You Are The Blood

— Я чувствую, что воскресный обед почему-то всегда лучше, чем остальные другие, — говорит Лиам. Он и Зейн направлялись обратно в комнату Зейна, после почему-то-лучшего-обеда-в-воскресенье. — Это словно извинение, — говорит ему Зейн. — Словно он такой, «эй, прости за всю эту тяжёлую неделю, прошу, прими в знак примирения эту божественную еду». — Следующая неделя будет куда лучше этой. Никаких тебе занятий, а также скоро Рождество и Рождественский бал, — говорит Лиам. — Не знаю за что сегодня были извинения, но шоколадный пирог с мятой был божественен, так что я не жалуюсь. Зейн, чьи карманы были набиты кусочками мятного пирога, которые он запихал туда до того, как все испарилось с тарелок, не мог с ним не согласиться. — Ох, ты, конечно, прости меня, но не могли бы мы вернуться ко мне в общежитие? Это будет очень быстро, — спрашивает Лиам, когда они были уже на полпути к комнате Зейна. — Мне нужно захватить сменную одежду на завтра, дабы избежать, подколов со стороны Найла, о том, что я хожу в одном и том же вот уже второй день подряд. Зейн ухмыляется, но соглашается и вскоре, они оказываются перед портретом Полной Дамы. — Добрый вечер, молодые люди, — приветствует их она. — Пароль, пожалуйста. — Лакричная палочка, — говорит Лиам и Полная Дама открывает им проход в общую гостиную Гриффиндора. Они поднимаются по лестнице в комнату Лиама, задыхаясь и тяжело дыша к тому времени, как добрались наверх. — Я думаю, Слизерин делает наоборот, — как-то сказал Лиам, — Например, в первый год надо было подняться по куче лестниц, а по прошествии семи лет все, что тебе надо сделать, так это пару шагов и вот она, твоя комната. Мы не любим мучить первогодок, думаю, этим мы и отличаемся, — говорит Лиам с шутливой улыбкой. В комнате Лиама они обнаружили Найла, сидевшего на своей кровати и обнимавшего за плечи Луи, который выглядел измученным и удрученным. — Еще рано идти спать, Лу, — говорит Найл, пожимая плечами. — Смотри, здесь Зейн и Лиам, мы можем весело провести с ними время! — Я так устал, — говорит Луи и его голос звучит… по-другому, в нем есть нотки печали и такое ощущение, что он плакал. — Я просто хочу лечь в кровать, но… эй, ребята. — Луи, — приветствует его Зейн, явно обеспокоенный поведением своего друга. — Что не так, милый? — Найл… он… не… позволил… мне… идти… в… кровать, — говорит ему Луи, с каждым словом утыкаясь в плечо Найла все больше и больше. — Я просто… я так чертовски-мать-его-устал, и да, ты был дерьмовым другом. Найл насмехается над ним, игнорируя его слова. — Нет никакого смысла в том, чтобы ложиться спать, когда тебе грустно, Луи, будет только хуже. Слушай, может Ли и Зейн смогут поднять тебе настроение? Я разрешу тебе пойти спать только, если услышу твой смех, приятель. Я не видел твоей улыбки весь день. Луи поджимает свои колени к подбородку, обнимая их. — Я в порядке, хорошо? Просто забудем. — Что случилось? — спрашивает его Зейн. Он никогда не видел Луи таким. — У Луи был немного дерьмовый денек, — говорит Найл. — Да, но, знаете, все кончено, я хорошо поплакал, ничего не поделаешь. Мы можем просто прекратить говорить об этом? — говорит Луи. Он не сердится, не требует, но… он словно умоляет, так, будто бы он просит о разрешении или о чем-то подобном. Найл дает ему последние мгновения для того, чтобы поплакать в свое плечо и встает. Луи в тот же момент падает на кровать с балдахином, сворачиваясь в позу эмбриона и не произнося ни звука. Все это очень тревожит Зейна и, видимо, Найла тоже, потому что тот наклоняется к Зейну, чтобы прошептать ему: — Я бы хотел знать, как помочь Луи. Зейн хмурится, но прежде чем он успевает что-либо ответить, Найл тихонько продолжает:  — Я нашел его плачущим в одном из коридоров, ведущих в башню Гриффиндора, а затем отвел в «Кабанью Голову». Он рассказал мне… очень много, эм, всякого сегодня. Например, всё за последние семь лет. И еще о его родителях. Зейн кивает. Он все это знал, но ничего не могло так сильно расстроить Луи. Он никогда его таким не видел. — Произошло ли что-нибудь за последние