Куклы

      Перед глазами плывут цветные круги и пятна, сплетаются в абстрактные картины, неуловимо напоминающие дорогие сердцу образы. Смеющиеся ласковые глаза брата, забавные косички Киредори, привычно прижатые к подбородку пальцы Токусы, лукавый взгляд Гоши, который непросто было разглядеть за пухлыми щеками…       – О, проснулась, – с удовлетворением констатирует детский голосок, от которого становится не по себе. Тэвак оборачивается на звук – голова утопает в мягких подушках.       – Ты любишь играть в куклы? – спрашивает девочка в коротеньком платьице с многочисленными рюшами и лентами – будучи совсем ещё маленькой, Тэвак с затаённым восхищением и завистью смотрела на чинно прогуливающихся вдоль Темзы благопристойных леди с чадами в таких вот платьях – они выглядели совсем как фарфоровые куклы в окнах магазина игрушек «Ноев ковчег»* , хозяин которого всегда отгонял оборванную малышню от сверкающих витрин, а однажды на Рождество подарил им с Киредори плюшевых зайца и медвежонка с огромными бантами на шеях.       – А я очень люблю, – не дождавшись ответа, девочка вскакивает на ноги, уронив музыкальную шкатулку с изящной кружащейся балериной на крышке. Шкатулка с глухим стуком катится по полу, издавая страдальческий скрип, отдалённо напоминающий рождественский гимн. Тэвак, скосив взгляд, пытается разглядеть балерину – маленькая танцовщица зацепилась фарфоровой рукой за ножку стула, и не может повернуться, только тщетно проворачиваются шестерёнки, трещит хрупкий механизм. Тонкая нога в полосатом чулке заполняет поле зрения.       – А ещё я люблю их ломать, – все с той же улыбкой добавляет девочка. Балерина с хрустом рассыпается невзрачными осколками, катятся по мягкому ковру, путаясь в длинном ворсе, шестерёнки. – Ты ведь тоже моя кукла, знаешь? – ярко-синие глаза внезапно вспыхивают совсем рядом с лицом Тэвак. От этого пронизывающего взгляда хочется спрятаться, как когда-то в детстве, в объятиях брата, таких тёплых и надёжных.       Девочка садится на край кровати, болтает ногами и качает головой в такт одной ей известной мелодии – бант, не удержавшись в коротких взъерошенных волосах, падает на светлые простыни.       – Не волнуйся, у меня есть и другие игрушки, – и снова эта елейная улыбка в голосе, от неё становится холодно в груди, – И если Фиддлер сам сломает одну из них, я на него очень обижусь.       Тэвак пытается подняться, отстраниться, – что угодно, только бы не видеть этих детских глаз со взглядом уставшего от собственных зверств маньяка-убийцы.       Скрип двери возвещает о прибытии нового действующего лица в этом кукольном театре.       – Папочка вернулся! – девочка с разбега прыгает на руки высокому худощавому мужчине с длинными волосами, убранными в аккуратный хвост. Мужчина роняет монокль, но не обращает на это внимания, и кружит любимую дочурку по комнате, едва не сшибая мебель.       – Папочка, – девочка потешно надувает губы, тянет отца за щеки, – Я хочу ещё одну куклу, ты ведь подаришь её мне?       По лицу мужчины видно – обожаемой дочери он готов подарить хоть целую армию живых кукол. А когда сломает – ещё одну, и ещё… Весь этот обречённый мир преподнесёт ей в хрустящей подарочной обёртке с цветными лентами, и присыплет сверху сверкающей пылью звёзд, которые он с неба достанет для любимого чада.       И Тэвак отчего-то становится щемяще обидно и горько. Ведь Нои, несмотря ни на что, остаются людьми, и даже более того. А она… они все – марионетки. Марионетки Ватикана.       Просто куклы. *Такой магазин действительно существовал в районе Холборн Лондона. Ныне он носит название «Хемлис» по имени основателя, и находится на Реджент стрит. Это крупнейший магазин игрушек в Европе, и один из крупнейших в мире.