ЖБК

— Ты хочешь жить отдельно? Саске стоял на кухне перед дедом в один из тех выходных, когда тот бывал дома. Дед бросил на него поверх газетного края серьёзный взгляд. А серьёзным он бывал редко, Саске это знал. — Ты ещё совсем ребёнок. Сколько тебе? Тринадцать? Саске закусил губу, угрюмо уставившись на свои босые ступни с поджатыми пальцами. Он уже хотел уйти, но дед его почему-то остановил, отложив сложенную вчетверо газету. — Тебе здесь плохо? Поссорился с Наруто? — Ничего такого, — едва слышно пробормотал Саске. — Вы не поймёте. Кажется, слова деду не понравились — тот вздохнул, утомлённо прикрыв глаза. — Саске, я ведь тоже когда-то потерял близких. И Наруто потерял. Почему мы не можем тебя понять? Саске упрямо отвернулся, он не любил говорить на эту тему. — Наруто был совсем маленьким... он их просто не помнит. — Ну а я? — прямо спросил дед. Если б и хотел, Саске не нашёл бы, что ответить. Они уже множество раз об этом говорили, но всё равно — их боль и его боль несоизмеримы, даже сравнить нельзя. Дед с молчаливым терпением смотрел на Саске, изредка потирая большие шершавые ладони. Он не выглядел старым, но копна волос на голове была уже совсем седой. — Понимаешь, Саске, — начал он, так и не дождавшись ответа, — когда мы сюда приехали — твоя семья и моя семья — только мы друг у друга и были. Ты и Наруто родились уже здесь, и возможно ты даже не поймёшь, о чём я, но, если попадаешь в совершенно другое место — все вокруг чужаки. Как думаешь, почему именно тебя попросили приглядывать за Наруто, а не какого-нибудь другого знакомого, постарше? Саске не ответил, но дед, казалось, этого и не ждал. — Потому что ты был такой же частью нашей семьи, как и Наруто — твоей. Понимаешь? Мы тоже твоя семья. Не ты один потерял родителей и брата — и для нас они были дороги. Очень. В груди давило от стыда, дышалось через силу — Саске отворачивался, не мог смотреть ему в глаза. Когда дед был серьёзен, он был невыносим. Невыносим в своей правоте. — Это... — Саске пришлось сглотнуть, чтобы продолжить, — это не то. Не поэтому хочу уйти. Точнее, не совсем поэтому. Я... Он не знал, как это сказать. Дед просто не поймёт его, посмеётся. Но тот всё смотрел на него внимательными глазами, и Саске пришлось продолжить: — Я тут как будто... не на своём месте. Мне нужно вернуться в тот дом. Это... я постоянно об этом думаю. Когда мимо прохожу, внутренности словно... стягивает. Дед молчал. Саске присел в коридоре в самом тёмном уголке, гладкий линолеум холодил стопы. В конце концов, дед когда-нибудь разрешит ему жить отдельно, Саске видел это по его глазам. Та квартира пустовала уже несколько лет, слепые окна не горели в темноте. Когда-нибудь он туда вернётся. Босыми пятками мимо прошлёпал Наруто, затем почти сразу вернулся назад. Саске отвернулся от него. — Что, не пустил тебя дед? — вызывающе спросил тот. — Отвали, — Саске хотел это сказать равнодушно, но чувствовал пробивающуюся обидчивую злость. Наруто засопел. Саске мог представить, как подрагивали крылья носа, как крепко он сжимал губы до ямочек на подбородке. — Ну и валил бы! Очень нужен ты тут! Саске не ответил. Он слышал скрип линолеума, когда Наруто поворачивался на пятках, чтобы уйти в свою комнату. Тогда Саске и повернул голову. Наруто уходил, сгорбившись, он видел его тёмный силуэт на фоне пронзительно-зелёного проёма окна. Саске, наверное, впервые заметил, что оно выходит на стену высоких густо растущих деревьев. Казалось, что там, совсем рядом, колыхал листьями целый лес. Саске смотрел в удаляющуюся спину Наруто и внезапно вспомнил, что тот всегда ходил один. Играл в стороне на детской площадке, в одиночестве шатался по школе — он ни с кем не дружил. Точнее, никто не хотел с ним дружить. Наруто наверняка понимал смысл слов деда — когда все вокруг чужаки, для них ты единственный чужак. Бабье лето кончилось, тёплые дни сменились заморозками так резко, словно кто-то переключил тумблер. Многочисленные признания в любви на асфальте замазали серой краской, и Саске с удовольствием через них переступал. Он