три дня такого, что могло его так расстроить? — Ну, — начал Найл, понижая свой голос еще больше. — Он, эм… Я не уверен, могу ли я… ох, блять, я уверен, что он сказал бы тебе, раз рассказал из всех возможных людей мне… он позволил Гарри доминировать прошлой ночью? У Зейна просто не было слов. Его челюсть поздоровалась с полом в комнате. То, что сказал Найл, прозвучало больше, как вопрос и Зейн полагает, а почему бы ему так и не звучать? Ведь многие студенты в Хогвартсе мало что знают о сексе и его терминологии, предпочитая быстрые перепихоны по пьяни и судорожные дрочки в укромных уголках замка. Но, что еще важнее, вот ты ж блять… — Ты… ты что? — шепчет Зейн, стараясь еще больше понизить голос. — Ты уверен? — Это то, что он сказал, — говорит Найл. — Я думаю, что упустил что-то очень важное, потому что твоя реакция кардинально отличается от моей. — Он никогда… Луи никогда… не позволял людям делать это, — говорит Зейн слабым голосом. И где вообще Гарри? — Ну, он, вероятно, жалеет об этом, так как Луи сказал, что Гарри бросил его этим утром, отправляясь на шоппинг с Ником, потому что они вместе идут на Рождественский бал. Зейну становится тяжело дышать и разговаривать. Он надеется, что просто не расслышал Найла из-за его шепота. — Они… Луи и Гарри, ты их имеешь ввиду? — Нет, Ник и Гарри. Зейн просто не может контролировать свой гнев и его голос становится в разы громче. — Ты должно быть, блять, шутишь… — Я могу слышать вас, вы это знаете? — прерывает их голос Луи. — И я не особо хочу слушать вашу болтовню. — Мы просто стараемся понять, как тебе помочь, — говорит ему Зейн. Все встало на свои места. Найл был полезен, по крайней мере, он неосознанно проинформировал Зейна, что Луи переживает один из самых ужасных моментов сейчас. — В помощи не нуждаюсь. — Это ужасно видеть тебя таким, Лу, — умоляющим голосом, произносит Зейн, начиная подходить к нему. Он единственный человек, среди Лиама и Найла, кто мог бы иметь какое-либо представление о том, через что сейчас приходится пройти Луи. Он никогда не делал это сам, но Зейн читал об этом в нескольких книгах в Запретной секции. — О, Господи, просто оставьте меня в покое, — стонет Луи, отворачиваясь от них как можно дальше и скручиваясь калачиком еще больше. Зейн надеется, что не делает ужасную ошибку, но он полностью уверен в том, что если Луи удастся оттолкнуть всех прочь от себя сейчас, ему станет еще хуже, чем уже есть. Что Луи нужно в данный момент, так это внимание, объятья и успокаивающие слова, даже если он не хочет их слышать. Зейн поворачивается и показывает жестами Лиаму и Найлу, что им следует уйти. Но, как бы сильно он не хотел, чтобы они остались, возможно, при меньшем количестве людей Луи сможет пойти на контакт, открыться. Очень запутанный Лиам показывает ему два пальца вверх, хоть и выглядит это грустно. Он выходит из комнаты вместе с Найлом. — Лу? — тихо говорит Зейн, как только парни уходят. Он заползает на кровать, оказываясь позади Луи, что заставляет того вздрогнуть. И это словно делает его еще меньше, чем он есть. — Шшш, здесь только я и ты, милый, все будет хорошо, все хорошо. — Прошу тебя, просто дай мне поспать, — еле слышно умоляет его Луи. — Прошу тебя, Зейн, я так устал, оставь меня одного… — Я не могу это сделать, Лу, — говорит Зейн. Его голос такой бархатный, словно густое покрывало, что накрывает тебя в холодные вечера. Зейн протягивает руку и касается плеча Луи. Луи сбрасывает ее. Полный решимости выйти с ним на контакт, Зейн скидывает ботинки и оборачивает свои руки прямо вокруг талии Луи. Луи кричит и начинает вырываться, практически не прилагая к этому физически усилий из-за того, что он слишком слаб, словно ему безразлична забота Зейна. Привычный всем жизнерадостный, яркий Луи, выглядел теперь так тускло, не было его привычного сияния, как будто он светился изнутри. Зейн крепко держит его и прижимает к себе. — Помоги мне позаботиться о тебе, прошу, прошу, Луи, ты заслуживаешь быть счастливым… — Нет, — всхлипывает Луи, содрогаясь всем своим маленьким и хрупким