I'm obsessed with you

Полностью обнаженный человек стоит на четвереньках в центре грязной тюремной камеры и не может вспомнить, как оказался на холодном бетонном полу. Его заметно лихорадит, на лбу выступила обильная испарина. Свет уличного прожектора едва просачивается сквозь листву высоких деревьев в маленькое окошко балтиморской клиники для душевнобольных преступников. Изредка доносится шорох, раскачиваемых ветром ветвей, и их тени причудливо сплетаются на шершавых стенах. Они осязаемы, как плотный смог и несут с собой легкий гнилостный запах стоячих болот. Их становится больше, они по-змеиному сворачиваются в клубки, обволакивают едкой хмарью. Они разговаривают между собой, шепчутся на непонятном языке, а иногда протяжно стонут, взрезая нервы мерзлой сталью. В объятиях мрака тело человека выглядит особенно изможденным. Реберные дуги отчетливо выпирают под светлой кожей, кажущейся сейчас необычайно тонкой. Дыхание то и дело срывается на свистящий хрип. Мышечные спазмы учащаются, все настойчивее сдавливая органы. Его рвет густым, черным. Он успевает подумать, что так себя, наверное, чувствует оборотень во время трансформации, прежде чем все внутри взрывается, сливаясь в единый пульсирующий комок боли. На мгновение остатки воспаленного рассудка проваливаются в спасительную темноту, и вот он уже смотрит на себя со стороны. Слышит костяной треск ломаемого хребта. Видит, как неестественно выгибается агонизирующая плоть, как в кровавые клочья разрываются ткани спины, и как на поверхность прорастают ветвящиеся оленьи рога. Тянутся к потолку заостренными отростками, расползаются вширь, словно инфекция, окончательно изувечивая то, что совсем недавно было наполнено жизнью. Внезапно, голова трупа поворачивается к нему. Мертвое лицо, искаженное гримасой ужаса расплывается в кривом оскале и лопается, обдавая горячими брызгами вязкой смолы. - Уилл Грэм, на выход! К вам пришли, - равнодушно позевывающий охранник протянул увесистые наручники, которые заспанный парень покорно позволил защелкнуть на запястьях. - Следуйте за мной. Заключенный мотнул лохматой головой, пытаясь разогнать липкие остатки ночного кошмара. Потянулся, разминая затекшие мышцы, да так, что хрустнуло где-то под лопаткой. А затем решительно поднялся с жесткой кровати. Длинный тускло освещенный коридор с множеством маленьких камер по обе стороны. Врезанные в грубо отесанные каменные блоки, они казались зияющими пастями неведомых чудищ, размышляющих проглотить свою жертву, или все-таки пощадить и выплюнуть. Ведь кто знает, сколько невиновных содержится за этими массивными решетками. И сколько из них останется здесь навсегда. Теперь он понимал. Прочувствовал на собственной шкуре оборотную сторону закона и справедливости. В полной мере ощутил, что такое в один миг стать изгоем. Быть преданным теми, с кем был честен до последнего, даже, как оказалось, вопреки своему поврежденному рассудку. Это для людей снаружи все просто - здесь только безжалостные убийцы и преступники, не заслуживающие и крохи милосердия. Приговор один – смерть. Еще лучше, если без суда и следствия. Ведь просто так в этом месте не оказываются. Но им никогда не понять, что попасть сюда – уже худшее из наказаний. Он видел, как некоторые заключенные пытаются уйти добровольно, как крепкие санитары выдирают ржавый гвоздь из бескровных, окоченевших ладоней, как перерезают белоснежное полотно простыни, обвивающее тощую шею. Иногда они успевали вовремя, иногда нет. Часто по ночам он слышал заунывные молитвы, обрывающиеся коротким вскриком или перетекающие в жалобный скулеж. Страдающие, изможденные души, мечтающие об электрическом стуле, лишь бы обрести свободу. Вот она суровая реальность притворного, неотвратимо разлагающегося мира. И он стал частью всего этого. В столь поздний час вокруг царила абсолютная тишина, нарушаемая лишь удаляющимися шагами. Уилл не задавал ненужных вопросов, хотя