Когда свершилась судьба

Небо на востоке окрасилось в багрянец. Солнце показало красный бок из-за линии горизонта, первые лучи коснулись верхушек деревьев. Из темноты вновь вставал покалеченный войной мир. Мерлин нехотя приоткрыл один глаз и пошевелился. Затекла, казалось, каждая мышца от сна на голой земле. Он сидел, прислонившись спиной к стене деревянного сарая, и прижимал к себе автомат. Будь он часовым, его давно бы выслали глубоко в тыл, а то и посадили за сон на посту. Даже в военное время людей сажали в тюрьму. Но Мерлин прекрасно разбирался в своем характере, возможностях и способностях, поэтому отправился на фронт военным врачом. Именно так он мог приносить больше всего пользы и незаметно применять магию при лечении самых болезненных ран. С ней тоже следовало быть осторожным, как и в старые времена, как и всегда, ни в коем случае не попадаться на ее использовании. Если раньше ему грозил костер, то теперь — самые тайные подвалы английских спецслужб, бесконечные тесты и допросы. Мерлин не для того прожил почти полтора тысячелетия, чтобы стать подопытным кроликом. Он тяжело поднялся на ноги и проследовал в большой желтый дом — их временный лагерь, где размещали раненых и жили врачи. Наскоро умывшись, сменив одежду, сжевав кусок хлеба и запив его водой, он поспешил на обход. Недавняя бомбежка подкинула ему работы. Это случилось в городе, в нескольких милях от одиноко стоящего здания больницы. Мерлин был там, когда все началось. Кто-то закричал, указывая пальцем в небо, где стремительно приближались десятки темных точек. Самолеты. Военная авиация. Люди кинулись врассыпную, проталкивались в бомбоубежища, и мало кто успел бы спастись, но… бомбы не упали на мирный город. Авиация полетела дальше и расстреляла полк пехоты, расквартированный неподалеку. Мерлин забрался на холм у края города и несколько минут просто смотрел, как падают бомбы. И ничего не предпринимал. Он видел каждый взрыв, взрыхленную, взметнувшуюся в воздух землю, человеческие тела, теперь больше походившие на куски мяса. Он видел, как солдатам отрывало руки и ноги, как осколком вспарывало животы, и оттуда свешивались кишки, доставая до пыльной земли, а человек от шока, от невероятной жажды жизни, еще стоял пару секунд на ногах и потом только падал замертво. Земля смешалась с кровью, с фрагментами тел, с мозгами, вываливающимися из раскроенных черепов. Женщины кричали, видя, как убивают их мужей и сыновей. Дыры в телах, дыры в душах, дыры в агонизирующем мире. Это было страшно. Наверное, большего ужаса, какой приходился на долю врачей, и вообразить было нельзя. Потому что потом покореженные тела попадали в операционные, где их отмывали от крови, запихивали обратно в животы кишки, отчистив их от грязи и молясь, чтобы не случилось заражение. Гнойные раны, пузырящиеся нарывы, оторванные гениталии, черви, копошащиеся в живых людях, конечности, висящие на тонких лоскутках кожи, глазная жидкость, растекшаяся по лицу, и постоянная нехватка лекарств — вот она, реальность военных врачей. С каждым веком, с каждым скачком вперед технического прогресса, с каждым человеческим гением, каждым изобретением становилось хуже. Может быть, потому, что никто из живущих сейчас не помнил прежние времена, лишь знал о них из учебников и лекций по истории. Но Мерлин не забыл ничего. И готов был поклясться, что раньше невозможно было убить столько людей за раз, а теперь… теперь можно уничтожить целую планету одним нажатием на красную кнопку. Не за такой мир он боролся, не сюда хотел привести однажды Артура. Самолеты еще не скрылись из виду, а Мерлин рванул в долину, надеясь, что сможет спасти хоть кого-нибудь, что там будет, кого спасать. Из двухсот человек выжило тридцать. Двое были в очень тяжелом состоянии, пятеро лишились ног и рук, десятерым повезло — только легкие ранения, остальных зашили и за их жизнь больше не опасались. Мерлин в первую очередь обошел тяжелых и убедился, что они пережили эту ночь. Он проверил их состояние. Один чувствовал себе лучше, а второй мог умереть в любой момент. Практика показывала, что такие выкарабкивались и жили до глубокой старости. Но та же практика твердила, что умирали они гораздо чаще, чем выживали. Мерлин оставил медсестру присматривать за обоими больными и продолжил обход. Ранним утром большинство