телом. — Заслуживаешь, — настаивает Зейн. — Заслуживаешь, ты заслуживаешь так много замечательных вещей в твоей жизни, малыш, но для начала ты должен впустить меня в нее, обещаешь? Луи никак не реагирует на его слова, он просто продолжает сдерживать рыдания и всхлипы, продолжая слабо бить Зейна рукой, чтобы тот его отпустил. — Прошу, — умоляет Зейн, прижимаясь к Луи так сильно, насколько он мог. Он чувствует беззвучный плач Луи, который тот старается заглушить. — Лу, я люблю тебя, я так тебя люблю, прошу, позволь мне помочь тебе. И, кажется, он позволит ему это сделать: по каким-то неизвестным причинам Луи прекращает двигаться и вырываться, словно желая раствориться в этой кровати. Он затихает в объятьях Зейна, также как и его плач, который постепенно сходит на нет, но тут же вновь набирает полную силу. Он больше не пытается скрывать свои чувства, Луи просто разворачивается лицом в подушку Найла и его слезы быстро пропитывают ее ткань. Зейн продолжает разговаривать с ним, бормоча ему на ухо успокаивающие, добрые и поддерживающие слова, чтобы убедиться, что Луи знает, что он рядом, что он никуда не уйдет. Зейн прочитал всего пару глав, но он точно уверен, что самое главное и очень важное правило в играх доминантов и сабмисивов, так это то, что доминант должен остаться рядом со своим партнером и убедиться, что с ним все в порядке, что с ним все хорошо, а не уходить куда-то. Но Зейн… Зейн не Гарри. Ему остается надеяться, что его хватит для того, чтобы помочь Луи разобраться в себе и понять, что творится в его голове. — Зейн, — всхлипывая, наконец-то произносит Луи. — Зии, по—о—ожалуйтса помоги мне, я не… не мо—оо—гу пе—перестать плакать… помоги… Голос Луи звучит отчаянно, словно он испуган, словно он хочет прекратить, но не знает, как и это безумно пугает. — Эй, давай, обернись, — шепчет Зейн, подталкивая Луи в плечо. Луи, на удивление, поддается ему достаточно просто, давая Зейну полный обзор на свое красное, заплаканное лицо, прежде чем обнимает его, утыкаясь ему в грудь лицом, продолжая плакать. И Зейн думает, что тот еще никогда не казался ему таким крошечным и беззащитным, как сейчас. Луи лежит рядом и ему так удобно, что он позволяет Зейну нежно целовать себя в голову раз за разом. Спустя долгое время, Луи затихает, все еще крепко держась за Зейна и уткнувшись теперь в его пропитанную слезами рубашку. Обычно, когда Луи обнимался, он всегда постоянно ворочался как кот, который не мог найти идеальное комфортное место. Но сейчас он совершенно неподвижен, все еще крепко прижимается к Зейну и только иногда двигает головой, чтобы была возможность дышать, в то время как остальное тело не двигалось словно налитое тяжестью. Зейн старается очень тщательно подбирать слова. — Найл рассказал мне, что случилось. Луи кивает. — Немного дерьмовый денек. Он обнимает Зейна так крепко, что становится почти неудобно, но Зейн не смеет жаловаться, не тогда, когда Луи более или менее успокоился и начал разговаривать. — Я… ну… я кое-что понял, — говорит Луи. — Ммм? — спрашивает Зейн, побуждая Луи вести разговор дальше. — Ну, как ты уже знаешь, я… я не хотел быть с Гарри, встречаться с ним или что-то подобное. — Верно. — Ну, я, кажется, понял почему. Это, эм… ну я так думаю, я боялся, что однажды он найдет кого-то получше, чем я. У Зейна от боли сжимается сердце. — Это все не прав… — И знаешь, что самое смешное, это то, что… — голос Луи немного срывается, когда он перебивает Зейна, и он старается замаскировать это под смех. — И знаешь, что заставило меня понять это? Понять то, что я боялся именно того, что он… что он бросит меня? Но Зейну это не кажется забавным. — Луи… — Я… — Луи перебивает его. Кажется, что ему нечего сказать, он просто не хочет услышать то, что скажет Зейн. — Я, эм, ну… Найл сказал мне, что Гарри был влюблен в меня, и это… это звучит ужасно странно, словно сама идея об этом… — Правда? — спрашивает Зейн удивленным голосом. Он всегда думал, что Луи знал, что решил ничего с этим не делать или же, по крайней мере, просто не признавать это. — Ну, да, я не знал. Я