знал, что это ненадолго, может, не пройдёт и недели, как какой-нибудь отчаянно смелый и влюблённый идиот вновь будет портить университетскую территорию душевными излияниями. Потекли дни. Иногда Саске казалось, что ничего не изменилось. Он всё также ходил на работу, проводил практики, подменял Орочимару на лекциях, а Карин всё также строила ему глазки, хоть и встречалась с тем лаборантом уже несколько месяцев. Но что-то было. Он ощущал это, когда приходил домой, поднимался по крутой лестнице и заходил в квартиру. Когда просыпался утром в стылой комнате — отопление всё никак не включали. Когда компьютер гудел в глушащей тишине, словно уже несколько лет тут не открывали и рта. Что-то было во всех этих мелочах, но Саске старался об этом не думать. В тот раз, когда Орочимару вызвал его к себе, Саске не ощущал никакого дурного предчувствия. А почему должен был? В этом не было ничего необычного. Саске привычно прошёл по коридору — кабинет Орочимару находился дальше всех. Нажал на позолоченную ручку, открыл красивую дверь из шлифованного дерева с поблёскивающим именем на табличке. Орочимару ждал его, сидя за большим лакированным столом, сложив перед собой бледные руки в замок. Планы, чертежи, бумага, канцелярия — всё лежало в идеальном порядке на столешнице. Саске очень нравилась эта педантичность в своём начальнике. Они во многом были похожи, наверное, поэтому Орочимару и относился к нему куда лучше, чем к другим. — Мне сказали, чтобы я зашёл к вам, — сказал Саске, садясь на стул для посетителей — твёрдый и с прямой спинкой. — Верно. Я хотел увидеть тебя, Саске, — Орочимару расплылся в улыбке, прищурив свои и так узкие глаза. Он говорил с мягким шипением, даже присвистом, и «Саске» у него получалось, как «С-сас-ске». Было трудно привыкнуть к его манере речи поначалу, но теперь это даже не резало слух. — Боюсь, — развёл и свёл пальцы Орочимару, — тема будет неприятная. В последнее время ты стал очень странно себя вести, будто сам не свой. Ты меня расстраиваешь, Саске. А ещё все эти слухи, — он покачал головой, словно сообщал о скорбном известии. Саске молчал. Руки почему-то оледенели. — К чему вы клоните? — его голос звучал как будто со стороны, казался мёртвым. — Я переживаю за тебя, — так же мягко ответил Орочимару. — Ты исполнительный, талантливый и трудолюбивый. Я возлагаю много надежд на тебя, Саске. Вполне возможно, что когда-нибудь ты заменишь и меня. Но то, что происходит теперь... Орочимару позволил себе небольшой свистящий вздох. — Мне кажется, у тебя сложилась ситуация, которая очень сильно отвлекает от важного. Ты стал хуже работать, часто берёшь отгулы. Я вовсе не против, чтобы ты отдыхал, у тебя их скопилось достаточно. Но ты явно скатываешься по наклонной. Саске молчал. Каждое слово Орочимару словно падало ядовитыми каплями и прожигало кожу Саске. — Ты ведь наверняка знаешь, как люди обычно относятся к такому... к таким отношениям. Ты ещё молод, порой тянет на эксперименты. Но всё это глупости, Саске, ты и сам поймёшь вскоре. Думаю, не ошибусь, если скажу, что ты нормальный. Последнее резануло по Саске, подрубило не хуже свистящего лезвия гильотины. Наверное, потому что он сам часто себе это повторял. Он нашёл в себе силы ответить: — Это всё? Я могу идти? Орочимару смотрел на него так, как смотрят на упрямого ребёнка, немного устало и с жалостью. И этот взгляд почему-то был хуже слов. Саске поднялся, не дождавшись ответа, задвинул стул одеревеневшими пальцами и хотел уже выйти, как его догнал голос Орочимару: — Я боюсь не единственно за тебя, Саске. Очень может быть, что ситуация пагубно скажется не только на тебе одном. Ты об этом думал? Саске шёл домой по дорожке меж дворами. Приходилось смотреть под ноги — колючие ёжики каштанов лезли под подошвы. Они усеивали мокрый от дождя асфальт, целые и расколотые, обнажающие блестящие полированные нутра. Мысли иногда настигали в самых неожиданных местах, когда он не был погружён в работу. Саске даже не сразу понимал, что снова и снова об этом думает, вертит в голове. А, когда осознавал — гнал размышления от себя. Почему он опять думал о Наруто? О том случае? Уж не лаковые ли бочка каштанов напомнили ему красивую деревянную дверь в кабинет Орочимару? Он сам был во всём виноват. Повёл себя глупо, как мальчишка, не сумел себя сдержать — поддался искушению. Как легко было поддаваться, когда рядом находился Наруто. Ввязался в эти непонятные, не имеющие будущего отношения. Никогда с ним такого не было. Орочимару был прав, он скатывался по наклонной всё ниже и ниже. Нужно было оборвать все концы, пока ещё не слишком поздно, пока... И снова в ушах звучал горький смех, искажённый помехами. Почему же тогда он об этом всё ещё думает? Он ведь его теперь даже и не видит почти, бывшая вездесущесть Наруто превратилась в неуловимость. Громко каркнула ворона откуда-то сверху, Саске поднял голову. Он стоял совсем рядом со своим домом, около угла, там, где высился огромный кирпичный дымоход, идущий из заброшенной котельной в подвале. Он был широким и квадратным, примыкал к стене и поднимался над крышей. А на самом верху качалось под ветром тоненькое, почти прозрачное, деревце. Саске смотрел на него, не отрываясь, сердце билось неровно и глухо. Он вспомнил, как Наруто однажды свалился от усталости и бормотал всякие глупости о дыхательных путях и артериях, о дереве, что растёт на трубе... Он прожил тут почти всю жизнь и даже не заметил, когда оно появилось. А Наруто... почему Наруто нашёл его, а он нет? Иногда ему казалось, что Наруто видел дальше, чем Саске, замечал то, что ему не под силу различить. На краю дымохода расположились вороны, изредка толкаясь чёрными боками, под их когтями крошился старый кирпич. Они были везде: на карнизах, на трубах, на старой раскидистой липе, толпились на кромке крыши и смотрели вниз — на него. Саске почувствовал, как волосы шевелятся на затылке. Птицы сидели в тишине. Саске увидел Наруто через год. Заметил его в окне и почему-то вышел на балкон. Осень была пока тёплой, поэтому накидывать куртку не стал. Ярким оранжевым пятном Наруто шёл по дорожке, которая проходила мимо трубы с деревом. Но он был не один. Саске не мог вспомнить, появлялся ли хоть когда-нибудь тот здесь с кем-то ещё. Он мог этого просто не видеть. Маршрут Наруто всегда пролегал мимо — их дома ведь были соседними — но виделись они крайне редко, расписание не совпадало. Прищурившись, Саске отслеживал медленно приближающиеся фигурки. Кажется, они болтали. Наруто смеялся и размахивал руками, как делал это обычно, когда увлекался разговором. Было неприятно. И зачем он только смотрит? Когда они подошли ближе, Саске рассмотрел и второго. Тот был тёмнокож и со странно выбеленными волосами — что-то забрезжило в памяти Саске. Кажется, его звали... Омои? А вот теперь стало ещё неприятнее. Саске казалось, что в груди шевелилось что-то колючее и мрачное, царапало шипами изнутри. Они остановились, подойдя к дымоходу вплотную, Наруто указал наверх, Омои послушно поднял взгляд, и Саске посмотрел туда же. Тщедушное деревце всё также полоскалось в ветряных потоках, перебирая мелкими листьями. Саске едва мог слышать их, но до него донеслось кое-что из слов Омои, кажется, тот спрашивал: «Почему?..» Почему оно там растёт? Как это возможно? Саске знал, почему. Не трудно было догадаться. Дымоход был таким же старым, как и весь дом, внутренние стенки разъело от дыма, и кирпич рассыпался в обычную глину. Верх трубы на несколько метров был тёмным от впитанной влаги. Ветер занёс зёрнышко в какую-нибудь нишу или впадину в глубине — все условия для роста есть, так почему бы ему не прорасти? Но Наруто чесал затылок, явно не зная ответ. Он засмеялся и предложил подняться, чтобы посмотреть, на одной из сторон специально для этого были вбиты проржавевшие жестяные перекладины. Омои отказался, покрутив пальцем у виска, и Саске не стал бы его в этом винить. Наруто с улыбкой почти нежно, даже любовно погладил кирпичную стенку, хлопнул Омои по плечу — и они пошли дальше, скрывшись за углом. Саске оттолкнулся от перил, открыл дверь, быстро пересёк несколько комнат и вышел