пациентов еще спали. Некоторые стонали во сне, но Мерлин научился проходить мимо — он не мог использовать магию всегда, когда заканчивался морфий. Жертвы вчерашней бомбежки, те, что средней тяжести, почти все уместились в одной палате, кроме одного, которого пришлось положить в бывшую кладовую. Медсестры шутили, что ему выделили отдельную палату — королевская привилегия! Мерлин навестил его последним. Прооперировал солдата доктор Хэйли — обработал ожоги, зашил рваную рану на ноге и осмотрел глаза, пострадавшие от осколков, грязи и огня. Вполне возможно, пациент потеряет зрение. Мерлин поправил сползшее покрывало, скользнул взглядом по обмотанному бинтами торсу и застыл, уловив что-то знакомое… Подошел ближе. Провел рукой над койкой и до крови прикусил губу. Он знал это тело, помнил в мельчайших подробностях, и не мог ошибиться, увидев всего-то немного голой кожи и очертания фигуры под бинтами. Мерлин упал на колени рядом с койкой, вытащил из-под покрывала здоровую руку и завороженно провел пальцами от плеча до запястья, а затем сжал ладонь. Не в силах больше ничего сделать, он так и сидел на полу, старался не плакать, чувствуя горький, огромный ком в горле, пытался дышать, хоть это и стало невероятно сложно. Он так долго ждал! А все произошло случайно, неожиданно, под самым его носом. Если бы вчера на холме он применил магию и не дал бомбам упасть, если бы он не опустил руки, сдавшись и перестав бороться за этот мир, то Артур был бы сейчас здоров. Но, боже, он хотя бы жив! Пациент заворочался на койке и попытался отдернуть руку. — Кто здесь? — хрипло спросил он. Голос, это был его голос! Мерлин шумно вздохнул, почти всхлипнул, и шепотом ответил. — Я врач... доктор Коллинз. — Привет, док, — усмехнулся пациент. — А я Артур, если ты не успел прочесть в карте. — О боже… — пробормотал Мерлин. — Прости, у меня небольшая контузия, ну, ты знаешь что это такое, поэтому я плохо слышу. — Да-да. Я хотел спросить… как ты себя чувствуешь? А Мерлин чувствовал себя идиотом. Он только что встретил своего Артура, того, кого ждал столько лет, но не мог кинуться ему на шею, не мог признаться, кто он. Просто потому, что Артур, вероятно, не помнит свою прежнюю жизнь. За все эти годы Мерлин иногда встречал друзей и врагов из Камелота, но все они были обычными людьми своего времени, ничего не помнящими о легендарном прошлом. И теперь перед ним Артур — такой же, как они. Вот только Мерлин уже не пройдет мимо, он станется рядом навсегда, пусть даже Артура ждут дома жена и десяток ребятишек. Мерлин будет защищать их всех, раз уж судьба дала ему такой шанс. Артур быстро шел на поправку. Шов не загноился, ожоги быстро сходили, со зрением пока было сложнее, но даже оно могло восстановиться хотя бы на пятьдесят процентов — это очень много для подобной травмы. Мерлин почти все свободное и, чего уж говорить, рабочее время проводил у Артура, который радовался его приходу как мальчишка. Говорил, что Мерлин единственный, с кем можно нормально поговорить, а так как в этой больнице больше делать нечего, то это единственное его развлечение за день. Конечно, остальные пациенты лежали в палатах по несколько человек, Артур же оставался в своем бывшем чулане. Мерлин мог уже раз пять перевести его оттуда, но не хотел. Словно бы это означало, что ему придется делить Артура с остальными пациентами, да и поболтать тогда нормально не получится. Они разговаривали обо всем: начинали с войны, которую невозможно было не обсудить, и заканчивали развивающимся кинематографом. Артуру были интересны новости с фронта, а о фильмах он слушал так, будто никогда не видел их до войны. Мерлин даже взял на заметку пригласить в больницу один из передвижных кинотеатров, курсирующих по стране для поддержания духа солдат. Артур вообще чаще слушал, чем высказывал о чем-то свое мнение. Ему было интересно все, даже элементарные вещи, вроде того случая, когда Мерлин пожаловался на отсутствие туалетной бумаги, и Артур попросил рассказать, как люди вообще додумались до такого изобретения. Рассказ получился корявым (интересно, кто-нибудь вообще знает изобретателя туалетной бумаги?) и смешным, но их обоих это не волновало. Часто Артур просил почитать что-нибудь, и Мерлину казалось, что тот просто слушает его голос, ловя каждую интонацию и наслаждаясь звуками, но