личность посетителя оставалась загадкой. Тем более свидания в отдельной камере разрешались лишь днем. Но, как ни странно, он уже успел привыкнуть к нескончаемому потоку визитеров, большая часть из которых мечтала заработать на нем. Журналисты, словно стервятники, караулили периметр тюрьмы. Ждали приговора, наверное, больше, чем он сам. Кое-кто из них находил возможность поговорить с ним лично, и тогда приходилось повторять заранее заученный нудный текст, лишь бы не вызвать панику и не помешать следствию. Нужно было врать и быть поверхностным, потому что обыватели не готовы узнать всю правду. Да и на что они надеялись, когда он даже в себе не мог разобраться до конца. Его память постепенно восстанавливалась. Только лучше от этого не становилось. Рваные обрывки воспоминаний оставляли после себя довольно мерзостное послевкусие. Вспышки света, синхронизирующиеся с властными нотами чужого голоса. И все фразы и образы, которые он раньше считал порождением воспаленного мозга, обрели материальную оболочку. Донельзя реалистичные картинки прошлого, напитанные полным спектром ощущений, не позволяли усомниться, что это было на самом деле. Даже безрезультатное барахтанье в густой багряной жиже с ярко-выраженным металлическим запахом. Когда становится нечем дышать, ноздри невольно втягивают воздух, в надежде наполнить легкие спасительным кислородом, но сразу после этого захлебываешься кашлем, выхаркивая кровавые ошметки. А еще Грэм помнил нежный ломтик сочного мяса, так сладко тающий во рту. Но приторная сладость не была заслугой особых специй, она стала очередной ступенькой к разрушению человечности. Как и отрезанное ухо несчастной девочки, насильно проталкиваемое в его глотку… Уилл заново пережил это. Употребление в пищу себе подобных. Разве возможен более уродливый грех? Конечно, для него стало очевидным, что к смерти Эбигейл он не имеет никакого отношения. Но легче не стало, ведь ее все равно больше нет. Как нет многих других. А если бы он раньше заметил подвох, если бы не позволил манипулировать собой, не стал бы послушной марионеткой в умелых руках врага, что тогда? Скольких смертей удалось бы избежать. Неискупимое чувство вины ни на минуту не покидало его. Постоянное напряжение выливалось в параноидальные сны. И хотя мозг уже был излечен, жуткие образы продолжали сводить с ума. Иногда начинало казаться, что это прекратилось и больше не будет никаких навязчивых видений… хрупкая иллюзия покоя. Ведь покой означал бы потерю дара, а этого нельзя было допустить. Он просто не мог все бросить. Его помощь была нужна людям, а ради них Уилл плевал на все, включая собственное душевное равновесие. Так что визитам бывших коллег он был рад, даже если его вновь привлекали к расследованию преступлений, тем самым вынуждая раз за разом погружаться в глубины собственного ада. Но в такие моменты Грэм чувствовал себя нужным и живым. Ему нравилось помогать следствию, несмотря на то, что весь мир отвернулся от него. Нет, были и те, кто действительно продолжал искать выходы из ситуации. Кто, как ему мнилось, искренне хотел добиться справедливости, пусть и далеко не идеальными способами. Алана Блум удерживала его от безрассудства. Взяв на себя заботы о его лохматой стае, она стала частью их семьи. И Уилл доверял ей, больше чем себе. Ведь в его положении, было так важно кому-то верить. Хотя понимал, что ее рядом держит не любовь. Интерес, жалость… возможно. Но эта женщина вселяла надежду, что все еще реально исправить, что шанс есть, но вот только ничего не менялось. А он продолжал надеяться, по-прежнему находясь за решеткой в состоянии томительного ожидания. Почему-то именно сейчас так хотелось, что бы это была она. Каждая встреча, как лучик солнца в этих мрачных стенах. Несколько минут душевного тепла, согревающие до следующего раза. Когда его усадили на низкий стул, а к наручникам пристегнули крепкую цепь, зафиксированную на