на противоположный балкон, ожидая, когда приятели вновь покажутся. Он следил, пока они окончательно не скрылись в арке дома Наруто. Маленькое мрачное чудовище резало шипами внутренности. Саске не знал, почему проснулся. Тьма съедала углы, тикали часы в каждой комнате — всё было как обычно. Но почему-то он больше не мог заснуть. Саске прожил несколько лет, как в тумане, как в серой застоявшейся жиже. Ему казалось, что он постепенно преет изнутри, что в венах вместо крови медленно течёт смердящий гной. Дни сливались в слякоть, были одинаковыми, как ложки в пропахшей капустой столовой университета. Он встал с кровати и побрёл в коридор. В последнее время его растравливали воспоминания. Яркие, тёплые, пронзительно-цветные — как же сильно они отличались от его теперешней жизни. Образ Наруто смазывался в голове в сплошной солнечно-слепящий мазок, на него было больно смотреть. Саске теперь даже не мог точно сказать, какого цвета у него были глаза. Красные? Оранжевые? Жёлтые? Ах да... Голубые. Саске привалился спиной к углу, где когда-то нашёл Наруто, сполз вниз, уселся на пол. Он уже долгое время не живёт, а просто существует: работает, ест и спит на автомате. Как удивительно быстро пролетают года в таком состоянии, дни кажутся часами, месяцы неделями, а он словно застыл, как залипшая в клею муха. Быть может, ему следует пойти к брату? Он ведь давно у него не был. Саске провёл рукой по холодной стене и прижался зачем-то к ней ухом. Казалось, он слышал. Дыхание и пульсацию крови. Частокол неровных цветастых оградок запутывал и мешал пройти. С тех пор, как он был здесь в последний раз, кладбище намного расширилось, разрослось, как опухоль, и, если раньше могила была у самого края, то теперь затерялась где-то в середине. Саске шёл по памяти, но многое изменилось: оградки перекрасили, некоторые могильные камни поменяли, добавили новые, подселяя членов семей к уже лежавшим — но ориентиры остались на своих местах. Редкие деревья, крупные старые памятники, дорожки. Родители были похоронены в противоположной стороне, на большом семейном, выкупленном заранее участке, где совсем близко был участок Узумаки. Когда-нибудь и он там будет погребён, и Наруто. Какая ирония, они давно расстались, но в конце всё равно будут лежать рядом. Что-то горько сжалось в груди от этих мыслей. Брат покоился в совсем другом месте, как можно дальше от родителей, об этом похлопотал ещё дед. Саске издали заметил памятник — обычный прямоугольный камень с именем и датой. Оградка покрылась пятнами ржавчины, внутри всё заросло сорной травой. По могилам почти всегда можно определить, нужен ли был кому-то человек или нет, как сильно его любили. К надгробию Итачи ни разу не клали цветов. Саске даже не был на его похоронах, подошёл к могиле потом, как всё закончилось. Это был его единственный визит. Саске присел на низкую оградку, внимательно уставившись на вырезанное имя. Фотографии не было — и это хорошо, он не хотел воскрешать в памяти лицо когда-то любимого брата. — Ну... привет. Саске думал, что будет чувствовать себя глупо, разговаривая с могильным камнем, но вокруг никого не было. Стояла продуваемая ветром тишина, и нарушить её разговором с покойником казалось очень естественно. — Давно я к тебе не заходил. Слова давались тяжело. Его распирало от тысячи вопросов, они теснились в горле, рвались с языка, и одновременно он не знал, что произнести дальше. Что он мог сказать... кому? Брату? Убийце? — Мне всегда было интересно, зачем ты это сделал. В тот день Итачи отправил его в далёкий магазин, поездка до которого занимала по меньшей мере час. Когда Саске вернулся — застыл на пороге подъезда, как перед пропастью. Как странно, он не помнил, что тогда покупал по просьбе брата или в чём был одет, или какая была погода. Но он до сих пор отчётливо видел картину — как Итачи сломанной куклой валялся у подножия лестницы с неестественно вывернутой шеей и кровавой заплатой на лбу, видел лаково блестящее бордовое пятно у головы. Он смутно помнил, как отреагировал. Звал брата? Тряс его за