линии. Мишель, как всегда, был прав, но… Она хотела своему сыну счастья и верила, что если вырвет у судьбы для него целую жизнь, он простит её, поняв, что вся его жизнь – это её безграничная любовь.