Ride me

– Прокати меня, – небрежно кидает Донхэ, уютно располагаясь на заднем сидении такси. Во втором часу ночи наступает самое то время, когда от неприятных да, в принципе, и вообще любых мыслей некуда деться. Они не позволяют заснуть, буквально заставляют вспоминать всё пережитое не лучшим образом, они выталкивают весь разум и допускают до самоанализа лишь сердце. А сердце всегда наивно и безумно. Сердце выбирает самый простой путь, но именно он оказывается в дальнейшем тернистым, колючками памяти впивается в кожу, парализует ядом душевной боли… А мы опускаем руки. Теряем смысл жизни. Пускай и всего на время… – Садись вперёд, – доносящиеся с водительского кресла слова больше похожи на приказ, но у Донхэ не возникает и мысли отказываться, и уж тем более возникать. Он оставляет куртку сзади вместе с сумкой, вылезает из машины и, только почти замёрзнув, через пять минут опускает свой зад на сидение, соседствующее с худощавым брюнетом. Тот смотрит на свои руки, лежащие поверх рулевого колеса, и будто бы выжидает чего-то. Профиль у него красивый, про себя замечает Донхэ, такую линию челюсти редко можно встретить, а волосы с небольшим беспорядком уложены так, что лоб и уши открыты. Девушки наверняка считают его красавчиком. Донхэ пфыкает и поворачивает голову к боковому стеклу и снова видит водителя такси – они встречаются взглядами в нечетком отражении. – Тебя бросили, – утвердительно говорит брюнет, улыбаясь. Чтобы лучше разглядеть улыбку, понять, тоска ли в ней или ирония, Донхэ разворачивается к собеседнику, вопросительно вскидывая бровь. – Сам подумай, нормальный парень будет ночью шляться по городу и просить его прокатить, а не конкретное место называть, куда его отвезти? Голос брюнета мелодичный и приятный для слуха, поэтому Донхэ проваливается в его звучание, теряется в медленной вибрации воздуха вокруг и даже не старается вникнуть в смысл слов. А ещё он наблюдает за тем, как шевелятся пухлые губы, а после они снова растягиваются в улыбке. Грустная, сочувствующая, натянутая, но всё равно красивая. Переведя взгляд на приборную панель перед собой, Донхэ задумывается о том, что с незнакомым человеком гораздо легче, чем в квартире со старшим братом или на студенческой скамье рядом с лучшим другом. Брюнет о нём ничего не знает, и его слова, попавшие, кстати, в точку, не ранят так больно, как слова близких людей. – Так тебе без разницы, куда я поведу машину? – голос незнакомца скользит по заполнившим голову Донхэ мыслям, обволакивает их и задавливает, ничего не оставляя после себя. – Как хочешь… – шепчет парень в ответ, карая себя за то, что его хватает лишь на жалкий, чуть ли не пищащий шёпот. – Как хочу? В данный момент я хочу домой и спать, но мне нужно зарабатывать деньги, чтобы оплатить учебу, чтобы меня не забрали в армию, чтобы я два года потерял на службе, тратя своё здоровье, – выходит без упрёка, но почему-то Донхэ начинает чувствовать вину. – Но ты не переживай, меня всё устраивает. Брюнет поворачивает ключ в замке зажигания, салон заполняет приятное урчание движка лошадей на четыреста и одну хромую. Донхэ думает о себе при мысли о последней и улыбается. Следит боковым зрением за плавными движениями водителя, когда тот съезжает с обочины и уже на дороге включает фары. Белый свет ксенона стелется перед машиной, которой его никогда не обогнать. Он как тень, только намного теплее… морально. – Хорошая тачка. Восемь цилиндров? В душе Донхэ просыпаются хоть чуть-чуть тёплые чувства. Он расслабляется, откидывает голову и закрывает глаза, прислушиваясь