* * *
Тальесин был не таким маэстро асесино, как другие. Он много ездил по Антиве, не только потому что выполнял заказы. Он искал новых рабов для гильдии - высматривал, покупал. Совсем неудивительно, что Зевран не помнил, в каком городе родился. Но когда он с Тальсином въехал в Лос Фарридос, глазам вдруг стало больно. Он уже видел эти деревянные дома, сплошь из потемневших сосновых бревен, помнил сладкий запах смолы и то, как она, янтарная, застревала на зубах. Он знал, широкая деревянная лестница ведет с площади на рынок. А за рынком широкий ручей и старый лес. Лос Фарридос жил лесом, горел вместе с ним во время пожаров и снова отстраивался пахучим сосновым тесом. Когда-то лес принадлежал долийцам, и те, кто просил покровительства старых богов, удачной охоты и спасения от огня, вырезали на своих домах изображения деревьев. Зевран помнил Лос Фарридос. Отсюда его увезли Вороны, и здесь он спрятал самое главное сокровище, какое только могло быть у мальчишки-сироты. Зевран тихонько приоткрыл окно и сделал несколько бесшумных шагов к соседней комнате. Остановился, прислушиваясь. Тальесин говорил с незнакомыми вооруженными людьми. Они не были Воронами, просто наемниками. Мужчины говорили о долийском клане, вернувшемся в лес. Зевран послушал бы еще, но нужно было спешить. Он забрался на подоконник, чтобы спрыгнуть на крышу сарая внизу. Оглянулся напоследок. Гаэтан дремал в клетке, накрытой ширкой шалью. Он снова бежал. Но сейчас сердце билось, как безумное, не от страха, а от предвкушения радости. Мимо знакомых домов, мимо запущенных садов, мимо резных деревьев и лотков с мелкой лесной малиной и ежевикой. А потом он остановился как вкопанный. Этот дом стоял, как и раньше. Он не приснился, не был фантазией тоскующего мальчишки. Трехэтажный особнячок, где жили веселые женщины, где по ночам никогда не спали, а днем – наоборот. Зевран стоял и смотрел. Под самой крышей, среди пыльного старья, было спрятано его сокровище. Он прокрался по сонному особняку незамеченным, даже Тальесин был бы им доволен, будь он здесь. Хотя хотелось – громко хлопая дверями, как раньше, когда он был совсем маленьким. Чтобы веселые женщины ловили его, желая отшлепать, а он уворачивался и прятался за широкими юбками. Лестница, ведущая под крышу, была заперта, и пришлось ползти по горячей крыше, а потом он ободрал руки на карнизе, протискиваясь в узкое чердачное окошко. Под самой крышей было жарко, от пыли чесался нос. Зевран встал на колени перед обломками кровати, заваленной тряпками, и просунул руку под доски. Ему казалось, что он забыл, как дышать. Но под досками по-прежнему лежала жестная коробка. В жестянке - свернутый холст. В свернутом холсте – кожаные перчатки. У женщины, которая их некогда носила, была маленькая рука. Зевран натянул одну перчатку, прижал к лицу и вдохнул полузабытый запах. Все это напоминало сны, которые он видел постоянно. Но сейчас все было взаправду. Перчатка пахла старой кожей и пряностями. Солнечные лучи пробивались сквозь ставни. Не было ни печали, ни тоски. Было солнце, полуденная дремота, сладкая смола на досках. Была теплая мамина перчатка, словно женщина, которая некогда ее носила, вовсе не умерла, а держала в руке ладонь своего сына. Он снова был дома. Каркнул ворон. Зевран не открывая глаз, дышал тонким пряным запахом кожи. Ворон каркнул еще раз. И на плечо легла тяжелая рука. - Ты ушел без разрешения. Это двадцать ударов ремнем, - сказал Тальесин. – И отдай мне то, что ты украл. - Я не украл, это мое. Зевран спрятал руки за