teach me how to love

— Сугавара-сенпай, твои плечи. Заканчивался второй сэт их пляжного безумия. Нет, волейбола, конечно. Но безумия, ворчал ошалевший от жары Танака. А ведь даже не лето, май. Учебный год только начался, а они уже свалили из Мияги на выходные. Вакаяма — идея капитана, но больше остальных туда хотели все равно только двое. Они ведь снимали домики. Один домик — на два человека. — А что с ними? Красивый, тут же подумал Тобио, очень красивый. Вроде взрослый, но кажется таким невинным. В этом его очарование, если только в этом. Кагеяма же считал, что его сенпай хорош во всем. Сенпай от прямолинейных признаний кохая всегда смущался. — Обгорели, — задумавшись, Тобио помедлил с ответом. А когда посмотрел на плечи Сугавары, то осторожно коснулся подушечками пальцев некоторых мест. Коуши вздрогнул моментально. — здесь и здесь. И здесь еще. — Тц, мелкий. Все же смотрят. — Так и пусть смотрят. Кагеяма решил, что им, как победителям двух сэтов подряд, можно позволить себе такую шалость. Шо кричал, чтоб завязывали с этим обменом нежностями и сосредоточились на игре, вопил про свое вечное "игра не закончена, пока мяч не коснулся площадки". В их случае, площадка — это рыжий, нагретый солнцем пляжный песок. — Да ладно, харош уже. Мы, конечно, люди не злые, но можем и не то подумать. Цукки хмыкает, поправляя сползшие очки. Такой крутой, или что? Кагеяма мигом оборачивается, зыркает своим фирменным взглядом, который мог бы запросто убивать целое население, если такое было хотя бы теоретически возможно, но ничего не сказал, да и не сделал, ведь сенпай вдруг схватил его ладонь рукой, а когда Тобио на него посмотрел, то наткнулся взглядом на губы, вытянувшиеся в короткой улыбке. Эта улыбка теплее солнца. — Окей, живи пока. Кей выдохнул громкое "ха" и схватил вдруг Ямагучи, и без того веснушчатого, так сегодня этих рыжих меленьких пятнышек еще поприбавится, солнцепек жуткий. Однако, эти солнечные ванны всем нравились. Игры солнца не воспринимала лишь их бледная, не предназначенная для них, кожа. Ямагучи заныл, когда Цукишима ткнул его пальцем в грудь и по слогам процедил, что "если они проиграют, то это будет на его, Тадаши, совести". Не совсем ясно, за какие такие заслуги Ямагучи влип по самое зашибись. На правах лучшего друга, наверное. Выигрывает, конечно, команда Коуши. Команда бывших полчаса назад соперников отправилась за прохладительными напитками и такояки, а команда победителей валялась в тени работающей только с июня лавки по аренде лежаков. Голова Коуши лежала на коленях Тобио, довольного победой, как и всегда, впрочем. Сугавара был доволен кое-чем другим. Остальные занимались своими делами. — Сенпай, позволь мне. Кагеяма, слегка смутившийся, что не каждый день увидишь, подошел к Коуши с небольшим тюбиком, зажатым в кулаке. Сугавара повел бровью, вопросительно, а Кагеяма триста раз умер на месте. Мальчики не могут так нравиться. Так могут нравиться только девушки с обложек пошлых и не очень журналов. Надо будет спросить у Рюноске, что с этим делать, подумал Кагеяма прежде, чем Коуши ослепительно улыбнулся. А после, Тобио больше думать не мог. — Ладненько. — он был таким милым, с самого начала, всегда. Его острые ключицы хотелось потрогать так же, как недавно Тобио касался его истерзанных лучами солнца плеч. Они так хорошо проглядывались через глубокий вырез красной майки с "we can we will" надписью белого цвета, что становилось очень и очень плохо. С каждой новой секундой, или что это было. Кагеяма медленно отвис, откручивая тюбик с восстанавливающей мазью и выдавливая немного на пальцы, для пробы. Сугавара, тем временем, разделся и смял ткань майки в руках. Видно было, волновался. Словно не просто принимал помощь от кохая, словно нечто большее. Они присели в тени, далеко от берега моря, но соленый, прохладный морской ветер все равно доносился до них, приятно обдувая. Даже если это всего лишь выходные, они все счастливы провести здесь время. Играя в пляжный волейбол. На спор. — Прости, — Кагеяма прикусил нижнюю из губ, когда Коуши шумно выдохнул от неприятно болезненного жжения, которое возникало не просто из-за прикосновения пальцев к коже; когда Кагеяма втирал мазь в поврежденные места, следуя инструкции на упаковке. — Я не хотел сделать больно. — Я знаю, знаю, мелочь. Просто не три так сильно. — Хорошо. Тобио не чувствует себя таким уж и виноватым, когда Сугавара ободряюще улыбается, как бы говоря "не волнуйся, я не злюсь на тебя, ты ни в чем не виноват". Тобио чувствует себя счастливым, когда после этого уже натянувший обратно майку сенпай ложится на его колени и позволяет перебирать свои светлые волосы. Хмурит такие же светлые брови, когда Танака бормочет что-то про яойные додзи, которыми его одноклассница задолбала, оцени да оцени. Суга только больно, судя по ойканьям Рюноске, бьет пяткой по коленной чашечке и, довольный, вновь обращает все свое внимание на кохая, который смущается на него смотреть из-за слов другого сенпая. — Ты мне нравишься, — так громко, чтобы Танака слышал. — запомни это, а на остальных забей. Если ты будешь прятать свои глаза от меня, я снова подумаю, что ты колючая бука, как в самом начале. И обойду тебя стороной, даже не пожалев. Докажи, что ты взрослый мальчик. Рюноске прыскает от смеха, какой он взрослый в свои-то пятнадцать. А Кагеяма, покрывшись пятнами не то смущения, не то раздражения, заглядывает в сенпаевские глаза. Живот сводит судорогой, в голове одна только команда: прекратить это и не смотреть больше, не падать больше, не любить сильнее, но и та, единственная, отчего-то не выполняется мозгом. Он вконец потерял над собой контроль, по уши влюбившись. Но и этого мало, потому что он чувствует, что можно и больше. Сильнее, глубже, серьезнее. Кагеяма в любви полный профан, но Сугавара тоже. Просто он взрослый, семнадцатилетний старшеклассник, и для прикрытия этого более, чем достаточно. Они научатся любви у друг друга.