к звучанию машины. А собственный голос, который слово за словом становится всё увереннее, подогревает те чувства. Его душа вновь находит своё место в оболочке человека. – Разбираешься в этом? – Подрабатываю механиком в автомастерской отца. – У меня тут печка барахлит, не могу понять, в чём дело. Может, ты найдешь проблему? – Приезжай, мы за зданием полицейского участка в районе «***» находимся. – Не-е-ет, мне туда дорога закрыта. – Проблемы с законом? – Я нелегальный гонщик. Меня Хёкдже, кстати, зовут. – Донхэ. В салоне повисает тишина. Тем для разговора не может найти ни один, ни другой. Неуютно. Донхэ вошкается на своём месте, оттягивает ремень безопасности и отпускает его, не знает, о чём бы ещё спросить, даже нервничать начинает как подросток при первой встрече наедине с самой красивой девушкой школы. – Я бы поел чего-нибудь, – бесцветно сообщает он, когда желудок скрючивает от голода. – Давно расстались? – серьёзно спрашивает незнакомец, внимательно смотря на дорогу. – Что? – Ну, с девушкой… – Откуда ты..? – Донхэ вспоминает самый первый вопрос таксиста и замолкает на полуслове. Неужто можно так хорошо разбираться в людях?! – Пять дней назад… – И с тех пор ты не ел? – Нет. – А оно того стоит? – Люблю я её, а она теперь не моя… – Ну, так забудь! – Легко что ли это? – Хочешь, помогу? – Как ты можешь мне помочь?! – грубо выплёвывает слова Донхэ, обозлившийся и не верящий другим. – Прокачу тебя, – отвечает Хёкдже и улыбается. В этот момент Донхэ открывается настоящая улыбка парня – дёсны видны и морщинки у глаз собрались, у глаз, что с озорством смотрят на него. – Доверься мне. – Делай, что хочешь… – вновь вспоминая печальное расставание, Донхэ безвольно вручает свою сохранность и ближайшие часы своей жизни постороннему человеку. В его голове индикатор опасности спокоен, а в мыслях лишь то, что обезоруживающе улыбающемуся таксисту всё же можно доверять. Машина с жёлтой шашкой на крыше продолжает неторопливо плыть по пустой дороге вдоль таких же безжизненных тротуаров и закрытых до утра бутиков. На перекрестках светофоры ритмично моргают жёлтым, а ближе к выезду из города они встречаются всё реже и реже. Хёкдже перебирает песни по радиостанциям и имеющимся у него дискам, а найдя подходящую, оставляет её и смотрит на Донхэ. Парень чувствует на себе чужой взгляд, но не реагирует, он медленно погружается в мелодию играющей композиции и снова заставляет своё тело расслабиться. Вытягивает ноги, руки скрещивает на груди, а голову слегка опускает на плечо и проваливается в забытье сна. В темноту без навязчивых мыслей, но с тихим урчанием мотора, лёгкими нотами выбранной водителем песни и тёплой рукой, поглаживающей его колено. – Где мы? Когда машина останавливается, Донхэ резко распахивает глаза. Заправочная станция тускло освещена, но за её пределами ещё темнее. Других машин нет и, кажется, чужих жизней тоже. На доли секунды Донхэ пугается – разум не полностью ещё покинул мир пустого сна, – но голос Хёкдже придаёт ему сил справиться с растерянностью. – Подожди пять минут… Таксист выходит из машины, открывает бак, вставляет в него раздаточный пистолет и скрывается за дверьми небольшого магазинчика. Спустя минуту Донхэ слышит, как бак начинает наполняться, и наблюдает за выходом – ждёт появления Хёкдже, чтобы лучше его рассмотреть. Ему интересно, какой он, этот гонщик. Первое впечатление – простой парень, но с ним рядом ощущается безумно лёгкая, даже парящая в воздухе аура. Донхэ не терпится прям, и он сам вылезает на прохладу ночной улицы, немного