Despair.

Я создаю свой хрупкий бледно-желтый мир, закрывая глаза. Только так я чувствую себя тем, кем не являюсь на самом деле. Чувствуя невесомые прикосновения чего-то очень-очень мягкого, пушистого, я стараюсь держать глаза закрытыми, чтобы сохранить эту таинственность, сохранить интерес. Боюсь сделать лишнее движение и нарушить этот прекрасный покой, раннее неизвестный мне. Что же летает вокруг меня в беззаботном полете? Я безумно хочу открыть глаза, но боюсь ослепнуть от того, что могу увидеть. Эта бледно-желтая реальность взбалтывает мои чувства и в итоге превращает их в пену, толкает к поверхности, заставляет захлебываться. А я стою с закрытыми глазами, не испытывая никаких эмоций, ничего не чувствуя. Мне просто хочется стать тем, кем я так долго желаю быть. Но прежде я должен освободиться от оков прошлых образов. Раньше, смотря вперед, я видел лишь прошлое, оно всегда улыбалось мне широкой безумной улыбкой и тянуло ко мне свои черные руки, похожие на кляксу. Я не бежал, не сторонился, я подал руку и снова измарался в грязи своих грехов. Следы от прошлого не оттереть. Они впитываются под кожу, проходят в вены, заражают кровь. Я просто хочу обрести то, что для меня столь далеко, но столь маняще. Приподнимая руку, я пытаюсь дотронуться до того, что летает вокруг. Мои пальцы лишь обволакивают молочную пустоту и больше ничего. Я не должен открывать глаза. Я не должен видеть. По крайней мере сейчас. Пятна черноты в моей душе становятся все отчетливее. Я чувствую, как эта дьявольская чернота растекается по всему телу, окрашивает ключицы, ребра – абсолютно все, чего касается. Как гуашь, как чернила. Достаточно одной капли, чтобы испортить чистый лист. Но я, скорее всего, всегда был каким-то шаблоном, какой-то неинтересной картиной с потертой старой рамкой. Никто не обращал на меня внимания, никто не уделял внимания деталям, никто не хотел замечать, какой скрытый смысл таится за этим холстом, за этими рамками. Есть такие люди, которых будто вырезали из трафаретов. Они гибкие, пустые, простые. Их можно гнуть, рвать, склеивать – они стерпят. Но никто не поднимет скомканную бумагу. Ее лишь отшвырнут подальше от своего пути, и пойдут дальше, сами не зная куда. Есть и такие люди. А есть я, который не может найти себе места в этой сложной схеме, в этой конструкции, потому что мне не хватает красок. Когда меня рисовали простым карандашом, то забыли раскрасить. Раскрасили окружающих, реальность, декорации, а меня нет. Но может я и выделяюсь на фоне всей этой сумасбродной яркости своим серым обычным цветом? Тогда чего же мне не хватает? Меня перестало интересовать все, что движется рядом со мной. Ведь я стою на месте, без эмоций, без целей, планов, без смысла. Я просто стою, а перья, летающие вокруг меня, легонько касаются лица и оседают на спине, а затем резко и невыносимо больно вонзаются в кожу, прямо в свежие раны и шрамы, словно вгрызаются в меня, ищут себе места в моем теле, как я ищу себе места в мире и я, задрав голову, поджимаю от страха дрожащие губы, пытаясь удержаться на месте и не упасть. Из перьев вырастают крылья. Я долго терпел, чтобы они выросли. Но разве я смогу взлететь после стольких неудач, после стольких ран с окровавленной спиной? Поэтому я открываю глаза и смотрю на свет, на бледно-желтый свет, и не вижу прежних декораций, всего того, что окружало раньше. Я один в этой колючей мерзкой обстановке, которую выдумал я сам. Я один и мои образы, маски от которых разбросаны вокруг ног. Горькое отчаянье подступает к горлу. И тут чья-то рука хватает меня за шею и душит, душит, в то время, пока другая рука выдавливает глаза, а третья грубо отрывает крылья вместе с кожей. И я падаю на колени, к своим маскам и обнимаю себя за плечи, опуская голову. Нельзя мечтать о неосуществимом. Нельзя долго жить с закрытыми глазами и погружаться все глубже и глубже в свои фантазии. Их все равно лишат, как меня лишили крыльев, едва стоило мне обрести их. Но они были. Я чувствовал. Я ЧУВСТВОВАЛ. Пока жил в своем бледно-желтом лживом мире с закрытыми глазами.