спину, как будто это могло помочь. Гаэтан сидел на плече Тальесина и косился черным глазом. - У тебя нет ничего своего. Ты принадлежишь Воронам. Ты принадлежишь мне. Это был первый урок Тальесина, Зевран его помнил. Еще он помнил, что неподчинение приказу с первого раза – еще пять ударов. Мамина перчатка грела руку. От ее запаха все еще кружилась голова. И отдать – хуже чем предать. - Не отдам. Это – мамино. Можно мне здесь оставить? - Нет. Отдай сам, я сожгу. Зевран крепче сцепил руки. У Воронов нет ничего своего. Их воспитывают рабами. - Малыш, - Тальесин погладил его по щеке, - незачем хранить память о какой-то эльфийской шлюхе. Зевран опустил голову. Тальесин знал, что мальчик упрям, но не глуп. Он согласится и отдаст сам. И он не ожидал оглушительного удара в живот упрямым эльфийским лбом.* * *
Площадь, рынок, ручей – Зевран не помнил и не знал, как быстро он убегал прочь. В глазах было темно, он никак не мог отдышаться, стоя на четвереньках. Только потом он понял, что вымок – видимо, в городском ручье, и что потерял одну перчатку – ту, что сжимал в кулаке, а потом… Зевран не знал. Но вторая по-прежнему была на руке. И Зевран не согласился бы ее снять, даже если бы ему пригрозили отрубить руку. Он сел на землю и огляделся. Он был в старом лесу. Высокие сосны покачивались и скрипели над головой. Воздух казался золотым. Хотелось пить. Зевран пососал мокрый рукав рубашки. Он понял, что не жалеет ни о чем. Это для них, для Воронов, есть только рабы и шлюхи. Но теперь он ушел от Воронов, и он свободен. Свободен умереть, как ему вздумается. Зевран не знал, куда идти, и он пошел вперед.* * *
Долийцы нашли его, когда он уснул, свернувшись калачиком в ельнике. Неразговорчивые татуированные мужчины вели его сквозь лес, Зевран зевал и спотыкался. Это снова было похоже на сон. Но впереди горел большой костер, него смотрели лица в темных и светлых узорах, и, казалось, огромные статуи за спинами долийцев все знают о мальчишке-бродяге. Женщина со светыми волосами и резкими чертами лица заговорила с ним по-антивански. Она говорила резко, отрывисто. Все почтительно молчали, слушая ее. Зевран смотрел на нее снизу вверх, не понимая, что от него хотят. Хранительница пугала не меньше каменных богов. - Откуда это у тебя? – женщина держала в руке перчатку – ту самую, которую Зевран потерял. - Отдайте! – звонко и непочтительно крикнул он, сразу очнувшись. – Это моей матери. Отдайте! Он взахлеб заговорил. О Воронах, о Гаэтане, о веселом доме. Об эльфийской шлюхе и ее перчатках. О Тальесине и его уроках. К Хранительнице подошел мальчик. Он тоже был светловолос. Женщина, слушая, обняла его одной рукой и прижала к себе. Зевран сразу понял, что это ее сын. И он продолжал рассказывать быстро и горячо в надежде получить обратно мамину перчатку. Потом наступила тишина. Хранительница выглядела совсем усталой. - Ты не знаешь этого, мальчик, но я скажу. У каждого рода есть свои знаки, их наносят на оружие и одежду. Перчатки твоей матери я бы не перепутала ни с какими другими. Ведь она была моей сестрой. И хотя голос женщины звучал печально, Зевран подумал, что сейчас он, наверное, счастлив. Он не надеялся, но увидел долийцев. И он нашел тех, кто знал его мать, и тех, кто близок к ней по крови. И у него есть не совсем родной, но брат. Зевран несмело улыбнулся. - Дай мне вторую, - тихо попросила хранительница. И Зевран, сняв ее, протянул женщине. Точно таким же движением, как и Зевран, она прижала к лицу перчатки, уткнулась в них, вдыхая запах. Она помнит, она знает – Зевран чувствовал, как благодарен за это. А потом женщина скомкала перчатки и швырнула их в костер. - Эльфийская шлюха, - сказала она по-антивански и пошла прочь. Лишь на мгновение Зевран оцепенел. Он бросился к огню, но его повалили на землю. Он молча и бессмысленно отбивался от хватки взрослого мужчины, затем его увели в какой-то шатер. Было совсем поздно.* * *