разминается, делает пару прыжков на месте, а затем опирается спиной на машину, с извращённым удовольствием втягивая запах бензина. Проходит ещё какое-то время, недолгое, но таковым кажущееся, прежде чем Хёкдже появляется в поле зрения Донхэ. И парень не теряет возможности разглядеть его, запомнить черты фигуры, манеру ходьбы. Запомнить для того, чтобы он стал чуток роднее, чтобы его образ не был столь новым для Донхэ, который изучающим взглядом продолжает вести по стройным ногам, обтянутым тёмно-синими джинсами, между металлических зубчиков расстёгнутой молнии на кожаной куртке, вдоль по открытой шее. Взор парня падает на растянутые в уверенной улыбке губы таксиста, что без промедления надвигается на него. Небольшой бумажный пакет аккуратно кладётся на капот машины, а её владелец целует Донхэ, слегка касаясь губами чужих губ. Хёкдже чуть ли не падает от сильного толчка в грудь и чудом успевает схватить парня, с излишней силой отпихнувшего его от себя, за руку. – Я не из этих! – на всю заправку кричит Донхэ, но руку не выдёргивает. – Когда-то я тоже так думал… – Хёкдже улыбается уже с нотками досады. – Зачем ты это сделал? – Захотелось, – таксист пожимает плечами – ответ банален, но правдив и очевиден. – А меня ты спросил, хочу я или нет?! – А ты меня спросил, когда сел в мою машину, хотя там ещё не одна другая была? К тому же, ты сам дал своё согласие на то, чтобы я делал, что хочу. – Я… не… – Донхэ запинается, сказать в свою защиту ему нечего потому что. – Не всему в этом мире можно найти объяснение. – И правда, не всему… Скинув с себя оковы чужих рук, Донхэ отходит в сторону и останавливается, спиной чувствуя прожигающий взгляд. Ему становится так пусто и одиноко, что хочется выть, будто это поможет. Осознание, что всем от него что-то нужно, что все играются с ним, а потом бросают, горячей лавой обжигает медленно, но чувствительно с первого её прикосновения. Ноги от боли подкашиваются, и Донхэ думает, что нет ни одного человека, который поддержал бы его. А Хёкдже терпеливо ждёт, чтобы не сразу говорить Донхэ, что лучше сделать, а помочь выбрать правильное направление, опираясь на последующие его действия. – До ближайшего населённого пункта только к полудню доберёшься, – кричит он в спину удаляющегося Донхэ. – Не глупи! Сжимая кулаки и опустив голову, Донхэ идёт к выезду со станции, к дороге, куда которая ведёт, он не знает. И единственное, что его сопровождает, это мысль: «Не бросай меня! Не оставляй одного! Я не вынесу этого…» Кому адресованы эти слова, Донхэ не сразу определяет – бывшей девушке или Хёкдже. Но невинный поцелуй таксиста кажется ему менее болезненным и даже немного тёплым, приятным. А внутри всё ликует, когда уже знакомая машина останавливается рядом и дверца открывается в немом приглашении. – С этого момента я буду дважды думать, прежде чем сделать что-то, – виновато выдыхает Хёкдже, а встречаясь с недоверчивым взглядом, добавляет: – трижды. Как-то неловко находиться в узком замкнутом пространстве с человеком, парнем, между прочим, который тебя поцеловал, думает Донхэ, но с удовольствием поедает сандвичи, что Хёкдже купил для него, и запивает их горячим американо. Приятно, заключает он, когда о тебе заботятся. Кофе бодрит и приводит чувства в равновесие. Прежние мысли теряют былую силу и назойливость. А плитка молочного шоколада на дне того бумажного пакета добавляет приятности и сладости в новые ощущения. Донхэ ест его медленно, топит на языке, размазывает по нёбу и потихоньку глотает, смакуя вкус каждой дольки. – Поделишься? – Хёкдже