металлическом кольце в центре стола, он невесело ухмыльнулся. К нему постоянно относились, как к опасному хищнику. Это было забавно, потому что на самом деле Грэм и мухи бы не обидел. Бездомные псы тянулись к нему, безошибочно определяя родную душу, способную сострадать ближнему. Он никогда не мог отказать тем, кто слабее. Даже пойманная им рыба часто была отпущена. Созидание супротив разрушению. Уиллу была чужда сама сущность насилия. Пацифизм, вынужденно граничащий с необходимостью проникать в разум маньяков и переживать все это через призму их личностного безумия, - весьма странная комбинация, пагубное влияние которой не каждому по силам выдержать. И в его сознании проскальзывали моменты, когда он сам сомневался в своей невиновности, но сейчас стало очевидным то, что его просто ловко подставили. Скверное ощущение предательства обволакивало паутиною неприязни. Он был честен с собой и окружающими, и такая подлая ложь, сгубившая все это. Слишком глуп и слишком доверчив. Парень крепко сжал кулаки, пытаясь в очередной раз заглушить сжигающую изнутри обиду. Скрежет отъехавшей в сторону решетки неприятно царапнул по напряженным нервам. Широко раскрытые синие глаза встретились с насмешливым взглядом человека, которого он бы предпочел не встречать никогда. Того самого, с ненавязчивой изящностью проникшего во все аспекты его жизни, растворившись в ней смертельным ядом. - Ганнибал? Что вы здесь делаете? - Внеурочный сеанс психотерапии, Уилл, - доктор кивнул охраннику, разрешая ему уйти. После чего с грацией дикого кота прошагал мимо пациента и сел напротив. - Так поздно? - Грэм недоверчиво прищурился, пытаясь понять цель визита внезапного гостя. - Я соскучился. И он не лгал. Ганнибал много размышлял в последнее время. Конечно, анализировать себя, - не то же самое, что выворачивать наизнанку пороки пациентов, но мысли порой вводили в ступор. Его размеренная и тщательно планируемая жизнь дала сбой. В действиях появилась неосмотрительность и опасный ненужный риск. С одной стороны, это даже казалось забавным, только права на ошибку у него уже не было. Прошли те времена, когда приходилось переезжать с места на место, заметая следы. Удирать в одной шкуре, подобно преследуемому зверю, бросив все нажитое на произвол судьбы. Здесь он наконец-то смог обосноваться надолго. Оброс нужными связями, научился извлекать пользу из того, что делал, стал достойным и уважаемым членом общества. Приятное, черт возьми, чувство! А небольшие секреты… у кого их нет? К тому же, гораздо проще было охотиться на знакомой территории, и лично зная потенциальных жертв, которые сами шли в заботливо расставленные сети. Гастрономическая база ширилась с каждым днем. Можно было убивать осмысленно, имея субъективные причины для этого. Сводить счеты и получить в стократ больше удовольствия. Все было просто идеально, не считая опустошающего чувства одиночества. Оно душило, особенно по ночам. Невыносимая потребность в сторонней поддержке. Родная душа, если можно так сказать. Хотя его практически всегда окружало множество людей, что порой изрядно утомляло необходимостью поддерживать общение. А еще ежедневные приемы и консультации, выходы в свет и любимая кухня, на которой невозможно скучать. Но никто и никогда не был равным ему. Никчемный скот, годящийся лишь на первое, второе и основное блюдо к ужину. Он уже устал копаться в мусоре, в надежде обнаружить хоть что-то стоящее, как вдруг получил весьма ценный подарок. Этого потерянного внутри самого себя мальчишку привел в ФБР Кроуфорд, как приводил многих до этого. Связал талантливого психиатра и замкнутого сотрудника общей благородной целью – помочь с поимкой опасного преступника. Вряд ли он тогда осознавал возможные последствия подобного знакомства. Их первая встреча прошла не слишком гладко. Просто и слегка небрежно одетый молодой человек, в немодных, слишком массивных для его аккуратного лица