Jump!

Она была похожа на птичку. Невысокая, до хрупкой изящности худенькая, с рассыпающимися на прядки-перышки легкими волосами, для удобства всегда остриженными по плечи. С выступающими узкими ключицами и тоненькими пальчиками. Ясными, светлыми аж сиреневыми круглыми - такой разрез еще называют воробьиным - глазами в окружении пушистых ресничек, маленьким острым носиком-клювиком. И имя ее - Сирин, остро отдавало невесомо-птичьим. А еще она любила небо и больше всего на свете хотела хоть раз по-настоящему взлететь. Да еще и с тринадцати лет красила две передние и чуть короче обрезанные прядки в салатовый и сиреневый. Точь-в-точь колибри. И бесспорно ее можно было полноправно считать красивой. Но сама Сирин плевала на это и совершенно не замечала. Она жила лишь небом и прыгала выше всех. Конечно, когда твоя голова кончается ниже, чем у некоторых ноги, не велика наука ее перепрыгнуть. Но худенькая девочка-птичка с взъерошенными коричневыми, светлыми как какао на молоке, волосами взмывала в высоту, как тугая пружинка. Иногда даже замирала там - над полом, в невесомости, на долю секунды больше, чем другие, но все равно неизменно падала. И в такие случаи подкашивались ноги, а на глазах проступали слезы. Не потому что больно саднило коленки или криво подворачивалась ступня. Просто хотелось остаться независимой от поганой силы притяжения подольше. Навсегда. Ее детство было счастливым, вкупе с синяками на коленках, перемотанными эластичными бинтами щиколотками и покусанными от переизбытка постоянной надежды, что взлететь все же получится, губами. Сирин жила в любящей ее семье в просторной квартире на самой вершине длинной многоэтажки у побережья. В ее комнате были самые большие окна и застекленный люк на потолке, иногда мама разрешала вылезти через него на крышу. Девочка смеялась от счастья, захлёбываясь небом, ощущением, что она парит над городом и видит все и снова смеялась. Свое детство, как и остальные воспоминания, она любовно хранила в разноцветных альбомах, занимающих целую полку. А потом мама заболела, и родителям пришлось переехать в загородный дом. Она осталась одна в резко ставшей чересчур большой для давно переставшей расти как в рост так и вширь девушки квартире с большими прозрачными окнами. Пила много какао, особенно устроившись с теплой кружкой около тонкого стекла, отделявшего от неба, чтобы создать в помещении уют, и перебирала столь родные сердцу воспоминания, заключённые в яркие прямоугольные карточки размером десять на пятнадцать сантиметров. Но это редко, ее - несколько торопливую, неспокойную, с привычкой тараторить и постоянно шевелить пальцами, в основном угнетала обыденность. Поэтому она нигде и не училась - не терпела рутину. Чаще девушка бродила по городу с фотоаппаратом, иногда найдя халтурку в роли внештатного фотографа - у нее всегда был талант ловить мгновения объективом - какой-нибудь газеты. Но в деньгах она не нуждалась - папа запросто вел дела компании из-за границы городской черты и переводил дочери на карточку даже очень приличные для ее небольших потребностей суммы, поэтому в основном снимала для себя. Стремление сохранить все, увековечить любые воспоминания было для нее почти такой же маниакальной страстью, как и полеты. Но большую часть своего свободного времени Сирин, конечно же, прыгала. Естественно, не просто останавливалась посреди улицы и подскакивала. Сначала она пыталась заниматься паркуром. Но прыжки по крышам не особенно-то и увлекали, уж больно часто напоминали о себе сила тяжести, веса и еще, наверное, что-то из курса физики за седьмой класс. И почему-то было жалко тоненькие, совсем не приученные к нагрузкам и внешним раздражителям, руки. А потом она случайно увидела, как высоко взлетают на своих рампах любители легкого колесного транспорта. Скейтборд и велосипед отмела почти сразу, слишком уж мало свободы они оставляли, стирали саму идею взлетать самой, а не с чьей-то