спрашивает тихо, будто тигр, боящийся спугнуть добычу. – Д-да, конечно! – но Донхэ всё равно пугается – заикается и в трясущейся руке протягивает водителю шуршащую обёртку с несколькими оставшимися кусочками шоколада. – Сластёна? – Жадина до шоколада, – стеснительно отвечает Донхэ. – Если хочешь, в бардачке ещё есть. Добродушной улыбкой Донхэ отвечает на десноватую улыбку Хёкдже, такую уже привычную и, кажется, родную. Родную? Может ли посторонний человек так быстро стать родным? Вряд ли, но Донхэ в данный момент выгоднее считать именно так. Ему нужно чужое тепло как никогда раньше, необходимо до коликов в пальцах, до зубного скрежета. А машина всё везёт двух молодых людей куда-то вперёд, Хёкдже не говорит куда, а Донхэ не спрашивает. Неизвестность притягивает и пугает гораздо меньше того, что осталось позади. – Наверно, приятно работать на кожаных сидениях, – предполагает Донхэ и рукой поглаживает обивку на спинке своего кресла. Он немного развернулся к Хёкдже, стал чуть-чуть ближе. Что-то спрашивает, говорит глупости с открытой улыбкой на лице, постоянно ёрзает, задевая коленом руку таксиста, которая лежит на круглом наконечнике рычага переключения скоростей. – Да, но не всегда. Кожа скрипеть начинает при интенсивном трении об неё чем-либо или кем, – приглушённо говорит Хёкдже, искоса посматривая на своего смутившегося пассажира. – И часто ты… эм… катаешь на своём..? Машине! – улавливая неоднозначный смысл в словах собеседника, Донхэ не может справиться с любопытством, хотя он никогда не признается, что ему всё же интересно. – На машине? Я же таксую по ночам, забыл уже? – Хёкдже не упускает возможности подшутить. – А-а, да… – разочарованно выдыхает Донхэ. Его взгляд падает на руку водителя, что неизменно продолжает лежать на рычаге скоростей, а её большой палец круговыми движениями потирает наконечник. Медленно и чувственно, Донхэ находит в этом что-то пошлое и захлёбывается воздухом. Отворачивается, начиная кашлять. – Хочешь попробовать? – слышится неуверенный вопрос со стороны. – Что? – Ну, прокатиться? Хотя тебе я сам дал бы себя прокатить, – Хёкдже снова пожимает плечами, переключает на повышенную, ускоряя ход машины, и убирает руку на руль. – О чём ты? – невинную овечку корчит из себя Донхэ. Ему противно, но нет. Он не понимает себя. Хочется прикоснуться к Хёкдже, но это же противоестественно, нет? Чуждое чувство грызёт глотку, слова так и хотят вырваться, но остаются не озвученными. Тонут в понимании того, что в неожиданном поцелуе не было ничего запретного и невозможного. – Держись крепче, говорю, я люблю по серпантину с ветерком прокатиться. Ожидания рушатся, обваливаются камушек за камушком. Донхэ слишком много думает, а от этого воображение живёт собственной жизнью, вырисовывая в сознании картинки того, чему не бывать. Не бывать ли? Сам себе парень кивает, твёрдо решая не переходить границы дозволенного. Но на картинках так много сладостей… – Скоро рассвет, – голос Хёкдже становится всё приятнее для слуха Донхэ. Пустые слова эхом отражаются в его голове, застревая там и подогревая интерес – а какой этот голос во время… – Чёрт! – ругнувшись, Донхэ отворачивается к боковому стеклу и облизывает вмиг пересохшие губы. Что он только что делал? Пялился на недавно незнакомого человека, пожирал его взглядом, ебал глазами! – Что с тобой? – Подташнивает на поворотах, – лжёт Донхэ, но чувствует, как невидимая сила прижимает его к дверце. А Хёкдже держится за руль, умело управляя машиной на извилистой дороге, и бесстыдно улыбается, посмеиваясь