очках. Беспорядочные волнистые пряди волос и как минимум трехдневная щетина. Ничего необычного, если бы не его откровенные попытки избежать зрительного контакта с собеседником во время разговора. Это не осталось незамеченным, в ответ на саркастичный вопрос последовало вполне логичное объяснение: «Глаза отвлекают. Видишь слишком много и вместе с тем мало». Ганнибал безошибочно определил неограниченный потенциал, попытавшись сходу нарисовать психологический портрет, чего ему настоятельно порекомендовали не делать. Раздражение, исходящее от этого диковатого звереныша, повисло между ними, пресекая любую попытку наладить взаимопонимание. Он ясно дал понять, что не позволит рыться в своем мозгу и оценивать его действия. Получив весьма достойный отпор, доктор только сильнее возжелал сблизиться с ним. Незваным гостем пришел в его дом, сумел навязать идею о том, что они могли бы подружиться. И даже не погнушался использовать милую девочку Эбигейл, невольно ставшую жертвой деяний собственного отца, чтобы добиться цели. В процессе он успел привязаться и к ней, но всему есть пределы. От ненужного свидетеля пришлось избавиться. Но за это время Ганнибал стал для Грэма не просто другом, а верным советчиком и благодарным слушателем. Ежедневные сеансы психотерапии стали неотъемлемой частью их отношений. Уилл не был обычным пациентом. Интерес к его неординарному таланту и тонкому эмоциональному восприятию разгорался все ярче. Выдающаяся способность к эмпатии, подобной которой он еще никогда не встречал. И вместе с тем, данный человек вместо того, чтобы гордиться феноменальным даром и возвыситься над остальными, ненавидел себя. Постоянно занимался самобичеванием из-за невозможности спасти всех. Одновременно с этим не желал прекращать практику в ФБР. Разрывался между долгом и личными, внутренними страданиями, принимая чужую боль за свою. Вот только пока он не раскрыл в себе темную сторону, не распробовал в полной мере упоение властью над жизнью и смертью. Но это дремало в нем, выжидая благоприятных условий, чтобы пустить ростки. Потрясающий материал для работы. Среди серой массы ничтожных существ Грэм был настоящим бриллиантом, ждущим достойной огранки. И доктор с наслаждением искусного ювелира приступил к делу. Далеко не сразу осознав свою одержимость этим человеком. Увлеченность рабочим процессом переросла в своеобразное помешательство. Привычное мировоззрение пошатнулось. Он впервые не хотел убивать. Кого угодно, но это сокровище требовалось сохранить в первозданном виде. Куда сильнее было желание обладать им в полной мере. Переделать его по образу и подобию своему. Вылепить покорное орудие, чьим поведением можно с легкостью манипулировать. Позволить ему пригубить тьму и возвыситься над стадом. Влияние на слабые стороны личности, давало определенные результаты. А внезапно проявившая себя болезнь стала весьма благодатным катализатором. Но Грэм оказался сильнее, чем думалось. Отчаянное сопротивление любому открытому воздействию и внушению выводило из себя, и тогда Ганнибал впервые сорвался. Вряд ли сам парень вспомнит о том, что психиатр вытворял с ним, его разум на тот момент блуждал где-то в иных реальностях. Но демоны вышли из тени и правили балом в миг соблазна. Все прочее отошло на второй план, когда податливое тело после очередного приступа, безвольно обмякнув, рухнуло в предусмотрительно раскрытые объятия. Нежная белая кожа с одурманивающим запахом безумия. Непорочная лилия, манящая своей уникальностью и безудержное желание вкусить запретный плод. Хрупкая беспомощность, приятной тяжестью оттягивающая руки, готовая в любую секунду рассыпаться осколками при неосторожном обращении. Сорванные предохранители, господство похоти в самых изощренных вариациях. Мягкая кушетка, колени, стертые об нее до крови, и протяжные, мучительные стоны ослабевшего пациента на грани жизни и вечного забвения. С этой ночи Лектер не мог думать ни о чем другом. И сейчас его мальчик сидел перед ним, такой трогательный в своем неприкрытом скепсисе, что внутри с яростной силой разгоралось неистовое желание. - Я крайне огорчен, Уилл. - доктор обижено поджал губы. - Я искренне хотел помочь, а вы перед всеми пытаетесь выставить меня виновным за ваши ошибки. - Все, что вы делали со мной… - парень поморщился от горчащего привкуса воспоминаний. - Это вы больны, доктор! И вы хотели свести меня с ума. - Не нужно грубить мне, это чревато весьма неблагоприятными для вас последствиями.