Преимущество молодости

Спальня обставлена в строгом стиле, и широкая кровать с пологом смотрится здесь как минимум неуместно. Линк чувствует себя на этой кровати неуютно. Пока инспектора нет, он сидит, обняв руками колени. Потом ему в голову приходит мысль, что Рувилье будет слишком озабочен делами, раз уже так поздно, а его еще нет. Он, скорее всего, не захочет ждать, и Линк начинает раздевается. Спустив ноги с кровати, расстегивает китель, кладет его рядом с собой на постель, сидя же расстегивает галифе. Убирает под стул сапоги, встает и избавляется от брюк. Вешает их аккуратно на спинку стула, вешает рубашку и расправляет поверх нее китель. Подходит к окну, смотрит некоторое время вниз, на улицу, словно надеясь кого-то в темноте разглядеть, потом отступает и задергивает тяжелые, плотные шторы. В комнате холодно, наверное, поэтому по спине у него пробегают мурашки, когда он поворачивается и видит все ту же кровать. Крайняя подушка слегка примята: Линк лежал на спине, заложив руки за голову и глядя в полог. Он бы предпочел быть в кабинете вместе с инспектором, разбирать бумаги. Но Рувилье отдал недвусмысленный приказ, и секретарь вынужден был подчиниться. Но несмотря на то, что Рувилье категорически приказал ему идти в комнату и отдыхать, Линк не мог отвлечься и уж тем более заснуть. Линк снова садится, ложится поперек кровати, снова закладывает руки за голову. Часы внизу, в гостиной, бьют два. Линк думает, что зря раздевался. Впору снова надевать форму, натягивать сапоги и спускаться вниз, все равно скоро надо будет выезжать, в Лионе требуется присутствие инспектора. Именно поэтому они сидели до ночи, готовя документы, которые надо будет отослать в Ватикан. К тому времени, как они прибудут на новое место службы, кардинал уже успеет подписать новые приказы. Нервничая все больше, Линк начинает подумывать о том, чтобы пойти лечь на диван в гостиной. Инспектору лучше бы нормально выспаться перед дорогой. Рувилье совсем не заботится о своем здоровье, и делать это за него приходится Линку. Это он мог бы подремать в поезде, а инспектору требуется спокойный, полноценный отдых, даже если это будет всего три часа. Зато – в нормальной кровати. Что инспектор может встать позже пяти, Линк даже не допускает в мыслях. Рувилье всегда встает ни свет, ни заря, во сколько бы ни лег. Он уже садится и протягивает руку к стулу, когда дверь открывается. Линк замирает и настороженно смотрит на него. Рувилье закрывает дверь и идет прямо к нему. Подковки сапог гулко стукают об пол. – Инспектор… – неуверенно начинает Линк. – Вы нарушили мой приказ, младший инспектор, – говорит Рувилье, не глядя на него. – Я велел вам отдыхать. – Да, – сокрушенно соглашается Линк. В комнате повисает молчание, инспектор раздевается, так же аккуратно вешая свою одежду на второй стул, стоящий у изголовья кровати. Первым снова не выдерживает Линк. – Инспектор, разрешите мне удалиться. Рувилье продолжает раздеваться, ничем не показывая, что слышал его. Смахивает с погон кителя невидимые пылинки. – Мундир надо будет почистить перед отъездом, – говорит он задумчиво. – Слушаюсь, инспектор. – Сапоги тоже. – Слушаюсь, инспектор. В голосе Линка проскальзывают обреченные нотки. Он уже понял, что убедить начальство не удастся. Иногда ему это удается, но сегодня не тот день. Линк чувствует по всему, что Рувилье не настроен слушать чье бы то ни было мнение. Молча Линк устраивается на краю кровати. Инспектор задергивает полог, ложится, вытягивается во весь рост, под одеялом. Линк незаметно отодвигается, стараясь не прикоснуться случайно, отворачивается, и сразу закрывает глаза, и старается дышать ровнее, как быстро засыпающий человек. – Говард, когда я попросил вас опекать меня? – спрашивает Рувилье, и дыхание у Линка тут же сбивается. – Вы не просили, сэр. – Тогда не делайте этого, – говорит Рувилье спокойным голосом. Линка так и подмывает спросить, приказ ли это, но он сдерживается. И прикусывает язык, когда на спину