спросить прямо он не решался. — Эй, док. Колз! — звал его Артур. Тот сам придумал ему прозвище — Колз, так как Мерлин упорно молчал о своем имени. То есть он сказал, что его зовут Джеймс, но Артуру совершенно не понравилось это сочетание звуков. — Что? — деланно недовольно спрашивал Мерлин. — Мне нужно сменить повязку, но никто не торопится это сделать. Мерлин доподлинно знал, что Артур иногда отсылает медсестер, чтобы док Колз сам лично провел пустяковую процедуру и поменял ему повязки. Мерлин никогда не отказывался, а медсестры постепенно сами перестали ходить к Артуру. О нем действительно то забывали, то намеренно игнорировали, зная, кто ему действительно нужен. — Доктор Коллинз, — сказала как-то Марта Толли, — вы уверены, что сможете выполнять свои прямые обязанности с этим пациентом? Марта была старшей медсестрой — серьезная женщина лет пятидесяти, потерявшая на войне мужа и троих сыновей. — Более чем, — улыбнулся ей Мерлин. — Не беспокойтесь, прежде всего, я думаю о врачебном долге, а потом уже о дружеских отношениях, сложившихся у меня с пациентом. Марта покачала головой, скептически протянув «Друуужеских», но больше эту тему не поднимала. Но Мерлин действительно справлялся. Теперь он, словно окрыленный, летал по больнице, по-прежнему внимательный со всеми, полный профессионализма — отличный врач. Единственное, что у него никак не получалось сделать — это вылечить Артуру глаза. Физически тот почти пришел в норму, а зрение не являлось веской причиной, чтобы и дальше занимать необходимую другим койку. Но все-таки удавалось оттянуть момент его выписки. Мерлин просто не мог отпустить Артура. Тот тоже грустнел с каждым днем. Сильному, полному жизни мужчине было сложно осознать, что он никогда больше не сможет видеть. А то, что придется расстаться с человеком, ставшим ему другом, поддерживающим его в период реабилитации, казалось, и вовсе убивало его. — Колз, а вам не нужны слепые медбратья? Или уборщики. Я, думаю, смог бы передвигать по лагерю, используя швабру как трость, — Артур сидел на кровати и неуклюже ел холодную склизкую кашу из железной миски. — Прости, но тебе лучше отправиться домой. — То есть, не нужны. Странно, мне казалось, ты хочешь, чтобы я остался. Или я отвлекаю тебя от работы? Прости, если так… — Нет! — Мерлин даже рассмеялся от абсурдности предположения. — Я бы очень хотел, чтобы ты остался, но ты не можешь. — Да, конечно, калекам не место на войне, — Артур дотронулся до повязки на глазах. Пока он не мог видеть даже свет, и Мерлин уже решил, что после войны обязательно разыщет Артура и вылечит его глаза. Если это сделать сейчас, то тот снова ринется на фронт. И хоть уже начали поступать благие вести о скором окончании войны, Мерлин не слишком-то им верил. Поэтому и намеревался защитить Артура таким малодушным способом. — Послезавтра тебе снимут повязку, и ты сможешь отправить домой к семье. — Но у меня нет семьи, — возразил Артур. — И дома тоже. — А фотография? При тебе нашли стопку писем и фотографию женщины и двоих детей… — Дурень, те письма адресованы Бену, парню, которого подстрелили снайперы за неделю до бомбежки, и я вез письма в штаб, чтобы переслать его жене и детям. — То есть тебе некуда идти? — это оказалось неожиданно. Мерлин уже успел смириться с мыслью, что придется делить Артура с его семьей и быть рядом только в качестве друга. — Абсолютно, — Артур отодвинул подальше миску и ловко нашел руку Мерлина. Погладил ее, ощупал каждый палец и подергал, желая большего. Мерлин пересел к нему на кровать и позволил трогать свои плечи, торс, лицо. Артур безразлично коснулся короткого ежика волос, но едва нащупав уши, уделил им все внимание; затем нашел нос, губы и поднял голову, собираясь что-то спросить… но не решился. Мерлин тоже не смог задать главный вопрос. В день выписки Артура (Мерлин все еще думал, что лучше ему будет вдалеке от военных действий) пришел список наград и орденов. Среди прочих имен знак отличия «За храбрость» получил и Артур. К списку прилагалась пояснительная записка, содержащая сведения о том, что сержант Артур Пенн проявил героизм и спас свою страну. Подробностей не было, вероятно, они были засекречены, но Мерлин вцепился в бумагу, словно в последнее доказательство. Там говорилось еще, что данные об Артуре Пенне, должно быть, утеряны, такой