над поведением своего пассажира. Кажется, Донхэ уже обо всём с ним случившимся за последнюю неделю забыл. Бросила девушка? Да, ну, и ладно! Жизнь на этом не заканчивается! А даже если и закончится в ближайшее мгновение, то рядом сидит человек, с которым путешествие в один конец не стало бы абсурдным. Абсурд? Да сам тот факт, что Донхэ думает о Хёкдже совсем не в том смысле, является абсурдом. – У тебя есть кто-нибудь? – смелеет Донхэ, спрашивая, кажется, о единственной преграде. Но для чего? Ему нравится этот водитель такси! Как человек. Многогранная улыбка, блестящие глаза, статность и уверенность в нём, откровенность и открытость. Хёкдже не соврал ни одним словом – в этом Донхэ уверен. Не сказал чего-либо обидного, правда из его уст звучит не так уж и болезненно. С Хёкдже безумно легко, он понимает с полуслова. Донхэ в очередной раз чертыхается – невозможно изучить человека за несколько часов знакомства с ним, да и актёров от Бога ещё никто не отменял. – Дома меня девушка ждёт, – Хёкдже мечтательно улыбается, видимо, вспоминая её, а Донхэ ощущает, как груз на его плечах тяжелеет. – Можешь посмотреть её фото у меня на телефоне, – кивая на приборную панель, где мобильник закреплён на специальной подставке, говорит таксист и наблюдает за понурым видом своего собеседника. Донхэ сомневается, его рука кажется тяжеленной, пока он протягивает её к чужому телефону. Стоит ли смотреть на эти фотографии? Зачем? Чтобы понять, что ещё один понравившийся человек никогда не будет твоим? Помотав головой из стороны в сторону, отбрасывая ненужные мысли, Донхэ всё же открывает галерею. – Тут только собачка… – выдыхает он. – Ага, Чоко, – самодовольно сообщает Хёкдже, нежно улыбаясь. – Милая, очень, но… – У меня никого нет. – Т-ты..! – Донхэ не сразу понимает, что его провели, и от этого совсем не больно, а наоборот – радость заставляет улыбку распуститься и на его лице. Он тихо посмеивается, рассматривая фотографии рыженького шпица, то коротко подстриженного, то пушистого, то свободно гуляющего, то на руках у своего хозяина. – Донхэ~ Голос Хёкдже, такой томный, немного хрипящий, срывает с сердца парня оковы. За гулом быстрого ритма не слышно, как цепи падают куда-то под ноги, а затем и вовсе исчезают. Пульс бьёт по вискам, а кровь приливает к щекам, когда рука гонщика ложится на колено Донхэ, который поверить не может, что его не то чтобы волнует, его возбуждает каждое действие этого парня и сам он. Безумно жарко вдруг становится в машине, что уже как несколько минут остановилась. – Что? – вновь Донхэ лишь шепчет, находя в себе силы только на сопротивление соблазну. – Мы приехали. Пойдём прогуляемся, здесь до невозможности свежий воздух, – пока говорит, Хёкдже поглаживает чужое колено, а потом выходит из машины. – И что мне с этим делать?! – натягивая полы футболки, бубнит себе под нос Донхэ. Не успевает он прикрыть за собой дверцу, как на его плечи опускается что-то тёплое, в чём он признаёт свою куртку. – Спасибо, – парень скромно благодарит Хёкдже, всматриваясь в его глаза. На улице ещё темно, поэтому в Донхэ просыпается интерес – а какой реальный цвет у этих глаз? Почему невозможно отвести взгляда от них? Почему они так затягивают, манят? Донхэ не выдерживает и тянется к пухлым губам напротив, целует их более откровенно, чем в первый раз, пробует на вкус. Не может сдержать стона удовольствия и чувствует, как мягкие губы растягиваются в улыбке, а руки Хёкдже прижимают его к себе. – Тебе не нравится здешняя природа? – выдыхает гонщик, горячим воздухом обдавая щёку