Таэрин, так звали сына хранительницы. Утром он принес Зеврану кусок лепешки и горячий травяной отвар. - Мама плакала и молилась всю ночь, - сказал он на антиванском, смягчая гласные, как в долийском. Зевран не мог ни плакать, ни говорить. У него словно комок в горле застрял. Он молча поел. Таэрин сидел рядом, пытаясь говорить на неродном языке, потом перешел на родной, и это было похоже на песню. Слушая певучую речь, Зевран немного смирился со своей потерей. Больше не будет уроков Тальесина и ворона Тальесина. Больше не будет никаких Воронов. Он жив и свободен. Он в родном клане. Он больше не раб. Где-то каркнул ворон. Зевран осторожно поставил кружку с кипятком. Под пологом стояла большая черная птица. - Нет, - неверяще сказал Зевран. И в отчаянии закричал: - Нет! Птица взмахнула крыльями и взлетела. - Вам нужно уходить, - севшим голосом сказал Зевран Таэрину. – Здесь Вороны. Теперь он понимал, что хотели вооруженные люди от Тальесина. Они наняли гильдию, чтобы избавиться от долийцев, осевших в старом лесу Лос Фарридоса. Таэрин не понимал и улыбался. Он улыбался и не понимал, когда Зевран, вскочив, потащил его прочь из шатра, к хранительнице.* * *
Клан был уничтожен в считанные дни. Никто не может противостоять Воронам. Таэрин не знал, как погибла его мать и, может, это к лучшему. Зевран держал его за руку, пока они сидели в яме для пленных вместе с другими детьми и подростками. Он совсем ничего не знал о сыне сестры своей матери. Они даже толком не могли поговорить. Таэрин не хотел. А Зевран знал, что их теперь всех ждет, и он никак не мог утешить Таэрина. Только держать его за руку, пока их не разлучили.* * *
Их подняли из ямы. Вокруг вертелись работорговцы. Тальесин рассматривал маленьких долийцев, выбирал добычу для себя. А на плече перебирал цепкими когтями Гаэтан. - Никуда не годится, - громко сказал кто-то за спиной. Зевран оглянулся. Высокие бородачи ощупывали тело Таэрина. - Совсем дикий, никуда не годный. Плохой из него будет раб, непослушный. - Зато шлюха хорошая, он красивый, - предложил со смешком второй. Он стоял совсем близко к пленнику. Зевран видел – все случилось слишом быстро. Таэрин резко вытянул нож из-за пояса бородача. И – никто даже ничего не понял – провел лезвием по своему горлу. Зеврану на мгновение показалось, что Таэрин улыбнулся ему. Но это только показалось.* * *
Дни тянулись долго. Зеврана выпустили из клетки. Шрамов на теле стало больше. Ему было все равно. С апатией, охватившей Зеврана после всего случившегося, даже Тальесин ничего поделать не мог. Он просто наблюдал, как эльф сидит, нахохлившись, на полу перед клеткой Гаэтана. Птица смотрела на эльфа. Эльф смотрел на птицу. Это было так просто – свернуть шею ворону. Взять и свернуть. Зевран протянул ему кусок сладкой булки. - Ты ужасно глуп, Гаэтан. У тебя есть крылья, а ты по-прежнему раб. А потом Зевран пришел к Тальесину. Маэстро асесино стоял, скрестив руки. И Зевран понимал, что больше не боится его. - Я буду учиться дальше, маэстро асесино. Я буду лучшим Вороном в гильдии. И однажды я улечу от вас. Тальесин засмеялся. Зевран засмеялся в ответ. Он чувствовал себя свободным.