- Мужчина хищно улыбнулся, демонстрируя свою власть здесь, а затем поднялся. Уилл вздрогнул, видя, как Ганнибал снимает пиджак, аккуратно складывает его, прежде чем повесить на спинку стула. Заправляет за ухо длинные пряди челки. Педант и эстет во всем. Опасный в своей непредсказуемости. - Что вы задумали? – Грэм немного отодвинулся назад, царапая ножками стула по кафельному полу. Он бы с радостью отодвинулся еще дальше, только цепь, с лязгом натянувшаяся до предела, не оставила надежды на бегство. – Я буду кричать. - Будете, Уилл. Обязательно будете. И Грэму стало очевидным, что охранника нет в этой части тюрьмы и до утра он сюда не вернется. Камеры слежения, вероятно, тоже отключены. Доктор не стал бы вести себя столь откровенно, не подстраховавшись заранее. Парень внутренне сжался, когда тяжелая ладонь опустилась на его плечо, а пальцы болезненно, даже сквозь толстую робу, сжали ключицу. Ровное дыхание горячо ощущалось за ухом. - Вы потрясающе пахнете, - большой палец скользнул по нервно пульсирующей венке на шее. - Отказ от того отвратительного парфюма явно пошел вам на пользу. Теплые губы прошлись по мочке уха. Уилл мотнул головой, и чужая рука тут же стальной хваткой сдавила кадык. - Лучше не надо. – Доктор глубоко вздохнул и прижался своей щекой к его. Тихий, вкрадчивый шепот пугал больше, чем если бы к глотке приставили нож. – Я вот всегда принимал вас тем, кем вы являлись на самом деле. Со всеми недостатками, между прочим. Могу я рассчитывать на подобную милость в ответ? Вы знаете о рефлексе неподвижности? Это больше относится к животным, но люди не далеко от них ушли. Когда самка в охоте и окончательно готова к спариванию, она перестает вести себя буйно и замирает, позволяя самцу оседлать ее. Что весьма рекомендую проделать вам, Уилл, если не хотите, чтобы я был излишне резким. - Идите… к черту! - Вам же хуже. Резкий удар в определенную точку на спине, и перед глазами все потемнело. Висок встретился с поверхностью стола, а затем тело вновь, словно тряпичную куклу, притянули к себе. - Синяков я не оставлю, но и без них могу подарить вам такую агонию, что ваше жалкое полубезумное существование до этого дня покажется Раем. – Ганнибал тяжело вздохнул, стащил через голову галстук и продолжил, ухватив парня за подбородок: - Будьте послушным, и я не сделаю ничего плохого. Поднимитесь и обопритесь руками на стол. Согласны сделать это для меня? Грэм покорно кивнул и с трудом встал под удовлетворенным взглядом своего мучителя. Его заметно трясло, словно маленького ягненка, тщетно пытающегося впервые подняться на свои непослушные тонкие ножки. - Я всегда восхищался вашим талантом делать правильные выводы из ситуации, - доктор прижался к его спине, и молния темно-синего комбинезона медленно поползла вниз, обнажая белую футболку. Ладонь небрежно мазнула по груди и, опустившись ниже к животу, почувствовала прерывистое сокращение мышц пресса. Мальчик боялся, и это возбуждало. Такой очаровательно беспомощный. Он сейчас принадлежит только ему. В брюках стало слишком тесно, Уилл мог ощутить это напряжение, давившее на его бедро. Он закусил губу, чтобы не заскулить от отчаяния, когда пальцы обеих рук с силой сжали его соски, выделяющиеся под тонкой тканью. Перекатили их между подушечками. Грэм зашипел сквозь сжатые зубы. Легкий укус за ухо и влажное касание языка на разом