Все бывает впервые

Наступила ночь и успокоила непрерывающееся с самого утра веселье. Разговоры стали тише, а игры спокойнее, пока… Повисшее было умиротворение нарушил приступ хохота. Все замолчали и обернулись к хихикающему Ричарду и смущенному Осрику. — Что такое? — заинтересованно спросил Джаред. Несмотря на поздний час, никто не хотел пропускать хорошей шутки. — Помните о желаниях? У Осрика остался не разыгранный фант… Я загадал ему желание… Но он никогда не целовался с парнями! Остальные засмеялись, начали подшучивать над сконфуженным Чау и делиться своими познаниями о поцелуях и не только, возрождая царившую тут несколько часов назад оживленную атмосферу… *** — Доброй ночи. Ты чего тут? — Миша укутался в одеяло посильнее. За окном уже начинало светать, а Дженсен сидел на подоконнике и, кажется, смотрел на восход. По крайней мере он решил предположить лучшее. Но что бы он там не задумал, на него было холодно даже смотреть. — Закрой окно, простынешь же! — Да я… — Дженсен махнул рукой, не закончив фразу, но с подоконника все же слез. — Ладно. Я пожертвую тебе свое одеяло. Но ты будешь мне должен. Коллинз подошел и набросил одеяло на плечи друга, едва коснувшись ледяной кожи руками. — Да ты обалдел! Пошли на кухню! — Ты такой заботливый, — протянул Дженсен, усмехаясь. Миша закатил глаза. — Если ты заболеешь, то будешь лежать дома и чаек попивать, а нас Боб пахать за тебя заставит. Давай-давай, живее, заодно и согреешься. Они дошли до кухни, и Миша сделал им чай. Он понимал, что с другом что-то не так, но разговоры на серьезные темы — не его конек… — Дженс… Я, может быть, не лучший собеседник, но у тебя все нормально? Дженсен улыбнулся ему, допивая свой чай. — Да, спасибо. Все хорошо. — Ну… Тогда спать? — Мише не то, чтобы хотелось заканчивать их не состоявшийся разговор, потому что друга явно что-то тяготило. Но раз тот не желает рассказывать — это его дело. — Можно… — согласился Дженсен. Коллинз встал, чтобы отправиться к себе, но его остановил тихий шепот: — Миш… Это все глупо, но… — Говори. — Я тоже никогда не целовался с парнями, — признался Дженсен с таким видом, словно совершил убийство. Миша, не сдержавшись, рассмеялся. — Только ребятам не рассказывай… — Что ты, я не поделюсь ни с кем прекрасной возможностью тебя стебать. — Ну Миш… — его глаза сверкнули неподдельной обидой, и Коллинз посерьезнел. — Да ладно-ладно. Ничего в этом такого нет. — Нет… — со вздохом согласился Дженсен и все-таки поднялся со стула. — Ладно… Пообещай, что не скажешь? Пожалуйста. — Это… ну, личное… И… — Мише почему-то неловко было говорить об этом с чересчур серьезно и внимательно слушающим его другом. — Обещаю. — Спасибо, — Дженсен просиял. — На самом деле это действительно ерунда. Обычное дело, — Коллинз снова нацепил маску расслабленного всезнайки, и неожиданное восхищение в зеленых глазах приятно согрело душу. — Ты и вправду ни с кем? Никогда? — И почему всех это так удивляет? — Эклз надул свои по-девчоночьи пухлые губы. Миша снова развеселился и подскочил к другу, а потом подхватил его на руки, словно кавалер в танце, и наклонился к его губам… Это должно было быть шуткой. Розыгрышем. Ничем серьезным. Миша думал, что Дженсен вывернется, или рассмеется, или сам он отстранится, чуть мазнув губами по щеке, чтобы потом хохотать над его реакцией… Но Дженсен замер, смотря на него необыкновенно проникновенно и нежно. У Миши было много поцелуев и еще больше взглядов, и восхищенных, и обожающих, и влюбленных… Но никто и никогда не смотрел так. Словно Миша — центр его мира. И он не смог устоять перед этим взглядом. Потянулся ближе и накрыл его губы своими, даже и не ожидая ответа, тем более такого нежного и чувственного. Сейчас, пока руки Дженсена обвили его шею, а их губы соприкасаясь, Миша почувствовал озарение. Нет, не было дикой страсти и желания сорвать с него