...
В тот день, когда умер мой отец, я закрылся на чердаке и проспал там от бессилья, зарывшись в старые коробки, двое суток. На третьи я почувствовал обернувшееся вокруг меня тепло. Ты сказал, что никогда не оставишь меня одного и будешь рядом всегда, что бы я ни делал. Топившее меня двое суток одиночество не вернулось и в тот момент, когда гроб с телом отца глухо стукнулся о дно могилы....
Пройдя через первый, пятый, сороковой отказ, я исписывал химическими формулами тетрадь так, что трещал от натуги карандашный грифель, и вдруг понял, что в каждой из тех девушек я любил только тебя. С тех пор я больше не искал себе вторую половину. Я был целым уже семь лет....
Тёплые ладони прикасались к моим щекам, и что-то в глубине меня заликовало — получилось. Я медленно приоткрыл глаза и увидел над собой твоё лицо. «Ты пришёл», — сказал я и протянул к тебе руки. «Я не уходил», — прошептал ты, удобнее устраивая лицо в моих ладонях. Первый раз, когда я трогал тебя. Мы разговаривали тогда дольше обычного. Счастье плотным световым потоком распирало мне грудь. И я спросил: «Как скоро мы встретимся?» — а ты ответил: «Какая разница, ведь главное, что мы нашли друг друга, а это не каждому дано. С кем бы ни был ты, и с кем бы ни был я, мы принадлежим друг другу. Но не укорачивай, пожалуйста, свою жизнь: я не меньше твоего хочу тебя увидеть». Я поднялся с засаленного матраца и держась за стенку побрёл к выходу. С тех пор прошло почти десять лет, и я по-прежнему не принимаю наркотики....
Мне было тридцать три, когда мы впервые встретились физически, и тридцать пять, когда я шагнул в бездну ради тебя. Ты не помнил наших встреч там. Ни одной не помнил. Но это точно был ты, я не мог не узнать. Я ждал тебя тридцать три года, решил, что смогу и ещё подождать, потому ни о чём не спрашивал, но злился, что ты не можешь вспомнить то, что поддерживало жизнь во мне долгие годы. Я сомневался... Называл тебя идиотом... Не ценил... А потом уже стало слишком поздно что-то изменить. Каждый день после прыжка я думал о тебе, хотел к тебе, представлял, что нахожусь рядом с тобой, и молил, чтобы ты как прежде пришёл ко мне хоть разок, хоть на секундочку. Но ты не пришёл. Тогда я ещё не знал, что все два года моего отсутствия ты видел меня каждую ночь....
Мне показалось, что ты удивился моему появлению лишь ради приличия. Останавливая кровь, шедшую носом, я наблюдал, запрокинув голову и скосив глаза, как ты придерживаешь дверь своей спутнице, и вдруг понял: всё выглядит так, будто бы два года не было тебя, а не меня. Я раскладывал шестьдесят восемь минут нашей встречи на отдельные секунды, и каждый раз находил неопровержимые доказательства своей догадки. А через неделю ты позвонил мне и сказал, что чувствовал моё присутствие рядом каждый день, где бы ни находился, и я наконец рассказал тебе всё, что должен был рассказать с самого начала....
В ночь после твоей свадьбы я попытался забыть тебя, вновь сев за тетрадь с химическими формулами. У меня не получилось. В тебе я люблю тебя. От тебя мне бежать некуда....
Я зло запустил ложкой с едва закипевшим кокаином в стену. Я обещал тебе. Тогда....
— Шерлок, когда тебя не было, кхм... как глупо звучит... В общем, ты сказал, что не важно, вместе мы или не вместе, ведь главное, что мы нашли друг друга, а это не каждому дано... — ...с кем бы ни был ты, и с кем бы ни был я, мы принадлежим друг другу. Не удивляйся, ты сказал мне то же самое Джон. — Мда... А я ничего не говорил тебе насчёт того, что будет, когда мы встретимся? — Нет. А я тебе? — Тоже. — Джон, я люблю тебя. — Шерлок... — Джон, если бы не ты!.. Я не знаю, был бы я жив. — У меня... дочка, Шерлок. Господи, Шерлок!.. Что же мы наделали?.. Что нам теперь делать? — Обними меня хоть раз... Наяву, я имею в виду. — Чёрт. Боже!.. Как же... как же ты мне нужен!.. Шерлок!.. Я там загибаюсь без тебя. Что за дурдом? Эти сны, этот ты, это всё... — А я... Джон. Джон... Мне хотелось залезть к тебе на колени, врасти в тебя, пустить корни. Мы сидели плечом к плечу, и этого было неожиданно достаточно. Я находился на грани, не понимая, как меня ещё не разорвало на части от навалившегося на меня горя. В ту ночь ничего не произошло. На целый долгий год нас с тобой накрыл полнейший штиль....
У тебя было занято два часа. Я волновался, сбрасывал и снова набирал, а когда дозвонился, твой голос из трубки размазал меня по полу отборным английским матом за болтовню по телефону. Я смеялся от облегчения, а ты всё ещё не понимал, что мы оба безостановочно трезвонили друг другу целых два часа. Когда минут через десять ты закончил смеяться, то сказал: — Я понял! А я ответил: — И я! И мы снова рассмеялись до хрипоты и счастливых слёз. Откашлявшись, ты продолжил: — Кто сказал, что, встретившись физически, мы сможем быть вместе полноценно? — и я закивал, хоть ты меня и не видел. — Мы же даже разобрались что к чему только спустя пять лет. Ты знаешь, я подумал... что если мы ещё не все дела сделали до того момента, когда сможем по-настоящему воссоединиться? То есть... не именно дела, конечно, ну, ты меня понял... Просто... кхм... что если мы ещё, ну... не стали теми, кем должны быть, чтобы оценить то, что мы имеем? Ты же говорил, что злился на меня и не ценил, и всякое такое. Мы должны научиться любить друг друга, иначе даже если я уйду из семьи, мы всё разрушим... Не только наши отношения, я имею в виду, но и ещё две жизни. И если уж на чистоту, я не чувствую, что должен уходить именно сейчас. Плохо будет, именно если я уйду. Плохо всем нам четверым. Дочка не виновата, что мы с тобой такие... Ведь мы же и так есть друг у друга, как ты мне и... Шерлок? Шерлок, ты меня слушаешь?.. Мой мудрый, мудрый Джон. Конечно же, я слушал. И глотал слёзы как можно тише. Ведь я сам хотел сказать тебе то же самое....
И теперь я жду. Моя дверь для тебя всегда открыта....
Скрипнула половица. В дверь постучали.