Цена желания - смерть

Себастиан закрыл книгу, бездумно, по привычке опуская ладонь на твердую обложку и тихонько барабаня по ней пальцами. Это было его маленьким ритуалом, значившим, что очередная книга из неизвестного, неясного набора образов обрела форму, которая сейчас медленно оседала у него в голове. Себастиан снял очки, устало моргая и щурясь на заходящее солнце, разделяющее старый деревянный пол на полосы, от которых поднимались заметные лишь на свету мириады пылинок. Булгаков был одним из тех писателей, чье творчество оставляло что-то вроде раны где-то глубоко внутри него. Каждый роман, рассказ был до болезненного прекрасен, и чтобы начать новый, нужно было дождаться, пока заживет след от старого, пока свежая рана превратится в рубец, который уже никуда не денется и будет зудеть время от времени в особенно холодные вечера. Себастиан потянулся, позволяя последним словам романа вновь вспыхнуть у него в голове, и надел очки обратно, чтобы подойти к шкафу и бережно поставить книгу на место. Эта домашняя библиотека была его маленькой гордостью и большой любовью. Пожалуй, это было единственное место в небольшой квартирке, где царила идеальная чистота. Пыль могла танцевать причудливые хороводы в воздухе, ложиться на пол тонким слоем, который так легко было разрушить, лишь проведя по поверхности пальцем. Но книги для Смайта были чем-то священным, необычайно важным, уважаемым, поэтому любой томик с полок, каким бы потрепанным, зачитанным он ни был, не содержал в себе ни пылинки. Он окинул взглядом шкаф, чувствуя, как в душе тяжелым камнем повисает досада, появлявшаяся всякий раз, стоило ему осознать, что здесь у него нет и миллионной части того, чего бы ему хотелось прочитать. Здесь лишь песчинка из той огромной пустыни человеческой мудрости, что за столетия была собрана, записана, передана, переведена, и если ему удастся зачерпнуть хотя бы горсть, то он будет считаться счастливчиком. Но как собрать эту горсть? Одной только русской литературе у него отведены три полки, где один только Достоевский, кажется, смотрит на него с укором, молча попрекая за то, что он все еще не поднялся на цыпочки, не протянул руку, не снял с полки, не прочитал название, не подумал, что впереди его ждет несколько потрясающих часов. В мире столько книг, а жизнь так коротка! Себастиан любовно погладил по корешку едва вернувшуюся на свое место книгу в бордовой обложке и задумался. Помнится, один из его школьных учителей всегда кривился, когда речь заходила о «Мастере и Маргарите». Несколько лет назад Смайт спросил его об этом, и тот снисходительно посмотрел на него: - Если верить Булгакову, зло заключается в людях, а не в дьяволе. Это же, мой мальчик, совершенный нонсенс. Себастиан вежливо промолчал, даже не слушая, как мужчина пускается в пространные рассуждения о добре и зле, Боге и Дьяволе и прочих вещах, о которых он, кажется, не имел ни малейшего понятия. Вечером того же дня Смайт зашел в книжный магазин и купил себе «Мастера и Маргариту», благодарный своему бывшему учителю лишь за то, что тот распалил в нем любопытство, хотя пытался погасить его. Зло не дьявол, а люди. Может… Себастиан покачал головой, пытаясь отогнать совершенно безумную мысль, вспыхнувшую у него в голове. Это невозможно. Кажется, ему пора заканчивать читать фантастику и переходить на что-то более реальное, о чем он будет думать без какого-то глупого суеверного страха, позволяя мыслям сформироваться в четкую идею или смелое желание. Себастиан еще раз потряс головой, но слова уже кружились у него в мозгу, против его воли закручиваясь пугающе-притягивающим вихрем и заставляя гадать, сможет ли он обратиться к дьяволу за помощью. Отголоски мысли эхом звучали в мозгу, с глухим стуком ударяясь друг от друга, не торопясь выбираться наружу или растворяться в пространстве, чтобы не успеть соединиться в цельное предложение еще раз. Себастиан судорожно повернулся, словно боясь, что кто-то сможет его услышать. Он глубоко вздохнул и потер пальцами переносицу. Нет, это просто безумие. Он не сможет вызвать Сатану, тот не станет ему помогать, потому что… - Может быть, ты позволишь мне решать, стану я помогать тебе или нет? – лениво протянул кто-то за его спиной. Себастиан замер, все еще с силой сжимая пальцами переносицу. Она начинала болеть, но он не обращал на это внимания, отказываясь верить своим ушам. Медленно, осторожно, где-то в глубине души надеясь, что ему послышалось, показалось, он повернул голову, все еще держась одной рукой за полку, словно только это могло удержать его в реальности. Нет, ему определенно не почудилось. У окна, подпирая бедром пыльный подоконник, стоял парень в черной рубашке и джинсах. Он бы ничем не отличался от обычного человека, если бы не его глаза – светло-серые и холодные-холодные, казалось, пронзающие насквозь, смотрящие в самую душу и даже глубже, читающие все самые страшные секреты и тайные мысли. Себастиан