человек не рождался, а просто появился два года назад рядом с одним из госпиталей в невменяемом состоянии и без памяти. Однако он быстро пришел в себя и был отправлен на фронт. Мерлин отложил бумаги, потер переносицу и сорвался с места. Сейчас, он выяснит все сейчас, хотя надо было еще в тот момент, когда впервые увидел Артура! — Колз, ты рано, — Артур только проснулся и был, по традиции, ворчлив и недоволен жизнью. — Я решил снять повязку и выписать тебя сейчас, — выпалил Мерлин. — Поэтому ты не прихватил с собой даже ножниц, — хмыкнул Артур. — Откуда ты знаешь? — Слышу. Как и твое шумное дыхание, и то, как ты неуклюже вытираешь ладони о штаны. Что-то случилось? — Нет! Нет. Просто нужно освободить койку, — соврал Мерлин. Он сходил за необходимыми инструментами, закрыл за собой дверь бывшего чулана и осторожно срезал слой бинтов. — Попробуй открыть глаза, — попросил Мерлин. Артур, помедлив, разомкнул веки. Немного поморгал и слепо уставился в стену. — Я ничего не вижу, — сказал он. — Даже света. — Посмотри на меня, — попросил Мерлин. Глаза Артура… они выглядели почти такими же, как он помнил, только сейчас были изуродованы веки и появилось темное пятно на белке левого глаза. Мерлин не присутствовал при осмотрах Артура, просто не мог. Не знал, чего в этом больше — боязни, что к Артуру вернется зрение, и он не узнает своего бывшего слугу, или же страха увидеть любимые глаза такими… Второе Мерлин только что вынес, а вот первое убило бы его на месте. Особенно сейчас. — Как же я мечтал, наконец, увидеть тебя, — прошептал Артур. — Не небо, не мир вокруг, а именно тебя. Мерлин подался вперед и накрыл рукой глаза Артура. Несколько слов на древнем языке, и магия, все еще живущая в нем, встрепенулась. В зрачках заплескалось золото, прошло по руке и сосредоточилось в ладони. При первых звуках заклинания Артур замер, да так и просидел, пока магия лечила его глаза. Когда все закончилось, Мерлин не решался отвести руку, пока Артур не сделал это сам. — Мерлин, — улыбнулся он. — Ты такой идиот, почему не сказал мне раньше? Артур заключил его в объятия и прижал к себе так крепко, что стало трудно дышать. Мерлин обнимал его в ответ, чувствуя апатию и опустошенность. Он дождался, нашел, Артур спас свой дурацкий мир и не заснул снова, не умер, а пришел к нему, к Мерлину. Чувств оказалось слишком много, чтобы они поместились в одном человеке, пусть даже тому было полторы тысячи лет. Артур отстранился и долго смотрел на него, изучал, наверное, тоже пытаясь убедиться, что все происходит наяву. А потом поцеловал. И Мерлин ожил вновь, чувства обрушились безжалостной волной, закружили и выбросили на берег. Мерлин ответил на поцелуй, всхлипывая, оставляя на щеках Артура влажные от слез следы. — Ты тоже не был уверен, да? — Да. Я… Артур, я так долго ждал, я не вынес бы, если бы ошибся… — Подожди, ты просто жил все это время? Не спал, как я, не перерождался? Артур схватил его плечи и отодвинул от себя. Мерлин смущенно отвел взгляд и вытер мокрое лицо рукавом куртки. — Да. — Но как такое возможно? — Магия. — Я проснулся два года назад и первым делом надеялся найти тебя, но не смог. Теперь понимаю почему — ты бы разнюнился и не пустил меня воевать. Меня поставили на ноги в военном госпитале неподалеку отсюда, объяснили все с нуля. Я рвался на фронт, потому что знал, единственное, что я по-настоящему умею — это сражаться. Изучил новое оружие, гораздо более смертоносное, чем меч, и… — И умудрился спасти Британию. Я знаю. Получил бумагу из Центра. — А потом случилась эта бомбежка, я ослеп… И первое, что услышал, очнувшись, — это твой голос. Я списал все на контузию, думал, мне мерещится, что я схожу с ума, поэтому боялся спросить прямо. А теперь жалею. — Не надо, — попросил Мерлин, хлюпая носом. — Ты дал мне время привыкнуть к тебе, к мысли, что ты снова здесь. — Болван, — нежно сказал Артур и вновь заключил его в объятия. — И я по-прежнему согласен стать уборщиком, лишь бы быть рядом с тобой. — Не понадобится, — глухо ответил Мерлин ему в шею. — Завтра война закончится. — Ну раз ты так говоришь… Война действительно закончилась на следующий день. Теперь настало время начинать все заново — для всего мира, для Британии и для Артура и Мерлина. Когда свершилась судьба, остается просто жить, и это и есть настоящее счастье.