Донхэ. – Здесь красиво, – лжёт парень, ведь он так и не огляделся вокруг. – Что хочешь, чтобы я сделал? – Хёкдже трётся носом о другую щёку Донхэ, руками поглаживая его поясницу уже под тканью футболки. – Делай, что хочешь… – Я хочу секса. Донхэ вновь стонет от слов таксиста и его горячих прикосновений, представляет, что произойдёт дальше, вспоминает, как они с бывшей экспериментировали в постели и благодарит её за расставание. Любовь к ней даже не вспоминается, а Хёкдже всё теснее прижимается к нему, подталкивая к машине. – Я не остановлюсь, даже если тебе не понравится, – с вызовом во взгляде он смотрит на парня, толкая его в салон. Тот в поверженном жесте поднимает руки и привычно устраивается на нагретом месте, наблюдая за действиями гонщика, который стягивает с него штаны до щиколоток, затем снимает свои вместе с обувью и бельём и забирается к парню на колени, прикрывая за собой дверь. – Совсем несексуально, знаешь ли, – открыто смеётся Донхэ, но ловит себя на мысли, что рад не увидеть чужой член, ещё и стоящий на него. – Помолчи! Хёкдже не обращает внимания на насмешки, снимает с себя куртку и откидывает её на заднее сидение вместе с курткой Донхэ, а затем неожиданно нажимает на рычажок сбоку от парня, отчего спинка пассажирского кресла начинает медленно заваливаться назад. – Предпочитаю слышать только твои стоны, – томно шепчет он в губы Донхэ, а после накрывает их долгим развязным поцелуем. Ласкает парня руками, куда только может дотянуться, слегка царапает бока, а языком вытворяет непостижимые пируэты, сплетаясь с чужим языком. Разорвав жаркий поцелуй, Хёкдже намеренно растягивает нить слюны между губами и следит за ней, пока она не порвётся, капелькой повисая на подбородке Донхэ. Футболки летят вслед за куртками, и между парнями остаётся лишь тонкая ткань боксёров, от которых таксист не торопится избавляться. Ему в кайф видеть, что прелюдия действует в нужном направлении, и плоть Донхэ твердеет, топорща плавки. – Ты любишь, чтобы тебя сжимали или чтобы позволяли тебе как можно глубже войти? – спрашивает Хёкдже и не позволяет ответить, затыкая рот собеседника новым поцелуем, но на этот раз поверхностным. Он обхватывает чужие губы своими, чуть-чуть оттягивает их поочерёдно, посасывает, позволяет Донхэ перенять инициативу и довольствуется тем, что тот целует его в краешек губ, а затем переключается на скулы. Пользуясь случаем, пока парень занят исследованием мужского тела, что для него явно в новинку, гонщик тянется к бардачку, выуживая из его глубин тюбик смазки и коробку презервативов. – Натянешь сам или помочь? – на вопрос водителя Донхэ отвечает молчанием, откидывается на спинку сидения, оказываясь практически в горизонтальном положении, и вызывающе смотрит, поднимая бровь. Хёкдже не может сдержать улыбки, нарочито ёрзая на возбуждении партнера, избавляя его от напущенной уверенности. Довольно хмыкает, слыша новый стон Донхэ, приподнимается, чтобы стянуть с него ненужные боксёры, и умело быстро раскатывает резинку по его члену, после обильно смазывая лубрикантом. Донхэ не перестаёт постанывать, выгибаясь в спине и сквозь подрагивающие ресницы наблюдая за человеком, что доводит его до исступления. Хёкдже практически ложится на него, прижимаясь грудью и невесомо целуя, заводит одну руку назад, и не сложно догадаться, какие манипуляции он совершает далее. – Как можно было бросить тебя, не понимаю, – тараторит он, отвлекая себя от вынужденного неудобства и боли, помогает себе рукой, насаживается на отверделую плоть Донхэ и без умолку продолжает