Стиль vs свобода

Альфред ел. По дороге они зашли в Макдональдс – стараниями Альфреда, эти забегаловки стали, наверное, еще более распространенными во всем мире, чем китайские ресторанчики, и Артур периодически замечал, мол, Альфред сделал это только для того, чтобы иметь возможность в любой стране есть ту пищу, к которой сам привык, – и Альфред накупил гамбургеров и жареной картошки. Он предлагал и Артуру, но тот брезгливо отказался. Франциск говорил, что Артур испортил Альфреду вкус, а Альфред, в свою очередь, испортил вкус всему миру, и все же даже Артуру эти сочащиеся жиром котлеты казались ужасными. Альфред, естественно, был противоположного мнения. Мало кто умел есть с таким наслаждением, совершенно не заботясь о манерах и том, как это выглядит со стороны. Они сидели на скамейке в парке, где остановились перекусить – то есть чтобы перекусил Альфред, – и Артур оглядывался вокруг в своей обычной манере «ах-как-это-все-ужасно». Альфред же ел, не обращая на него почти никакого внимания. – Если ты будешь так много есть, растолстеешь, – сказал наконец Артур, не выдержав. Альфред комично вскинул брови и расхохотался, не прожевав, так что крошки полетели в разные стороны. – Мне это не грозит, – легкомысленно заявил он. – Я веду достаточно активный образ жизни, чтобы оставаться в форме. Артур поморщился, глядя, как жир с упаковки капает на футболку Альфреда. – Может, мне напомнить тебе, какая страна занимает первое место в мире по страдающим ожирением? – ядовито сказал он. Альфред махнул рукой и ничего не ответил, отвлекшись на проходящих мимо японских туристов. – И твой внешний вид оставляет желать лучшего, – продолжал Артур. – Ты вообще носишь что-нибудь, кроме джинсов? – Они удобные, – ответил Альфред и с хлюпаньем всосал колу через трубочку. – Я думал, что смог привить тебе толику хорошего вкуса, – брюзгливо сказал Артур. – Раз уж ума вложить не вышло. – Глупости все это. Больше всего в Альфреде Артура раздражала его безапелляционность. Может быть, потому что в этом, как и во многом другом, он узнавал самого себя – нетерпимость к чужому мнению, уверенность в своей непогрешимости, все, что он сам считал неотъемлемыми качествами действительно великой страны – но увеличенные до гротеска. Каким образом то, что в представлении Артура было правильным, Альфред умудрялся превратить в уродливо искаженное подобие, для Артура оставалось загадкой, и он не допускал даже мысли о том, что ему просто неприятно смотреть на свое собственное отражение, пусть и в кривом зеркале. – Глупости говоришь сейчас ты, – отрезал он раздраженно. – Уж в чем-чем, а в стиле британские джентльмены всегда знали толк. И тебе стоило бы прислушаться к моим словам, может, тогда перестал бы выглядеть голодранцем. Альфред фыркнул, снова очень похоже на Артура и снова совершенно не так, слишком вульгарно. – И не фыркай, – быстро сказал Артур, не давая тому возможности вставить слово. – Это неприлично. – Как ты мне надоел со своими приличиями, – с неожиданной тоской сказал Альфред. – С самого детства я только и слышу: приличия, приличия, Альфред, ты ведешь себя неприлично, Альфред, так нельзя себя вести, это не по-джентльменски. Знаешь, где это все у меня сидит? – Явно не в голове, – язвительно ответил Артур. – Иначе ты бы хотя бы знал, как подобает одеваться стране. – И как же ей подобает одеваться? – недобро улыбаясь, спросил Альфред. Вместо ответа Артур продемонстрировал ему рукав идеально сидящего пиджака, из-под которого ровно на полдюйма высовывался манжет рубашки с золотой запонкой. Альфред потянулся к нему жирными пальцами, и Артур быстро отдернул руку. – Вместо того чтобы задавать глупые вопросы, – надменно