Тайный вампир.

Грань между жизнь и смертью настолько тонка, что её практически не видно. Она как серебряная нить, мелькает лишь тогда, когда на неё падает лучик света, ну а люди абсолютно не ценят того, что случается в их жизнях. Ещё пять минут назад, ты жив и счастлив, у тебя куча друзей, родители, а пред тобой целый нераскрытый мир приключений, а потом твою жизнь перечёркивают люди в белоснежных халатах, от которых жутко пахнет лекарствами. Хотя, причём тут врачи, когда проблема в самой тебе. Болезнь, которая прогрессировала практически все 16 лет, боли, которые юная Поппи Норт всячески старалась скрыть, чтобы лишний раз не попадать в хирургическое отделение, где тебе в глаза будет светить яркий свет, напоминающий тот, что уносит души на небеса. - Мне больно… Очень… - постанывала во сне девушка, мечась головой по подушке. Режущая боль опоясывала весь желудок. Обездвиживала и заставляла тихонько постанывать, прося помощи, как ребёнок, которого разлучили с матерью и бросили одного в темноте. Поппи дёргалась даже во сне. Забивалась в конвульсиях, потягивала под себя одеяло и всё это время что – то говорила одними лишь губами. Быть может молитва, быть может просьба о помощи, хотя если так подумать, разница между этими понятиями не такая уж и большая. На самом деле, Поппи никогда не спала долго, в связи с довольно частыми болями. Нет, бывали конечно дни, когда она буквально боготворила всё живое за отсутствие этих треклятых, опоясывающих болей, но подобное можно пересчитать на пальцах несколько человек. Мысли сворачивались в один комочек, всякий раз, когда яркий полуденный свет лился из огромного окна больничной палаты. Свет за последнее время очень пугал её, так как она боялась смерти. Она не хотела умирать, оставляя свою семью: маму, отчима, брата. Что тогда будет с ними? Как вообще умирает человек? Больно ли это? Но, даже если это и так, то боль эта будет не долгой. Поппи не была уверена в своих догадках, но, именно они помогали ей справляться со всем происходящим. Она не была ни оптимистом, ни пессимистом, скорее реалистом, который не строит планов, в которых он не катается по радуге с единорогами, а понимает, что всё в этой жизни имеет свой конец. Кто – то раньше, а кто – то позже. Да, есть доля несправедливости во всём этом, но справедлива ли сама жизнь? - Поппи. – раздаётся приятный для ушей голос. Джеймс. Это Джеймс. Девушка поочередно разлепляет веки, и вновь яркий свет слепит её, ударяя по зрачкам, будто тяжёлым молотом. - Джеймс… - тихим и хриплым шёпотом произносит Поппи. – Мне больно, Джеймс. Парень садится на край кровати, и осторожно берёт ослабленную ладонь девушки в свою руку. - Всё нормально, Поппи. Всё будет нормально. Сейчас, врачи принесут обезболивающие… - Нет, Джеймс, ты не понимаешь. Плевать я хотела на свою болезнь, мне страшно не из – за неё. Если мне суждено умереть вот так, то… я готова. Но, мама, брат… что будет с ними в таком случае? - Ты не умрёшь! – перебил её Джеймс. - Ты оптимист, но неужели ты не видишь реальной картины событий? Меня может спасти лишь чудо, но, увы, их не существует… Её ярко – рыжие локоны поблёскивали на солнце, а глаза, зелёные, как листья дуба, медленно прикрылись. По фарфоровой щеке скатилась одинокая слезинка, и впитав в себя солнечный свет, почти сразу исчезла. - Ты хочешь жить? – вновь спросил её Джеймс, поглаживая по руке, и остерегаясь зоны, где была вколота капельница. Глаза её вновь широко раскрылись, а ресницы, ещё не высохшие от слезинок, дрогнули. - Я… Я не знаю. – пролепетала она. – Но, какой прок от моего желания, если всё уже предрешено судьбой. - Пожалуйста, скажи мне, хочешь ли ты жить? – повторил Джеймс, чем вызвал у Поппи странное выражение на лице. Вновь накатившее ощущение тошноты наполнило девушку, и она соскочила с кровати, разорвав все эти тонкие проводки капельниц, что были воткнуты в вены, и поддерживающие более или менее безболезненное состояние. Достаточно долгое время провела Поппи в больничной уборной, склонившись над одной из раковин, и пытаясь освободиться от того, что засело в ней. Её босые ноги уже закоченели от холода кафельного пола туалета, грудь тяжело вздымалась, а рыжие волосы совсем укрыли бледное, исхудалое лицо. Это были всего лишь рвотные позывы, которые не приводили ни к чему, лишь давали напоминание о болезни. Вновь войдя в палату, Поппи заметила Джеймса, который сидел всё также на краю кровати, потирая в раздумьях свои виски. Его что – то тревожило. - Да. – тихо ответила Поппи, пряча замёрзшие ноги под больничное одеяло. Джеймс перевёл на неё непонимающий взгляд. - Я бы хотела избежать своей болезни, но не ради себя, а ради окружающих. Я не хочу, чтобы они бегали со мной по больницам, не спали ночь напролёт, прислушиваясь, жива ли я. Так что, да, я хочу жить. Парень томно и краем глаза взглянул на Поппи, которая устремила взгляд своих зелёных глаз вверх, рассматривая трещины на потолке. - Я могу помочь тебе. - Что? Она приподнялась на локте, и с недоумением взглянула на Джеймса. - Я смогу помочь тебе. – повторил парень, с некой опаской в голосе. – Но, Поппи, то что я тебе собираюсь рассказать, очень опасно как для тебя, так и для меня. Рыжеволосая сглотнула ком, застрявший в горле, и принялась ждать продолжения рассказа. - Я не совсем тот, за кого себя выдаю. Можно сказать, что я вообще не человек. Нечто среднее, между живым и мёртвым. Прошу, не пугайся того, что сейчас услышишь. Ты можешь конечно мне не поверить, и это исключительно твоё желание, но от этого моя сущность не изменится. Я – вампир, Поппи. Словно ножом по сердцу. Джеймс Расмусен – парень, который с самых первых дней их дружбы был всегда рядом, и вдруг говорит такие странные и повергающие в шок слова. - Уйди. – кратко ответила Поппи. – Пожалуйста, уходи. - Поппи… - Оставь меня! – выкрикнула она. – Вампир. Ты – вампир, чёрт подери. Неужели ты и правда думаешь, что я поверю в подобное?