Солдат

С самого утра в доме было какое-то оживление. Сестра бегала из комнаты в комнату и наводила порядок. Мать не находила себе места, постоянно подходила к двери и прислушивалась, однако слышала лишь гулкий вой ветра. Когда раздался стук в дверь, сестра занервничала и сжала мне плечи. Мама же поторопилась открыть. На пороге стоял отец. Под радостные восклицания матери и сестры он, прихрамывая, прошел и сел рядом со мной. В его лице было что-то знакомое, но поблекшие глаза говорили сами за себя. Отец вернулся постаревший и худой. С момента его возвращения прошла, может неделя, а может немного меньше. Но мне он сказал только пару слов – «Подрос.…Не дай бог тебе попасть туда». Куда «туда», я узнал только вечером. Отец сидел, сгорбившись, а меня уложили спать. Мать присела подле него и что-то негромко говорила. После нескольких минут, я был готов уснуть, но вдруг, раздался четкий голос отца: « Ограниченность огнестрельных припасов была крупнейшей бедой, которая меня озабочивала с самого начала, но я думал, что военное министерство займется этим делом и попробует развить нашу военную промышленность». Мать что-то неразборчиво проговорила и вопросительно посмотрела. «Я считал, да и теперь считаю, что полк должен быть 3-батальонный, 12-ротного состава, в дивизии— 12 батальонов, а в корпусе— не две, а три дивизии. В артиллерии мы тоже значительно отставали от наших врагов...» Отец вздохнул и печально закрыл глаза. « При мне всегда была моя винтовка. Такая была практически у всех моих товарищей. Солдат без ружья — не солдат. Но винтовок не хватало.… Это нам часто говорил командир. Уже позже, многие были без оружия, а потом…Нам сказали сбросить свое вооружение рядом с полком. Командование организовало ружейные склады. Я был в тыловой части…Оружие, которое теперь было у меня, стреляло через раз, а иногда вообще не стреляло. Я понимал, что все делили винтовки, как могли, поэтому я дорожил даже этим. Я видел, как на глазах у меня люди падали замертво и тут же, кто-то другой забирал его оружие» Мать испуганно смотрела на отца и не могла говорить не слова. Теперь я окончательно проснулся, но не издал ни звука. Отец сжал руки и продолжил « А потом, нам перестали выпускать на поле боя. У нас практически не оставалось оружия, но к нам приходило все больше людей. А дальше, каждому досталась винтовка со штыком». Мать прощебетала что-то и отец снова вздохнул : « Всю ответственность за питание солдат нес командир роты. Каждой роте полагалась одна полевая кухня и в каждой роте были штатные кашевары. Но скоро нам стали кормить меньше, а потом нам сказали, что будут постные дни. В конце концов, еды стало еще меньше, а постные дни все чаще. Потом, кормить стали лучше – но не на долго…» Было уже поздно и мои глаза слипались, но я продолжал прислушиваться к разговору. Голоса становились все тише, однако разобрать слова отца было можно : «Бои могли длиться днями, солдаты выматывались от усталости и голода. А потом, когда нас всех стало порядком меньше, раздался шрапнельный залп. Некоторые умерли на месте, некоторых контузило, а мне вот, пробило ногу… Я легко отделался, и мне повезло, что хватило бинтов. Теребинский оперировал мне ногу, а потом я в беспамятстве от болевого шока ехал в поезде…» Я слышал, как мама что-то обеспокоенно отвечала отцу, и они говорили о чем-то еще. Тогда я не мог понять, что я сын единственного выжившего солдата.