сказал он, – лучше бы брал пример с меня. Британские джентльмены всегда отличались безукоризненным чувством стиля и вкуса. Альфред расхохотался. – Да кому нужен твой стиль, – выдавил он, утирая слезы. – Глупым мальчишкам вроде тебя невдомек, – чеканя каждое слово, сказал Артур, – насколько важен внешний вид. Ты как был дикарем, так им и остаешься, утонченность не для тебя. – Скажи еще, плебеем, скажи же, – предложил Альфред без малейшего признака на теплоту в голосе. – Твое любимое словечко. Неужели ты думаешь, что твои устаревшие понятия играют хоть какую-то роль сегодня? Артура передернуло. Намеков на свой возраст он не переносил, особенно от Альфреда, хотя, казалось бы, именно от него эти намеки должны были быть наименее болезненными – все-таки Артур его вырастил. И все равно это было… неприятно. Да, именно неприятно, это слово лучше всего отражало эмоции, испытываемые Артуром. – Некоторые вещи, – весомо сказал он, – никогда не потеряют своей значимости. Ты поймешь, когда повзрослеешь, – о, эта сладкая месть, – как следует себя подавать, чтобы тебя уважали. Он не удержался и добавил с плохо скрываемым ехидством: – Если ты вообще повзрослеешь, конечно. – Уважение зарабатывается не костюмами. Альфред посерьезнел и отставил пакет с недоеденными гамбургерами на скамейку рядом с собой. В парке было тихо и безлюдно. Стайка японских туристов, несколько минут назад привлекшая внимание Альфреда, уже упорхнула куда-то дальше, щебеча и щелкая затворами фотоаппаратов. Артур сидел очень прямо, не опираясь о спинку скамейки, Альфред же раскинулся, широко расставив ноги. Пакет он до этого держал на коленях, точнее, между ними, а сейчас поставил его сбоку, как будто таким незамысловатым образом отгораживался от Артура. Тот недовольно покосился, но ничего не сказал. – Уважение зарабатывается делами, – с видом первооткрывателя этой, несомненно, важной истины, сказал Альфред. – Какая разница, как я одеваюсь, если я самый сильный? – Тебя не уважают, тебя боятся, – возразил Артур и переменил позу, слегка задев локтем пакет. Альфред пожал плечами и поправил очки. – Результат-то один, – сказал он. – И мне совершенно не нужно для этого носить эти твои жуткие жилетки и подбирать носки в цвет галстуку. – Носки подбираются не к галстуку, – поучающе начал Артур, но Альфред перебил его, замахав руками. – Брось, не надо вот только этих твоих лекций сейчас, – громко воскликнул он. Вспугнутые его голосом голуби, до того мирно гулявшие по аллее, поднялись в воздух, шумно хлопая крыльями. – Я их достаточно в детстве наслушался. – Недостаточно, – снова начал Артур, и снова Альфред его перебил. – Думаешь, почему я так свободы захотел? – немного запальчиво сказал он. – Меня просто достали твои постоянные нравоучения, твое занудство, твои запреты и указания. Я свободная страна и имею право делать то, что захочу, одеваться так, как захочу, и есть там, где захочу! Артур повернулся к нему всем телом. – Что ты знаешь о свободе, щенок? – прошипел он. – В твоем представлении свобода – это не более чем попытка доказать, что ты взрослый. Что ты имеешь какие-то там права. Альфред набычился и упрямо поглядел на него сквозь очки. Одно из стекол было мутным, видимо, поправляя, Альфред заляпал его жирным пальцем. Артур скривился. – Свобода – это отсутствие ограничений, – сквозь зубы сказал Альфред. – Что может быть хуже, чем добровольно загонять себя в надуманные рамки? Артур хмыкнул. – Ты молод и глуп, – почти с нежностью сказал он. – Внешние рамки не имеют ничего общего с настоящей свободой. И пока ты этого не поймешь, ты так и останешься всего лишь самым сильным государством. Но великим – не станешь.