плечо? Плакал? Зато он не мог забыть, как поднимался по лестнице и проходил в раскрытый зев двери. Не мог забыть мать с отцом с перерезанными глотками, лежащих рядом в луже тёмной крови — они лежали так аккуратно, словно сами туда легли, чтобы посмотреть тёмными глазами в бездну потолка. Как ему объяснили позже — много позже — Итачи был психически нестабилен уже некоторое время. Болен. Он убил родителей, бежал по крутой лестнице, запнулся и свернул шею. Мстить было некому. — А ведь Наруто понимал... чувствовал. Наверняка чувствовал. Поэтому и не хотел с тобой сидеть в детстве. Или ты сам не хотел... Почему ты только меня не убил? Я постоянно об этом думаю. Почему он отправил его в магазин, когда убивал родителей? Что мешало убить и его, Саске? Почему он отказался присматривать за Наруто? Раньше Саске об этом не задумывался, но разве капризное нежелание ребенка сидеть с кем-то другим не глупая причина? Может, Итачи сам хотел их... оградить? Ветер шевелил траву, Саске заметил краем глаза движение, повернулся и застыл — вороны молчаливо собирались на ближайшем дереве, подгибая ветки под себя. Когда-то давным-давно Саске уже видел такую картину, когда шёл домой, обходя ёжики каштанов. Давно, совсем скоро после того, как... — Знаешь, кажется, я совершил тогда огромную ошибку, — невесело усмехнулся Саске. — И я не знаю, как её исправить. Покойник не ответил. Визгливая трель короткими звонками разрезала тишину. Саске не сразу взял трубку, ему пришлось идти из другой комнаты, чтобы добраться до стационарного телефона. — Привет, Саске, — донёсся из динамика хриплый голос деда. — Здравствуйте, — помедлив, ответил он. — Не ожидал вас услышать. Трубка взорвалась трескучим старческим смехом. — Ну, как видишь... как слышишь, я всё ещё жив! — весело сказал дед. — Если бы ты чаще к нам заходил, был бы в курсе. Саске сдавил трубку так, что пластиковые края врезались в ладонь. — Может быть. Так почему вы звоните? Что-то произошло? Дед не спешил с ответом, он с шумом вздохнул, вызвав маленькую бурю помех. — Ты ведь и с Наруто уже давно не общался? Саске молчал. — Не знаю, что у вас там случилось, поссорились по-крупному, похоже... В общем, кончай маяться дурью, Саске. У тебя всегда была бедовая голова, похуже, чем у Наруто. Не удивлюсь, если причина всему — ты. Как же невыносим был дед в такие моменты. Казалось, Саске снова тринадцать лет, и он смотрит в пол, разглядывая босые ступни с поджатыми пальцами. — Ты ведь знаешь, что, если решишь помириться, Наруто только навстречу пойдёт? Саске с трудом заставил себя произнести: — Знаю. — Этот дурак совершенно не умеет держать зла, — словно не услышав, продолжил дед. — Чёрт, я иногда думаю, что он не будет точить зуб, даже если его изобьют в какой-нибудь подворотне. А ведь на святошу он совсем не походит, правда? Дед смеялся, но в словах ощущались горькие нотки. — Когда-нибудь это свойство сведёт его в могилу. Не могу не думать об этом... В общем, — голос деда изменился, стал серьёзнее, — чего я звоню-то. У Наруто скоро дипломная защита. Он ведь и правда очень талантлив, за эти годы он многое преодолел. Дед, казалось, был горд и немного удивлён, словно и сам не так давно это понял. — Ему уже предлагают работу, и после защиты он уедет в столицу. Понимаешь, Саске? Новость упала, разбившись в дребезги и осыпав Саске осколками. Слова доходили с трудом. Дед молчал некоторое время, затем спросил: — Ты хочешь всю жизнь прожить в этом доме? Саске не ответил, стискивая трубку в руке. Стены словно надвинулись ближе. — Мне иногда кажется, — почти равнодушно и спокойно начал дед, — что ты сам себя хоронишь там заживо. Зря я тебе разрешил жить в старой квартире. Ты теперь заперт в ней, как в клетке. Дед был невыносим. Саске снял ключи с крючка и оглянулся — почудилось, что сзади кто-то стоял. Он неосознанно сжал их в ладони, железные резцы вонзились в кожу пальцев. Но в квартире, разумеется, никого, кроме него, не было. Уже долгое время. Он вышел в коридор под холодный свет из узкого окна и закрыл дверь. Лестница почему-то