вспотевшей коже. Роба свалилась с плеч под нажимом массирующих их ладоней. - Ужасная форма, - Лектер недовольно осмотрел одежду и цепь, препятствующую дальнейшему раздеванию. – Не волнуйтесь, Уилл, я куплю вам новую. Сразу после этого доктор извлек из кармана скальпель, что приятной прохладой по-хозяйски лег в руку. Пара хирургически-точных движений вдоль швов, и верхняя часть робы, отделенная от низа, лоскутами повисла на руках Грэма. - Так-то лучше, - доктор с наслаждением обхватил парня за талию, прильнув к нему максимально близко. Уилл заерзал, невольно потершись своим подтянутым задом о выпирающий член Ганнибала. Тот судорожно выдохнул ему в затылок, а после, не стесняясь, просунул руки под резинку оставшихся от комбинезона брюк. Грэм сжал ноги, но пальцы упрямо пробрались к его паху, начав активно оглаживать мошонку. Даже через трусы парень в подробностях ощущал каждое новое касание от мягких похлопываний до настойчивого стискивания. Кровь мгновенно притекла к органу, который призывно дернулся в трусах. Желание и унижение. Жалость к себе и ненависть к предательски сдавшемуся телу выступила соленой влагой из-под плотно сжатых век. Ганнибал довольно ухмыльнулся и, приблизившись к щетинистой щеке пациента, слизнул сорвавшиеся с длинных ресниц слезы. - Знаете, Уилл, вы должны гордиться своей уникальностью. В противном случае, вы бы сейчас были уже мертвы. - Ладони Лектера опустились по напряженным бедрам Грэма, стаскивая брюки от формы вместе с трусами.- Хотя я все еще не уверен, что мое вожделение по отношению к вам - не прелюдия перед убийством. Парень дернул плечами, то ли переваривая услышанное, то ли от того, что неприятный сквозняк щекотал обнаженную кожу. С него также стянули футболку, и она осталась на руках с частью робы, фиксируя конечности в районе локтей. О том, что последует дальше, не хотелось думать. Голос доктора не предвещал ничего хорошего: - Я не могу оставить вас безнаказанным, вы же понимаете? - Вы уже делали это со мной раньше. – Это был не вопрос. Тело вспоминало быстрее мозга. От обиды хотелось скулить. – Больной ублюдок! - Дерзость вас совсем не красит. И сразу за этим на правую ягодицу словно капнули горячим воском. Грэм встрепенулся, но его тут же перехватили за талию, фиксируя на месте, а в воздухе свистнул ремень для следующего удара. Ганнибал хлестал его увлеченно, с оттяжкой. Каждый новый взмах - розовые следы на бледной коже становились ярче. Но пороть своего драгоценного мальчика до крови он не собирался, а вот увидеть, как тот закусывает ткань, пытаясь удержать крик внутри себя, оказалось восхитительным. Терпеть далее не было смысла. Отбросив ремень в сторону, Лектер покрепче обнял парня, так что член лег акурат между покрасневших ягодиц. Чудовищно хотелось войти в него нарочито грубо, разрывая нежную, непривыкшую к подобному обращению плоть. Только пока не время. Осторожность и предусмотрительность превыше всех желаний, пока они оба находятся под пристальным наблюдением слишком большого количества людей. Но потом, когда интерес к ним значительно поутихнет… ради этих перспектив он готов потерпеть сейчас. Ладонь настойчиво приподняла голову Уилла повыше, что позволило протолкнуть в его рот два пальца, которые прижали язык, углубившись дальше. Никакого сопротивления - пальцы свободно выскользнули обратно сквозь приоткрытые губы, вытянув за собою вязкую ниточку слюны. Мокрое касание к сфинктеру и медленное проникновение. Грэм практически распластался на столе, чувствуя, как железная кромка врезается в живот. Странные ощущения, заставляющие прогнуться и физически, и морально. Все равно с ним сделают задуманное, остается лишь хоть как-то облегчить эту пытку. Он постарался расслабиться, и рука, растягивающая его изнутри, заскользила активнее. Прикосновения к стенкам не были неприятны, а когда Ганнибал задел простату, парень лишь уткнулся лбом в свои ладони, глуша стон. Уже