невольно поежился под этим скучающе-безразлично-ледяным взглядом и сглотнул. - «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город», - медленно сказал незнакомец, не сводя глаз с Себастиана. – К таким желаниям Булгаков еще никого не подталкивал. - Ты кто? – смог наконец выдавить Смайт, растирая нестерпимо уже занывшую переносицу. Парень раздраженно вздохнул: - Мне казалось, ты сообразительней. – Себастиан мог поклясться, что за раздражением и общей холодностью промелькнула искорка интереса, который, похоже, обычно был чужд незнакомцу. - Оу, - не зная, что ответить на такое заявление, промямлил Себастиан, но в ту же секунду ему в голову пришла безумная догадка: - Ты что… - выдохнул он. Парень нетерпеливо отмахнулся, не дав ему закончить: - Нет, я не черт. Ты думаешь, что у него других дел нет, кроме как возиться с тугодумами вроде тебя? Я Хантер, и это моя работа, - парень улыбнулся, демонстрируя зубы, однако в его глазах по-прежнему искрились кусочки льда. Охотник. К Себастиану медленно пришло осознание того, что его услышали. Либо все это очень реалистичный сон, после которого он проснется, тяжело дыша и со странной смесью облегчения и разочарования в груди, либо, что еще более нелепо, это происходит на самом деле. - Ну так что? – вновь нарушил недолгую тишину Хантер. – Тебе есть что сказать? Я как скорая помощь – ложный вызов карается по закону. Плюс, кроме тебя у меня уже есть одиннадцать… нет, даже двенадцать потенциальных клиентов. Ты мой человек или нет? Себастиан кивнул, не давая себе времени на то, чтобы начать сомневаться. - Хочу прочитать все книги, которые только были написаны, - во рту у него пересохло, а в животе что-то сжалось – от предвкушения? Страха? Хантер лениво кивнул: - Бессмертие мы тебе даровать не можем, сам понимаешь, - обыденным тоном произнес он, словно речь шла о какой-то прописной истине, - а вот увеличить скорость чтения и переработки полученной информации – пожалуйста. Себастиан кивнул, сцепляя руки в замок, чтобы скрыть трясущиеся пальцы. Его устраивал такой поворот событий. - Ах да, - Хантер поднял на него глаза, словно вспомнив что-то незначительное. – С меня - суперсила, с тебя – душа. Ну, знаешь, обычная практика. Правда, это уже потом, так что пока наслаждайся, - дождавшись очередного кивка Смайта, парень хрустнул пальцами и исчез. Просто растворился в воздухе. Себастиан остался один, ошарашенно моргая. В комнате не осталось ничего, что бы указывало на раннее присутствие в ней нечистой силы. Солнце все так же заливало пол, пылинки все так же причудливо танцевали в воздухе, а Себастиан все так же был собой, не чувствуя в себе никаких перемен. Он вздохнул, расцепляя все еще дрожащие руки, и повернулся к шкафу, все же решая проверить, изменилось ли в нем что-нибудь. Проведя кончиками пальцев по корешкам, он вытащил «Пробуждение» Кейт Шопен и уселся вместе с книгой в кресло. Закончить стостраничный роман Себастиану удалось меньше, чем за час, и, в добавление к его удивлению, ему совсем не понадобилось времени на то, чтобы понять книгу. Все поступки героев были предельно ясными, их причины прекрасно вязались с характерами персонажей, да и сама идея романа, казалось, была черным по белому написана посреди каждого листа бумаги. Словно у него в голове появился маленький ящичек с надписью «Пробуждение», в который идеально легло все то, что он вынес из книги. Ему больше не нужно было думать, фильтровать информацию, долго анализировать поведение героев; ему все было понятно. Солнце все еще виднелось над горизонтом, когда Себастиан заменил «Пробуждение» более объемным «Сердцем тьмы» Конрада и погрузился в чтение. Следующие полгода в жизни Себастиана были одновременно и до невозможного насыщенными, и страшно однообразными. Все свое время он проводил в квартире, не слушая причитания своей престарелой домовладелицы о том, как сильно он исхудал и как сильно замкнулся в себе, или в библиотеке неподалеку, где его уже знали как «того странного парня в очках», и читал, читал, читал. За эти шесть месяцев он прочитал больше, чем за все предыдущие годы своей жизни, но все еще никак не мог утолить книжный голод, который теперь мучал его еще свирепей, чем до встречи с Хантером. Линзы в его очках достигли рекордной толщины, от недостатка сна он обзавелся синяками под глазами, осунулся, а на его побледневшем лице фанатичным блеском сверкали уставшие и ослабшие глаза. Через семь месяцев после памятной встречи Себастиан понял, что устал. Голова нестерпимо болела практически все время и будто потяжелела; мозг не давал ему спать больше четырех-пяти часов, поэтому подниматься с кровати с каждым днем становилось все труднее. В глаза, казалось, каждое утро высыпали по мешку с песком, и Себастиан сам не знал, как у него получалось держать их открытыми. То, что казалось подарком судьбы, небывалым счастьем, имело обратную сторону. Дар в красивой обертке оказался камнем, повисшим