Я буду звать тебя "Бон-Бон"!

— О, Рон! Мой сладкий, наконец-то! Опять тебя наша грымза задержала? Профессор Трелони говорит, что МакГонагалл плохо кончит. Но не будем о ней, мой сладкий! Сегодня наша очередная встреча с Роном. Я так рада, что МакГонагалл задержала его ненадолго, ведь вчерашнее свидание он из-за нее пропустил. И позавчерашнее… И поза-позавчерашнее… Ну, точно грымза! Наверняка помогает этой Грейнджер, своей любимице-заучке, которая даже нормальную прическу сделать не в состоянии! И чего только в ней нашел МакЛагген — ума не приложу. Хотя Кормак и сам не ахти: настоящий горный тролль. Вот мой Рон, он красавчик: у него такие милые веснушки на носу и на щечках, а еще волосы, хоть и как солома, но солома-то эта — моя. Он весь мой и больше ничей! Интересно, а почему Рон так кривится каждый раз, как я называю его «моим сладким»? Он же действительно сладкий: стоит нам начать целоваться, как оторваться невозможно! А когда он нажимает своим языком на мой и прижимает к себе покрепче сильными руками… Мерлин, надеюсь, никто не видел, как я покраснела? А то скажут, что Лаванде Браун не нравится, как целуется ее парень. Вот чепуха-то, очередные сплетни! И все-таки, почему он так кривится? Может, придумать ему другое нежное прозвище? Только я хочу, чтобы оно было связанно непременно со сладостями. Пироженка? — нет, слишком калорийно. Бублик? — нет, он же не пухлый. Карамелька? — это скорее к девушке относится. О! Я же когда-то читала в «Ведьмополитене» статью про «вкусные» фразы на разных языках мира! Помню, мне тогда очень понравилось слово «конфетка» на французском. Как же оно звучало? Как-то забавно… Мон-мон? Тон-тон? Ах, точно, бон-бон! Как это мило! Надеюсь, ему понравится: все-таки, не «сладкий», не «аппетитный» какие-нибудь банальные… Надо будет еще почитать фразы на французском: забавный язык… Интересно, а почему, когда мы целуемся, Рон иногда бледнеет? Может, он чем-то болен? А вдруг это заразно? Мерлин, какая я легкомысленная! Хотя, если подумать, то мы будем болеть одной и той же болезнью, это нас еще больше сблизит. Ах, как романтично! Если это серьезно, то нас могут положить в Больничное крыло, и мы будем лежать на соседних койках, держась за руки и повернув головы друг к другу… * * * Мерлин, и как только меня угораздило начать встречаться с Лавандой? Это же тихий ужас! Хотя какой тихий? — она кричит всегда на весь коридор, никак не скроешься — заметит аж в другом конце! Ну вот. Опять целоваться. Сколько же можно? У меня уже губы стерлись и челюсти болят от ее чмоканий. Неужели нельзя поговорить? О квиддиче, о метлах, о еде, в конце концов! Даже с Гермионой можно хоть о чем-нибудь да поболтать. Нет, с Лавандой ни в коем случае нельзя говорить о еде: ее «сладкий» у меня уже в горле приторным комом стоит. Ох, сегодня должна быть тренировка. Прошлый раз прошел на ура благодаря Гарри с его «Феликсом», надеюсь, что в этот я справлюсь и без зелья. Главное — верить в себя. И я поверю, обязательно поверю. А, черт, Лаванда, баста! Мне воздуха не хватает! Может, если я буду погрубей, она сама отлипнет? Странно: я нажимаю сильней пальцами на ее талию, ей же должно быть больно! — но нет, она еще теснее прижимается. Девушки, они такие непонятные… У меня спина болит, сколько можно-то? А-а-а, спасите кто-нибудь, ну пожалуйста… — Десять баллов с Гриффиндора за непотребное занятие посреди коридора. Браун, отведите Уизли в Больничное крыло, чтобы мадам Помфри дала ему Успокоительное. Он уже весь посинел, и, думаю, под ритм его сердца можно отбивать чечетку. Снейп? Вот уж никак не думал, что спасение придет в его персоне… И все-таки, гад, снял баллы. Что, завидно? Лаванда отвлеклась — надо сматываться, пока она дует губы и поправляет волосы. * * * — Рон, куда ты? Рон? — Извини, мне нужно бежать! Пока! — Но, Рон… Я буду ждать тебя, любимый! Я буду звать тебя «Бон-Бон»!