три пальца входили в него снова и снова, а затем это резко прекратилось, и в кольцо мышц уперлось нечто другое. Уилл инстинктивно сжался, о чем сразу же пожалел. Срывающийся до хрипоты крик звонко отразился от бетонных стен камеры. Он не сдерживался и не пытался терпеть, так как просто не мог. Боль острым росчерком прошлась сквозь каждую клетку, моментально выступив каплями холодного пота по всему телу. К чести доктора, он дал ему несколько секунд перетерпеть и только после этого начал двигаться. Резкий выброс адреналина сменился апатией. Парень как-то сразу обмяк, ноги его практически не держали. Ганнибал приподнял его повыше и, поддерживая за бедра, ускорил ритм. Руки периодически раздвигали ягодицы, обеспечивая наиболее глубокое погружение. Срываясь на жесткие толчки, мужчина понимал, что не сможет контролировать себя слишком долго. Не прекращая трахать свою жертву, он одной рукой схватил его за порядком отросшие волосы и дернул к себе. Уилл выгнулся дугой, из прокушенной губы сочилась кровь. Цепь отзывалась звоном на каждое движение. Внезапно доктор остановился. Продолжая удерживать Грэма за темные волнистые пряди, ладонью другой руки он обхватил его член. Подушечка большого пальца заскользила по головке, размазывая капельку выделившейся смазки. Напряжение возросло, ствол максимально затвердел, боль и наслаждение стали едины. Несколько порывистых движений, и мучительно-сладкая дрожь, выплеснулась теплыми брызгами на низ живота. Ганнибал улыбнулся, ибо не ожидал, что парень сможет кончить в таком состоянии. Сколько еще неожиданных сюрпризов в этом особенном человеке, в его ненаглядном мальчике. Окончательно закинув его на стол и встав между разведенных в стороны ног, Лектер еще какое-то время входил в него плавными движениями, но вскоре сорвался на частые рывки. В последнюю секунду он успел покинуть распаленное тело и излиться на спину, не оставляя следов внутри. Нависнув над пациентом, мужчина выровнял дыхание. Затем тщательно стер сперму салфетками, оделся и помог Грэму натянуть трусы и вернуть футболку на место. Форму придется выбросить, но охранник выдаст заключенному новую, не задавая лишних вопросов. Он уже обо всем договорился. Как бы ему не хотелось остаться, нужно было уходить. Его немного волновала потеря контроля над собой. С его-то выдержкой! И жажда не исчезла до конца, она становилась все больше и больше с каждым разом. Опасное влечение, открывающее слабые стороны, которыми могут воспользоваться недоброжелатели. Все равно, что подставлять мягкое подбрюшье под удар охотника. Не хотелось думать, к чему это приведет. Будет жаль лишиться столь потрясающего создания. Но если не останется иного выхода, он убьет его, пока не размяк окончательно, поддавшись сладкому, вполне человеческому чувству. Уилл сидел на полу на корточках, вытянув вверх руки, сдерживаемые цепью. Ганнибал подошел к нему и, опустившись рядом на одно колено, довольно нежно прижал к себе, шепча на ухо. - Ты только мой, понимаешь это? Пустой, равнодушный взгляд. Только бы не показать, насколько ему сейчас плохо, не разрешить себе окончательно упасть в глазах врага. Даже когда губы доктора коснулись его, он просто позволил себя целовать. Ничего не чувствуя, не сопротивляясь. Безропотный агнец, мечтающий дать отпор. Не сейчас, но когда-нибудь он найдет в себе силы. Сможет отомстить сполна, вот только забыть уже никогда не получится. И эти воспоминания не позволят руке дрогнуть в роковой момент. Ганнибал поднялся, накинул пиджак и направился к выходу. Уже перешагнув через порог, обернулся. - Я обязательно навещу вас еще, мистер Грэм. Вам необходима усиленная терапия для скорейшего восстановления. Маленькая лампочка под потолком моргнула и погасла, камера погрузилась во мрак. Он уже не увидел, как Уилл, рухнув на колени, позволил себе отчаянно разрыдаться. По гладким камням коридора еще долго гулял звонкий цокот оленьих копыт.