всегда знал, как он смотрит на меня, словно, ну знаешь, все это напряжение между нами или что там еще, но я думаю, что я обманывал себя, когда верил, что этот взгляд был лишь просто… влечением или чем-то подобным. Зейн фыркает. — Лу, то, как я смотрю на тебя, когда мы зависаем вместе, и было влечением. Гарри же смотрит на тебя совершенно по-другому. Луи всхлипывает, затем делает глубокий вдох и говорит: — Тоже самое сказал Найл, так что, ну, я размышлял об этом и о том, что всегда думал, что недостаточно хорош для Гарри, не достаточно хорош, чтобы быть другом и конечно же недостаточно хорош, чтобы быть… быть с ним, ну, ты знаешь, и просто все, блять, встало на свои места, потому что… Он недоговаривает, глотая воздух и собираясь молчать, не поднимая взгляд от груди друга. Зейн, кажется, знает, что хотел сказать Луи. Зейн также думает, что это одна из худших вещей, что он когда-либо видел. — Я думаю, — наконец-то продолжает Луи таким робким и тихим голосом, что Зейну приходится напрягаться, лишь бы услышать его. — Я думаю, что всегда немного был… влюблен в него. С тех пор, как он сел рядом со мной после распределения, и все становилось только хуже с каждым годом, словно… я чувствую, как мое сердце буквально болит. И теперь, насколько сильно я облажался и какое же это чертово клише, не так ли? — Это не должно заставлять тебя чувствовать себя хуже, — говорит Зейн. Он никогда не был влюблен, но читал об этом. И Лиам… что же, вполне вероятно, что Лиам сможет быть тем, в кого влюбиться Зейн, возможно. Он просто должен подождать и все станет ясным. — Н-но это т-так и есть, — заикаясь, говорит Луи, как будто он старается сохранить свое самообладание и не заплакать снова. — Это становится только хуже, потому что мы все делали не так, и сейчас мы так облажались, потому что я позволил ему доминировать, потому что я такой дурак, а затем, а затем он ушел. — Это не твоя вина, — быстро говорит Зейн, приобнимая Луи за плечи. Луи тяжело вздыхает. — Это… такая вещь, где оба человека должны доверять друг другу, заботится друг о друге. Гарри… Гарри, он не заботился о тебе? Он хотел сказать это как утверждение, но получилось так, словно задал вопрос, потому что все, что он знал, было информацией, любезно предоставленной Найлом. Луи кивает и, кажется, не особо горит желанием, говорить что-то еще по этому поводу. Вместо этого, он с горечью в голосе произносит: — Полагаю, это было не то, на что он надеялся. — Луи, — говорит Зейн, звуча расстроенно, и обнимает Луи еще крепче. — Никто из вас не виноват, я тебе клянусь. Луи ничего не отвечает. Зейн тяжело вздыхает; по крайней мере, Луи немного выговорился, хотя бы так. — Хочешь переночевать тут сегодня? Ты говорил, что ты устал. Луи трясет своей головой. — Я не хочу тут спать. Чертовы общежития Гриффиндора, ради всего святого. Зейн слабо улыбается. — Хочешь, я провожу тебя обратно в твою комнату? Луи… он снова трясет своей головой. Зейн хмурится. Возможно, Луи не может смириться с мыслью о том, что ему придется спать не с Гарри или же о том, чтобы не общаться с Гарри. Или же, возможно, мысль, которая беспокоит его больше всего, — это то, что Гарри может не придти сегодня ночевать в свою комнату вообще. И Зейн не собирается выяснять, что именно его тревожит. — Хочешь поспать на моем диване? Наступает небольшая пауза, а затем Луи кивает. Зейн тихонько смеется. — Отлично, давай тогда пойдем, чтобы я смог трансфигурировать его в кровать, прежде чем ты уснешь на нем. — Ты не должен использовать магию или делать что-либо, — настойчиво говорит Луи, в то время, как Зейн хочет помочь ему. — Если б ты смог просто, ну ты знаешь, одолжить мне одно из своих одеял, это было бы здорово. Зейн вздыхает. — Все что захочешь, Лу. Позже, той же ночью, после того, как Луи уснул, расположившись на очень большом диване, укрываясь толстым одеялом с символикой Рейвенкло и находясь в окружении нескольких подушек, что так любезно дали ему Зейн и Перри, Зейн спускается в гостиную и трансформирует подушки в маленькие, индивидуальные ортопедические матрацы.