одежду, и понимания того, что он любил Дженсена все время их знакомства и хочет провести с ним каждый момент своей жизни… Ну, только если немножечко. Но Дженс, озябший и согревающийся сейчас в его объятиях, жмущийся к нему так доверчиво — он был таким домашним, таким родным… И Миша понял, что после этого поцелуя для него все изменится. Вряд ли он посмеет признаться в чем-то Дженсену, но просто, может, будет чуть чаще ему улыбаться и чуть крепче обнимать… Дженсен отстранился первым, напоследок обведя его губы языком. — Ух ты… Спасибо. Я хотел попробовать. Это было… приятно. Миша едва смог совладать с собой. Приятно. Это было приятно… Черт, нельзя говорить такие слова, находясь так близко от его губ, что хочется пробовать еще и еще… — Да. Я тоже… хотел попробовать, — наконец смог выдавить он. — Ты же целовался с парнями? — полуутвердительно спросил Эклз. — Но не с тобой. Миша подумал о том, что стоит, наверное, отпустить его. Но Дженсен по-прежнему держался за его шею и смотрел ему в глаза. Может быть, если он немного продлит это мгновение, не произойдет ничего страшного? Дженсен не думал ничего. Он просто наслаждался теплом, обволакивающим его и согревающим, кажется, не просто тело, но и душу. Все его мысли превратились в солнечные вспышки чего-то прекрасного, и только одно он знал точно: причиной этих вспышек были синие глаза, от которых он не мог сейчас оторвать взгляда. Он не успел одуматься, как их губы уже снова соприкоснулись, а его пальцы зажили своей жизнью и зарылись в темные вихры. Миша прикрыл глаза, отвечая на поцелуй и сжимая Дженсена крепче, но все так же бережно. На этот раз он отстранился первым и вопросительно посмотрел на друга. Не то, чтобы ему нужен был ответ, но… — Я тоже хотел… попробовать. Поцеловать Мишу Коллинза, — Дженсен поздравил себя с маленькой победой. Он смог вспомнить его фамилию, а сейчас это казалось огромным достижением. — И… как? — глупо спросил Коллинз. Дженсен склонил голову набок, щурясь, словно смотрел на солнце. И, когда Миша уже хотел отпустить его и придумать какую-нибудь оправдывающую произошедшее шутку, как он наконец прошептал: — Мало. И Миша как привороженный, снова потянулся к этим чудесным губам, и на этот раз не отрывался от них, пока упавшая со стола чашка не заставила их придти в себя. Третий поцелуй. Два — еще могут сойти за случайность или нелепую ошибку, но три… Да, это было уже почти серьезно. Только вот для обоих ли? — Что такое? Война? Есть потери с нашей стороны? — послышался голос из недр коридора, принадлежащий предположительно Себастьяну. Если кто-то застукает их в таком положении… Да еще и Себастьян — один из главных сплетников площадки… Даа, обычными для друзей приколами это не обойдется… Миша кратко поделился своими опасениями с Дженсеном. — Да, — спокойно согласился тот. — Почему тогда ты все еще обнимаешь меня? — Я… А ты… А ты тоже! — старая, дурацкая и до ужаса детская отговорка. Но Миша не хотел быть инициатором разрыва этой неожиданной близости. А потом он внезапно вспомнил, что он — главный шутник и пошляк каста Сверхъестественного, и негоже ему краснеть и заикаться под пронзительным зеленоглазым взглядом. — Пусть смотрит, если ему так хочется. Расскажет всем, что ты занят мной. — Ребята? Подкрепление уже в пути! — Знаешь, ты мог бы поцеловать меня еще раз, — задумчиво сказал Дженсен. И в его голосе не было ни издевки, ни даже намека на шутку. Коллинз, не сомневаясь больше не секунды, воспользовался этим предложением и с наслаждением поймал соблазнительно приоткрытые губы своими. Выражение лица Себастьяна хоть и было бесценно, но не шло ни в какое сравнение с тем, что Дженсен крепко сжал его руку своей и улыбнулся. И взгляд у него был тот самый, и никакие проблемы Мишу уже волновать не могли, и счастье поселилось у него в груди такое, что хватит на всю жизнь. На двоих хватит…