на шее и тянувшим на дно. В один зимний вечер Себастиан сидел в кресле с томиком «Войны и мира» - просто потому, что он больше не способен был заниматься ничем другим. Слова пролетали у него в голове, выстраиваясь в аккуратную картину, что уже стало для него привычным и что потихоньку сводило с ума. Внезапно Себастиан замер, чувствуя, как в пазл, которым сюжет был в самом начале, встраиваются последние недостающие кусочки. Толстой был уверен, что смысл жизни в том, чтобы жить и любить людей. Себастиан уже не жил, а существовал, а людей, которых нужно было любить, у него просто не было. Последние полгода жизни он провел, вдыхая запах книг в библиотеке и впитывая в себя знания, что находил на потрепанных страницах. Он знал о счастье все, что можно было узнать из книг; знал многое о дружбе, любви, радости – пожалуй, он сам бы мог написать роман, вмещая туда все, что теперь было ему известно. Его голова была забита теориями, предположениями, которые должны были проверяться на практике, а он лишь увеличивал их количество, не давая себе шанса попробовать хоть что-нибудь из того, о чем он читал. Он был в воображаемых мирах, видел нереальных персонажей, вместе с ними решал их несуществующие проблемы, позабыв о том, что иногда нужно выныривать на поверхность из книжных страниц и наполнить легкие воздухом настоящего, живого мира. Себастиан знал, как нужно быть счастливым, что нужно чувствовать в тот или иной момент, как прожить жизнь, но он не чувствовал, он не был счастлив, он не жил. Себастиан захлопнул книгу, не обращая внимания на бунтующий мозг и заболевшую с новой силой голову, и пробормотал в тишину комнаты, в общем-то, ни к кому не обращаясь: - Я так больше не могу. - Ты продержался дольше, чем я думал, - раздался от окна знакомый чуть насмешливый, чуть равнодушный голос. Себастиан, даже не удивившись, повернул голову и увидел совсем не изменившегося Хантера. – Я был уверен, что тебя хватит недель на семь. Признаться, я впечатлен. Себастиан встал и подошел к шкафу, чтобы поставить книгу на место, привычно проводя пальцами по ее соседкам, на которых уже успели осесть первые пылинки. - И что теперь? – спросил он, поворачиваясь к Хантеру и опираясь спиной на шкаф. - Я свою часть сделки выполнил, - пожал плечами Хантер. Себастиан встретился с его тяжелым взглядом. – Если ты сдаешься, то я могу лишь потребовать, чтобы ты выполнил свою. Себастиан ждал этого ответа, ждал и немножко боялся. Он снял очки, отчего фигура Хантера превратилась в смутный черный силуэт, и положил их на полку. Он не сдается; он просто не может продолжать бороться. - Хорошо, - кивнул он, не совсем представляя, что ему нужно делать дальше. Хантер отлепился от подоконника и в два шага пересек расстояние между ними. - Это не больно? – невольно вырвалось у Себастиана. Хантер усмехнулся. - Ты странный, Себастиан Смайт. Другие цеплялись, упирались, плакали, умоляли, один даже попробовал кинуться на меня с ножом… а тебя волнует такое. – Только из-за того, что Хантер был так близко, Себастиан смог увидеть, что взгляд того потеплел – на сотую долю градуса, но потеплел. – Тебе не будет больно. Тебе будет приятно. Себастиан закрыл глаза. Он сильно сомневался в правдивости слов Хантера, поэтому просто надеялся, что все кончится быстро. Он невольно вздрогнул, когда горячие ладони легли ему на щеки, притягивая ближе, а чужие губы осторожно, но настойчиво прижались к его. Это было неожиданно, пугающе, совершенно по-новому, и… да, это и вправду было приятно. Хантер целовал его так, словно это не было ничем из ряда вон выходящим, словно он делал так каждый день, уходя на работу и возвращаясь с нее, благодаря и извиняясь, требуя внимания и оказывая его. Себастиан знал, что тот забирает у него душу, чувствовал, как слабеют ноги и безвольно повисают руки, знал, что единственным, что удерживает его от падения, являются обжигающие ладони Хантера на его щеках. Он знал, что завтра утром его найдут скрючившимся на полу в неестественной позе, будут бегать и вызывать врачей, которые хмуро посмотрят на него и уберут в черный пластиковый мешок, как ненужный мусор. Однако все это произойдет лишь завтра, а пока Хантер целовал его, как никто раньше.

***

Себастиана обнаружила его домовладелица, на чей визг сбежались все остальные жильцы. Сонный врач смог объяснить все: причину смерти, – аневризма сосудов головного мозга, вызванная внезапно повысившимся давлением, - позу, - выбирал книгу за секунду до смерти, - «Мастера и Маргариту» в мертвых руках, открытую на последней странице, - «Успел дочитать, повезло, в каком-то смысле». Лишь легкую улыбку не смогли истолковать правильно. Домовладелица предположила, что он был рад за героев; один из жильцов – что он до этого хорошо поужинал; врач же просто пожал плечами и застегнул мешок. Никому и не пришло в голову, что в миг своей смерти Себастиан Смайт был счастливее, чем когда-либо в своей жизни.