казалась длиннее и круче, нога соскользнула, и Саске едва не полетел вниз, но успел схватиться рукой за перила. Резкий рывок как будто вывернул наизнанку, к горлу подступила тошнота. Он тяжело дышал, смотря на качающиеся уступы, сердце больно отбивало по рёбрам. Он сглотнул, выровнявшись, и медленно стал сходить дальше. Бетонным ступенькам минул не один десяток лет, а блестящие отполированные края заглажены сотнями ног и тысячью спусками. Не удивительно, что тут разбился Итачи и оступился Саске. Вот только Саске, ребёнком сбегавший туда и обратно по ступенькам, ни разу ещё на этих лестницах не оскальзывался. Дверь в тамбур заклинило, Саске двинул по ней плечом, но на него лишь посыпалась облупившаяся краска. Какого чёрта? Её даже зимой ни разу не закрывали, кто вообще додумался запереть её в начале лета? Саске отошёл на полшага назад, мрачно осматривая дверную створку. Отчего-то было не по себе. Верхний этаж с громадиной потолка был наполнен молочным светом, но чем ниже он спускался, тем темнее становилось. Здесь, у подножия лестницы, где когда-то лежал брат, не видно было ни зги. Он присмотрелся, заметив, что петли проржавели, хотя ещё недавно их смазывали, а дверь распёрло в проёме от влаги — вход был замурован намертво. Теперь он заперт тут, как в клетке. Именно в день защиты Наруто. Отгоняя от себя настойчивое жуткое ощущение, Саске ударил плечом в дверь, потом ещё раз и ещё. Створка визжала и скрипела, будто с каждым толчком он ломал ей что-то внутри, причиняя невыносимую боль. Дверь поддавалась — понемногу и постепенно. У Саске уже ныла рука, но он и не думал останавливаться. Словно он пробивал вход не просто в летний день, чтобы пойти на работу, а чтобы сбежать, уйти навсегда. Дверь распахнулась неожиданно, с последним коротким визгом, так резко, что Саске едва не рухнул на пол. Он постоял немного, приходя в себя от удушающей волны неизвестному ему доселе страха быть погребённым заживо. Потёр плечо и вышел во двор — оглянулся назад, окинув взглядом все три высоких этажа. Слепые тёмные окна смотрели на него. Точно на него. Дом не хочет его выпускать. Чёткая мысль пришла внезапно, и Саске почему-то был уверен, что она правдива. Наруто верил, что дом живой, и Саске поверил в это только сейчас. Почему-то Наруто видел в доме только хорошее. Эта его бестолковая привычка видеть хорошее в чём — в ком — угодно. В Саске он тоже видел... Но Саске чувствовал — ещё немного, и дом бы скорее удушил его в себе, чем выпустил наружу. Как не выпустил Итачи. Он кинул сумку на стул, войдя в преподавательскую, и остановился, не зная, что делать. Он не думал ни о чём конкретном, просто знал, что сегодня защита Наруто, и ему надо попасть в университет. Но что он может сделать? Пожелать ему удачи? Поздравить с защитой, как только он сдаст? Это всё равно ничего не даст, скоро Наруто уедет навсегда. Он уедет, а Саске останется здесь, запертый в клетке. Наруто будет работать в каком-нибудь престижном месте, а Саске так и будет поучать ленивых и бесноватых студентов, получая за это гроши, сколько бы ни обещал Орочимару свою должность. У Саске ведь тоже когда-то были предложения по работе, но он предпочёл похоронить себя здесь, как можно ближе к дому. А Наруто заведёт в столице много друзей, ещё больше, чем тут, встретит хорошенькую девушку, женится, обзаведется детьми, ну а Саске... — С чего это Орыч на защите дизайнеров делает? — донёсся до него насмешливо-манерный голос лаборанта. Дверь открылась, впуская его и Карин. Та как раз закатила глаза, когда Саске медленно на них обернулся. — Откуда мне знать все его придури? Состав оценочной комиссии не моё дело. О! Саске! — она тут же расцвела, заметив его, и залилась довольным вишнёвым румянцем. Недовольный взгляд лаборанта был успешно проигнорирован. — Орочимару в составе комиссии на защите дизайнеров? — переспросил Саске деревянным голосом. Как же ему хотелось ослышаться. — Да, мы сами удивились, — мягко и почти мурлыкающе сказала она. Карин раздражающе часто с ним так разговаривала. — Он почему-то захотел