ему ложится тяжелая рука. Рувилье поглаживает его по спине, и Линк готов сквозь землю провалиться. Сквозь раму кровати, через перекрытия на первый этаж, а лучше в подвал. Ему все еще неловко из-за своей чувствительности. Простые прикосновения заставляют неровно дышать и комкать пальцами одеяло. Может быть, это потому, что он так долго ждал, весь вечер, всю ночь. Может, виновата кровать, такая вызывающая в этом интерьере, настраивающая на определенный лад. Может, возраст, он отдает себе отчет, как много требуется его телу. Никакая работа не в силах побороть ненужные желания, только тяжелые физические тренировки, на которые теперь просто не хватает времени. Линк старается мыслить логически, но всякие мысли улетучиваются из его головы, когда Рувилье поворачивается на бок, обхватывает его поперек груди и привлекает к себе. Линк крупно вздрагивает, когда Рувилье прижимается губами к его шее, и твердит себе, что это из-за щекотки. Но инспектор поворачивает его к себе лицом, наклоняется над ним и целует, и щеточка усов совершенно не мешает, Линк отвечает горячо и страстно. Даже приподнимается навстречу, опираясь на локоть для устойчивости. Медленно, с расстановкой, Рувилье целует его в шею, и Линк запрокидывает голову. Инспектор ведет рукой по его груди, берет за плечо. Нажимает, укладывая обратно на кровать. Линк дышит тяжело и неровно, сжимает руки в кулаки, удерживает себя на месте. – Не стесняйтесь, Говард. – У инспектора все такой же ровный голос. И это обращение на «вы»… Линк торопливо зажмуривается, стараясь не замечать, как действует на него собственное имя в устах Рувилье. Только это очень, очень трудно. Тело Рувилье, плотно прижатое к его собственному телу, кажется обжигающе горячим, Линку то холодно, то жарко, он то пытается отстраниться, то, наоборот, прижаться еще теснее. Инспектор поднимается, медлит несколько секунд, словно решая, что делать дальше. Во время паузы Линк вспоминает про себя спряжения по-латыни. Он не шевелится, пока Рувилье не подхватывает его под бедра и не укладывает ноги к себе на плечи, а тогда с готовностью изгибается, помогая, упирается руками в спинку кровати. Прохладное прикосновение между ягодиц, – смазка, Линк шумно выдыхает, – и толчок. Линк широко раскрывает глаза. Кусая губы, чтобы не стонать, позор какой, еще бы закричал, Линк пытается уцепиться за что-нибудь, пальцы скользят по гладким полированным доскам. Рувилье двигается плавно, неторопливо, слишком медленно. Линку все труднее становится сдерживаться, он пытается отвернуться, чтобы уткнуться в подушку, хотя бы, но его усилия остаются без успеха. – Руки, Говард, – тихо говорит инспектор, и у Линка сердце пропускает удар. Он вытягивает руки по швам, опускается лопатками на постель. Сердце бьется то ли в горле, то ли в ушах. Рувилье наклоняется вперед, сгибая его почти пополам. У Линка темнеет в глазах, и без того неровное дыхание становится хриплым и сорванным, с ужасом он слышит собственный стон. Пальцы его царапают и комкают простынь, он бы зажал себе рот, если бы только что инспектор не велел ему опустить руки. Одеяло давно слетело и лежит где-то на полу. Кровать поскрипывает, полог шатается. Часы бьют три. Полотенце одно на двоих. Рувилье не видит смысла пачкать оба, а Линк слишком вымотан, чтобы ему возражать. Проведя напоследок по животу, Линк еще секунду ищет глазами, куда использованное полотенце пристроить. – Да положите вы его на пол, Говард, – устало говорит инспектор, уловив его замешательство. – Завтра уберете. Линк радуется, что в темноте не видно выражения лица, и кивает, забыв, что этого тоже видно не будет. Он быстро кладет полотенце куда-то на складки спускающегося до самого пола полога и ныряет под одеяло. – Спокойной ночи, сэр, – желает он тихо. Голова приятно легкая. Говарду кажется, что сон ему вовсе не нужен, но буквально через минуту он уже крепко спит. Прислушиваясь к его ровному дыханию, Рувилье слегка улыбается и думает о преимуществах молодости.