что-то говорить. – Уверен, с такими побрякушками что ты только не вытворял в постели. И ты красив, и сердце, наверняка, искреннее. А с таким телом-то тебе голым ходить надо. Хотя, будь я твоим парнем, затрахал бы до смерти, чтобы на тебя никто больше не смотрел! О, Бо-оже! Донхэ сжимает челюсти в попытке не простонать вновь, но жар и теснота Хёкдже сносит крышу. Парень на нём ритмично приподнимается и опускается, тяжело дышит, жмуря глаза, но не останавливается, и Донхэ не может не толкнуться навстречу, довольно улыбаясь на тихие хрипы, вырывающиеся из пухлых губ. Гонщик руками упирается в низ живота парня под ним, пальчиками поглаживает нежную кожу, выгибается в спине, подстраиваясь под толчки, и расслабляется, отдаваясь инстинктам. Тело само выберет, как ему двигаться. В порыве страсти, когда член Донхэ точно ударяет по простате, Хёкдже издаёт протяжный стон, кусая своего соблазнителя за плечо и как-то обмякая в его руках. А Донхэ забывается, не чувствует боли от укуса, только чужое тепло, даже жар, и пульсирующую узость, сжимающуюся вокруг его плоти. Блаженство судорогами проходится по всему телу, отчего толчки становятся рваными, более резкими, менее контролируемыми. Страсть, безумное вожделение берёт верх над сознанием, и уже никаких предрассудков не остаётся. Заниматься сексом с парнем до сумасшествия приятно, и плевал Донхэ на чужое мнение, да и на свои прежние понятия тоже. – Поможешь? – хрипит таксист, чувствуя, что разрядка достигла Донхэ, поднимается с его груди и указывает на сочащийся смазкой член. Парень ломается какое-то время, но решается и опускает руку на чужое достоинство. Горячо, влажно, немного странно, но ничего противного он не находит. Это как себе надрачивать, только наблюдая за эмоциями удовольствия на лице другого человека. В данном случае уже такого родного и близкого. Донхэ ощущает, что внутри него просыпается нечто большее, более глубокое, чем он когда-либо чувствовал и к кому-либо. Прекрасным цветком распускаются в нём новые эмоции, которые принадлежат полностью одному Хёкдже, и от этого Донхэ хочет сделать ему ещё приятнее. Он целует покрасневшие, немного опухшие губы, интенсивно передёргивает по чужому члену, а свободной рукой сжимает упругую ягодицу. Его собственный член вновь наливается кровью, напрягается внутри Хёкдже, начинает ныть от бездействия, а громкие несдержанные стоны только накаляют ситуацию. – Кто-то обещал прокатить меня, – язвительно напоминает Донхэ, улыбаясь одним уголком губ и снова толкаясь в податливое жаркое тело. – И я совсем не жалею, что захотел прокатиться сам… – томно отвечает Хёкдже, в очередной раз задыхаясь от точного попадания по простате. *** Когда солнце поднимается из-за горизонта, Хёкдже сидит на капоте своей машины, а Донхэ стоит меж его разведённых в стороны ног. Таксист обнимает со спины чудо, нежданно попавшее в его руки, и вдыхает его запах, носом утыкаясь в изгиб шеи. Первые лучи освещают смотровую площадку высоко в горах, у подножья которых море омывает прибрежные скалы. Воздух здесь действительно свежий, разряжённый, дышится свободно, и Донхэ не может налюбоваться окружающей его красотой. Кое-где пробивается новая зелень, а многолетние сосны и ели светлеют после долгой зимы. Утренние пташки поют только им понятную песню, летая над головами двух парней, которых свела судьба в самый подходящий момент. – Знаешь, у меня сегодня день рождения, – шепчет Хёкдже на ухо Донхэ, отчего у того мурашки пробегаются по всему телу. – Думаю, он станет самым запоминающимся… для нас с тобой.