участвовать в оценке дипломов... Подожди! Ты куда? Но Саске её уже практически не слышал. Он бежал по коридору и свернул к лестницам, не в силах ждать лифта. Что это значит? Орочимару никогда не интересовали защиты дизайнеров, их проекты были практически лишены конструктивных решений. И почему именно та группа, где учился Наруто? Или те его слова были действительно... угрозой? Он сжал зубы. Вот же чёртов старикан, Саске же давно с Наруто расстался, неужели захотел и ему урок преподать напоследок?! Саске вылетел на нужном этаже, пробежал несколько коридоров и замер. Как же давно он не видел Наруто так близко. Тот почти не изменился, казался всё таким же вечно улыбающимся и плутоватым, вечно в окружении друзей. Он казался таким... родным. Тёпло-солнечным. Наруто, заметив его, удивлённо вскинул брови, затем улыбнулся и помахал рукой. Вот так просто, будто они только вчера виделись. — Привет, Саске. Ты что здесь делаешь? — беспечно спросил он, оторвавшись от одногруппников и подойдя к нему. Саске жадно смотрел на его лицо, впитывая такие привычные полузабытые черты. Излом светлых бровей, голубые глаза, разрез дугой, морковного цвета губы. Он скучал. Да что там, не просто скучал — чах и загнивал все эти несколько лет. Наруто улыбался и тоже не отводил глаз. Он выглядел спокойным и уверенным, как будто выше ростом, словно давно уже Саске... перегнал. — Ты... — хрипло начал Саске, — ты знаешь, что у вас на защите будет Орочимару? Наруто удивился. — Твой старый начальник-хрыч? — он поморщился, потом махнул рукой. — А, пускай! Не страшно, всё будет хорошо. Вот и всё. И кого он бежал спасать? Да разве нужно Наруто его спасение? Если уж быть совсем честным, то спасать надо только одного из них двоих — и явно не Наруто. Тот оскалился в своей широкой лисьей улыбке от уха до уха и кивнул в сторону кабинета. — Сейчас будет моя защита. Посмотришь? Саске не мог не посмотреть. Проект Наруто с самого порога взорвался перед глазами яркими красками. Он был огромным, почти во всю стену — как и все дипломные проекты — распечатан на нескольких планшетах. Даже если бы Саске и не знал, что это проект Наруто, он бы всё равно догадался. Цветной и слепящий шагающий город. Он даже название оставил то же самое: «Живая Бегущая Канитель». Саске чувствовал, что улыбается, как дурак. Всю защиту он простоял около стенки и не мог отвести взгляда от Наруто, твёрдо читающего речь и активно жестикулирующего. Его голос упруго и уверенно разносился по кабинету — вся комиссия, все студенты и знакомые на задних партах, что пришли поглазеть из интереса, смотрели на него, как заворожённые. Саске улыбался. Казалось, он не улыбался уже очень много лет, почти полжизни. Неужели он был таким идиотом, что сам от всего этого отказался? Он не заметил, когда кончилось выступление, и состав комиссии приступил к вопросам. Наруто щерился в улыбке, лохматил затылок, но отвечал и ни разу не сбился. Он действительно подготовился. Допрос окончился и теперь очередь высказываться перешла к оценивающим. Орочимару взял слово. — Интересный проект, хоть тема и выбрана очень странная. Я слышал, что Учиха Саске, один из моих преподавателей, — Орочимару обернулся к нему, прищурив свои и так узкие глаза, — прикладывал руку к этому проекту. Может, вы хотите что-нибудь сказать? Дать ему оценку? Саске застыл на мгновение, но, посмотрев на Наруто, расслабился. Он вышел вперёд и окинул взглядом красочное глянцевое полотно. Наруто отчего-то замер. — Я видел только самое начало, первые эскизы и попытки. Уже тогда его задумки меня поражали, но то, что я вижу сейчас... — он перевёл взгляд на Наруто, заглядывая ему в глаза. Казалось, они менялись. А может, это Саске чудилось из-за цветной блестящей печати. — Кажется, я влюбился. В этот проект. Стояла тишина. Сердце словно билось в горле и Саске хотелось сглотнуть, протолкнуть его на место. А потом Наруто улыбнулся ему, и Саске почувствовал, как вся его жизнь, тщательно выстроенная из железного каркаса и бетонных перекрытий, превращается в бегущую куда-то канитель. Живую.