металлической помощью. Тогда уж проще всего на самолетах кататься, деньгами все равно девушка не обделенная. А вот ролики - совсем другое, это по сути та же обувь, просто высокая, почти как каблуки. Кататься она неожиданно быстро научилась, пара дней вокруг парка для уверенного стояния на колесах, спуск с холмика для окончательной готовности, и Сирин уже подъехала к рампам, выбирая с какой съезжать. Бывалые посетители скейт-парка с усмешкой покосились на нее. Маленькая, щуплая, не бывавшая тут ранее, с хорошеньким личиком, да еще и без защиты, которая даже не была в общем-то куплена - тело девушка не жалела, когда мысли занимал предстоящий полет о нем не думалось - но рампу выбирала с железной уверенностью во взгляде. И выбрала. Самую крутую и высокую, с которой редко катались даже бывалые роллеры, слишком уж неудобно сохранить равновесие на ней без доски. Девушку попытались отговорить, расшибиться же не велика сложность, но она лишь рассеянно улыбнулась, а в глазах блестело такое радостное предвкушение, что ее пустили. Сирин не колебалась совсем, только выставила на фотоаппарате режим серии снимков и сунула его в толпу, попросив запечатлеть по возможности все. И тут же шагнула по крутому склону вниз. В ушах стучало от эйфории и бьющего в лицо, совсем, как при полете, ветра, а сердце счастливо щемило от восторга. А когда ноги, наконец, слетели с края рампы и унесли тело за собой в вышину, главный орган, кажется, и вовсе остановился за ненадобностью. Кому важен собственный пульс, когда сбылась мечта всей жизни? Влетела обратно на рампу она легко - не глупая же, прошерстила форумы, читая, как правильно прыгать и падать - и еще долго потом колесила там, взлетая снова и снова, напиваясь восторженными взглядами опытных экстремальных прыгунов. До вечера. Многие дни. Месяцы? Годы? Когда наступила зима, рампа из-за изморози стала слишком скользкой, не пригодной для катания. И завсегдатаи этого места, уже ставшие ля Сирин самыми родными после родителей людьми, на этот раз категорически не пустили ее прыгать, посоветовав купить коньки, и реализовать свою тягу к высоте в исполнении тройных акселей. От обиды хотелось плакать, совсем как в детстве, но девушка все-таки предпочла каток. Попозже вечером, чтоб никого там не встретить, потому что делить с кем-то лед не хотелось, она отправилась совсем легко одетая с коньками и любимой камерой к маленькому парковому прудику, зимой промерзавшему чуть ли не до дна. В двух минутах ходьбы от него был большой каток с ровным льдом и домиком отдыха, где продавались горячие напитки и пирожки, но Сирин был нужен именно маленький пруд с его неровностями, на которых можно подпрыгивать, и куда по ее планам никто не должен был пойти. Но она прогадала. По застывшей поверхности пруда беззастенчиво колесил парень лет, наверное, двадцати. Как-то необычно четко и ярко выделяющийся в темноте. Худой бледный и взъерошенный, волосы, на деле темные, были засыпаны то ли снегом, то ли инеем настолько, что кое-где казались совсем платиновыми. Одетый в тёмную, вроде синюю, толстовку с капюшоном и коричневые штаны по щиколотку, коньки скорее всего на босу ногу. Сирин, еще полчаса назад боящаяся, что несмотря на нагрузку все-таки замерзнет в своей легкой свободной футболке, джинсовой ветровочке, узких джинсах и тонких носочках, почувствовала себя собравшейся на Северный полюс. Парень настолько виртуозно катался, отталкиваясь странной палкой ото льда и взмывая вверх, да и, в общем-то, внешне был недурен собой, что она совсем забыла, что ее должно было задеть присутствие постороннего и расчехлила верный фотоаппарат в мгновение ока. Но наснимать удалось немного, незнакомец заметил присутствие Сирин и оступился, сохранив равновесие только благодаря своему снаряду. Девушка почему-то улыбнулась, когда он тут же подъехал к ней, разглядывая незнакомца. Теперь он стоял почти под прямым светом фонаря, и на бледном лице несложно было