Louder Than Words

Марк усаживается прямо на покрытый холодной плиткой пол, прикрывая глаза от яркого света, прижимается щекой к холодному борту ванной и смотрит на исчерченное синяками лицо брата, усталое и какое-то болезненно-взрослое, и стук капель по поверхности набранной в ванную воды кажется оглушающим. Им уютно в тишине, но страх того, что они могли «забыться» друг другу заставляет подбирать слова. - Я не хочу так больше. Вот так не хочу. Люк приоткрывает глаза, ловит взгляд брата и разглядывает его несколько мгновений, словно не узнавая в этом мальчишке в застегнутой на все пуговице рубашке своего брата. И протягивает руку, осторожно, словно спрашивая разрешения, и Марк сам наклоняется к нему, прижимается щекой к прохладным пальцам, покрытым ссадинами и все еще подрагивающим. Люк всегда соблюдал эти неписанные правила, ну, не трогать, не дав время, но сейчас он на самом деле спрашивает разрешения, и Марк вспоминает все эти ночи, которые он провел свернувшись на полу возле постели, чувствуя, как болезненно отдается стук сердца брата в его груди. Он не хочет один, больше того, не может, и сейчас ему совсем немного страшно, что у Люка все по-другому. - Мне казалось, что тебе нравится. У Люка хриплый голос и темные, багряно-черные синяки на ребрах и груди, и Марк двигается ближе, словно зачарованный разглядывает их, коротко касается кожи пальцами и ведет по хрупким ключицам брата, облизывая пересохшие губы и качает головой, серьезно и как-то слишком устало. - Тогда не будем. Люк пожимает плечами, ухмыляясь, садится в ванной резко, так, что в образовавшихся в пене просветах Марк может разглядеть его бедра и ноги, и тянет брата к себе, осторожным и непреклонным движением, и шепчет в его губы, так, что Марк чувствует себя совершенно пойманным в клетку взгляда и голоса близнеца. - Мне тоже не нравится по отдельности. Марк улыбается нерешительно в ответ на широкую улыбку Люка, и совершенно не удивляется, когда тот притягивает его к себе еще ближе, прихватывая зубами нижнюю губу и целуя, глубоко и увлеченно, словно наконец дорвавшись. Марк послушно закрывает глаза и целует его в ответ, жмурясь и двигаясь ближе. В конце концов, это было неизбежно, учитывая, как долго они ходили вокруг этого, и если бы не Лили, Марк бы точно выкинул какую-нибудь глупость еще тогда, в дверях номера, когда увидел брата. У Люка холодные пальцы и губы на вкус похожи на кровь, и Марк шепчет это в поцелуй, пока брат стягивает с него рубашку. Это не страшно, и даже приятно, хоть и немного нервно, и каждое прикосновение отдается слишком резко, словно усиленное тем, как редко кто-то касается Марка, но сейчас он скорее рад тому, что это так. За стеной Лили наверняка приканчивает очередную бутылку, и нужно бы торопиться, потому что их наверняка уже ищут, но какая к чертовой матери разница, если они наконец вместе? Марк стонет, запрокидывая голову так резко, что ломит шею, и прогибается в пояснице, когда горячий рот брата скользит ниже по его члену, и Люк сглатывает, сжимая его горлом, а Марк наконец чувствует, что все именно так, как должно быть. Через несколько дней Люк привычно уже натягивает кепку на глаза, провожая мелькающие мимо окна машины домики вдоль дороги, и чувствует себя чертовски правильно и охренительно свободно, что раньше было непозволительной роскошью. Он убедился, что с Лили все будет в полном порядке, сдал все что у него было на Кэрролла и сейчас с упоением строит планы о том, как будет развлекаться в Европе. Марк возится, беспокойно вздрагивая во сне на соседнем сиденье, и Люк поднимает разделяющий их подлокотник и устраивает голову Марка на своем бедре, осторожно касаясь пальцами его волос. Он обещал ему, что больше не позволит повториться той херне, которая началась с появлением Кэрролла в голове Лили, и он сдержит свое обещание. Ведь дела говорят куда больше, чем слова, верно?