различить светло-серые глаза, ровный нос и на нем же небольшую кучку светлых, потухших из-за недостатка солнца веснушек. В Сирин взыграл фотограф, она увидела красивую картинку и беззастенчиво ее засняла, не смущаясь того, что это незнакомый ей человек. Парень, до этого похоже разглядывающий саму для него незнакомку, на долю секунды опешил, вскинул брови, а зрачки забавно расширились. Она сняла и это. - Ты фотограф? - парень улыбался. У Сирин ощутимо отлегло от сердца. Иногда ее грозились засудить за съёмку без согласия, а ведь девушка просто сохраняла то, что хотела запомнить. - Просто я считаю ценным любое воспоминание, - она пожала плечами, рассеянно улыбнувшись, затем чуть осеклась и добавила. - Если оно хорошее, разумеется. - То есть я - хорошее воспоминание? - незнакомец оперся на палку и попытался заглянуть в фотоаппарат. Но Сирин оказалась проворнее и снова щелкнула его лицо. Девушку осторожно захватывал азарт. Это как охота, только за мгновениями. - Ну, ты не сделал мне ничего плохого и у тебя красивая улыбка, - ее взгляд случайно упал на каток и резко вспомнилось, зачем она сюда пришла. - А вообще-то я покататься хотела. - Ну и в чем проблема? - парень сделал приглашающий жест. - Я не обижу, просто рядом попрыгаю, - он хмыкнул. - Если тебя не смутит скакать с незнакомцем. - Сирин, - она первая протянула руку, решив, что это не самая плохая компания, к тому же можно разузнать у него, где самое пригодное для прыжков место. - Красиво, - парень присвистнул. - Хотя ты и сама красивая, - ей впервые в жизни стал приятен этот факт и, наверное, девушка покраснела. - А я Джек. Его ладонь оказалась обжигающе-холодной, после которой руки стали ватными, и шнурки коньков Сирин завязала с большим трудом, а втиснуть камеру в толстый чехол не получалось минуты две. На льду было совсем не так удобно, как на рампе. Прыгать высоко не получалось, и девушка с завистью косилась на палку в руках у спутника. К тому же что-то сильно сбивало с мыслей, не давая им течь, как им бы следовало. - Сирин, - по тому, как играло имя у него на губах, Джеку оно откровенно понравилось. Девушка внутренне пожала плечами. Ну, имя, как имя. Что-то там с отсылкой к мифологии. - Почему ты пришла именно сюда, не на тот каток? - Во-первых: там, скорее всего, людно, а во-вторых, - девушка смутилась, отчаянно покраснела, сбилась в неуверенный шепот. - Я хочу летать. - Летать?! - Джек тут же просиял, встрепенулся и, лучезарно улыбаясь, протянул ей свой импровизированный рычаг. - Попробуй. Сирин пожала с плечами и чуть прокатилась, рассматривая палку в руках. Разогналась и подпрыгнула, помогая себе уже деревяшкой. Получилось высоко, снова появилось то звенящее чувство эйфории, которого хотела ее лишить зима. Девушка неконтролируемо звонко засмеялась и закружилась по катку, взмывая к небу снова и снова. - Стой, - парень зачем-то остановил только вошедшую во вкус Сирин, ей захотелось сильно треснуть его этой палкой по голове. Но Джек быстро стянул с девушки чехол с фотоаппаратом. - Разобьешь же, а он, наверное, не дешевый. Она хотела возразить, что чехол толстый, специальный для подобных случаев, да и денег у нее хватает, но не вышло. Парень совсем мимолетно задел ее щеку голыми руками, и от этого снова стали оглушительно холодно. Вспомнилось все, и суммарная толщина всего ее наряда, и уходящий в минус столбик термометра, висящего за окном на кухне. Зима пыхнула в нее струйкой мерзлых снежинок, и девушка согнулась от кашля, выдавливая из себя: - Не дай бог завтра с болезнью слягу. Джек обезоруживающе улыбнулся и, взяв Сирин за руку, чуть ли не выкрикнул: - Забудь про завтра. Я хочу просто прыгать! И она вдруг поняла, что холодно было не от ладоней парня, а от того, что он их отнимал. И что найти небо для полета можно и в глазах едва знакомого парня. И что, если он чуть позже позовет ее прийти сюда завтра, она не откажется. Но это завтра... А пока просто прыгать!